Читать книгу Воля богов! Повесть о Троянской войне - Леонид Свердлов - Страница 16
Часть первая. Олимпийское спокойствие
Собрание богов
ОглавлениеПод присмотром Асклепия Аид стал поправляться и через некоторое время сам занялся делами подземного царства. То, что он увидел, его совсем не обрадовало.
На следующем собрании богов он взял слово и сказал такую пламенную речь, что многие присутствующие не смогли разобрать ни слова. Страдания в подвале Сизифа и последовавшая болезнь отбили у него олимпийское спокойствие и присущую богам надменную сдержанность. Он топал, размахивал руками, срывался с крика на визг, вводя коллег в смущение и недоумение.
– Ну что ты, братец! – попытался успокоить его Зевс, когда Аид замолчал, то ли закончив, то ли собираясь с новыми силами. – Тебе тяжело пришлось, мы сочувствуем и всё понимаем. Скажи только, чем мы можем тебе помочь. Может, тебе материалы какие-то прислать? Или хочешь, мы у тебя в подземном царстве гастроли Орфея устроим?
Аид опять заорал что-то неразборчивое.
– Спокойнее, брат! – дружелюбно сказал Зевс, дождавшись конца речи. Кажется, громовержец был единственным, кто разобрал какие-то слова разнервничавшегося бога. – Мы же решили эту проблему. Всё в порядке: люди теперь снова умирают. Умирают ведь, а, Гермес?
– Как мухи мрут, Кроныч! – бодро отрапортовал посланник богов и с готовностью протянул свиток со списком недавно умерших.
– Ну вот, – сказал Зевс, передавая его Аиду, – а ты беспокоишься. Вот они, покойники, разве мало?
– И где они все?! – взвизгнул Аид.
– Война нужна! – закричал Арес, вскакивая со своего места. – Будет война – будут и покойники!
– Сядь! – рявкнул Зевс. – Когда я давал тебе слово? Гермес, объясни нам, куда деваются покойники, почему они не доходят до Аида.
Гермес неохотно поднялся со своего места и проворчал:
– А что сразу я? Что мне покойники? Рожаю я их, что ли? Успехи медицины не по моей части.
– При чём тут медицина? – отмахнулся Зевс. – Мёртвых воскрешать медицина ещё не научилась, это даже боги не всегда могут.
Гермес замялся, посмотрел на Аполлона, но, не получив от него никакой поддержки, сказал, ковыряя пальцем стол:
– Ну вы же знаете Асклепия. Он парень умный и дело своё знает и любит. Иногда только увлекается и теряет чувство меры. Кто ж его за это осудит?
– То есть Асклепий воскрешает мёртвых? – резко спросил громовержец, ставя Гермеса в тупик таким прямым вопросом.
Молчание Гермеса было достаточно красноречивым ответом. Зевс, нахмурившись, включил ясновизор и быстро просмотрел, чем занимался самый известный в Элладе врач Асклепий последнее время. Сомнений не было: доктор вопреки всем обычаям и предписаниям вмешивался в то, чем разрешается заниматься только богам: в вопросы жизни и смерти. Он воскрешал мёртвых, и те, кто уже был предназначен Аиду, с его помощью успешно уклонялись от последнего путешествия в подземное царство.
– Ишь ты, Прометей выискался! – возмутился Зевс, расчехляя перун. – Гуманист проклятый!
Аид вскочил и снова начал было возмущённо причитать, но раскат грома остановил его. Молния пронеслась от перуна Зевса вниз, на землю. Громовержец сверился с ясновизором и удовлетворённо вздохнул: «Ну вот и нет Асклепия!»
Аид сел, но теперь вскочил Аполлон.
– В чём дело? – строго спросил Зевс.
– Асклепий мой сын!
– Да что ты говоришь! – с издевательским притворством воскликнул громовержец. – Воспитывать детей надо! Объяснять, что можно, а что нельзя. А то ведь совсем распустились! Если люди умирать перестанут, то чем же они от богов будут отличаться? Всё, собрание закончено. Налей! – Зевс отвёл в сторону руку с пустым кубком. – Да не ты! – капризно крикнул он, отдёргивая кубок, когда его дочка Геба подошла к нему с кувшином нектара. – Пусть Ганимед нальёт!
Мальчика Ганимеда Зевс недавно притащил из Трои на Олимп, обожествил, сделав его детство вечным, и всё никак не мог ему нарадоваться.
Отхлебнув, громовержец встал и, опираясь на плечо Ганимеда, пошёл к себе во дворец. До слуха богов донеслись его слова: «Ганимед, а ты уже когда-нибудь видел голого мужчину?»
Гера с ненавистью посмотрела им вслед.
Собрание закончилось, и боги разошлись. Один лишь Аполлон остался на месте и тупо глядел перед собой.
Удивительное дело: самый некрасивый из всех богов – Гефест, от которого даже родная мать отвернулась, был женат на красавице Афродите, а самый красивый бог – Аполлон не только не был женат, но и из всех богов, пожалуй, был самым неудачливым в любви. Отпугивало ли девушек его высокомерие, или каждая из них считала, что у Аполлона уж таких, как она, десятки, а у него в результате обычно никого и не было. Лишь изредка ему, казалось, улыбалось счастье, но оно было скоротечно, как молния, лишь на одно мгновение освещающая черноту затянутого тучами ночного неба.
Плодом такой скоротечной любви был Асклепий – единственное воспоминание о красавице Корониде. Она любила Аполлона совсем недолго. Даже по человеческим меркам недолго. И когда она его бросила, он её убил. А теперь не стало и Асклепия.
На бессильно повисшую руку Аполлона легла мягкая женская ладонь. С трудом подняв глаза, он увидел стоящую перед ним Геру. Если бы не печальные мысли, полностью его занимавшие, он бы удивился: Гера неприязненно относилась к внебрачным детям Зевса и обычно с Аполлоном не разговаривала, только очень сильные переживания могли бы её заставить преодолеть эту неприязнь.
– Это ужасно, Аполлон, – сказала она. – Лишиться сына из-за каприза свихнувшегося извращенца, который ради смеха размахивает перуном направо и налево, будто это какая-то игрушка.
– Я убью циклопов, которые сковали этот проклятый перун, – с трудом шевеля губами, произнёс Аполлон.
Гера пожала плечами:
– Я понимаю твой гнев, но разве циклопы виноваты? И перун не виноват, а виноват тот, кто им пользуется. Его и надо наказывать.
Аполлон с недоумением посмотрел на Геру, а та, ответив многозначительным взглядом, продолжала:
– Было время, когда он был великим богом. Время перемен, войн, катастроф, битв с титанами и гигантами. Но это великое время давно ушло. Бывший победитель заплыл жиром, обленился и выжил из ума. Он уже не хочет ни войн, ни перемен, он хочет только пьянствовать, издеваться над своими ближними и развратничать с кем попало. Богинь ему мало, смертных женщин тоже мало, он уже и скрываться перестал – прямо на священный Олимп притащил этого троянского мальчишку. Троянского! – При этом слове лицо Геры перекосилось от ярости, при нём ей сразу вспомнился оскорбивший её Парис. – Ненавижу троянцев! – вырвалось у неё.
– И что? – с безразличным недоумением спросил Аполлон.
– Что?! Ты спрашиваешь что? Ты, его лучший сын?! Твой дед Крон не спрашивал, что ему делать с его отцом, Ураном, а Зевс не спрашивал, что ему делать с его отцом.
– Серпом по яйцам и в Тартар4, – всё таким же безразличным тоном ответил Аполлон. – Ты предлагаешь устроить заговор?
– Заговор! – яростно прошипела Гера. – Свяжем, оскопим, отправим в Тартар. Ты займёшь его место. Никто не станет нам мешать! Его все ненавидят. Но слишком многих к заговору привлекать не будем. Хватит нас и Фетиды.
– Фетида? Она-то при чём?
– Она Зевса больше всех ненавидит. Когда она ему отказала, он насильно выдал её замуж за смертного. Теперь она только и думает, что о мести. Пусть отвлечёт его. Он-то о ней ничего не подозревает.
– Откуда ты всё это знаешь?
Гера мрачно усмехнулась:
– Я многое знаю, Аполлон.
4
Это была обычная практика у тогдашних богов: Крон отсёк серпом детородный орган своего отца, Урана, и стал верховным богом, позже Зевс, прежде чем свергнуть своего отца в Тартар, тоже отсёк ему серпом детородный орган. Возможно, отсюда и пошло выражение «серпом по яйцам».