Читать книгу Воля богов! Повесть о Троянской войне - Леонид Свердлов - Страница 22

Троянский корабль дошёл до Спарты быстро, при ясной погоде и попутном ветре.

Настроение путешественников было отличное. Парис мечтал о приключениях, которые, несомненно, ждали его впереди. Эней, которого всегда влекли дальние путешествия, до этого никогда не покидал родной земли, и сейчас, когда его мечты сбывались, мысли неслись впереди корабля в далёкую Элладу, о которой он уже слышал много рассказов. Статуя Афродиты таинственно и многообещающе улыбалась.

Эрот носился по всему кораблю, лазал по мачте, целился из лука в пролетающих птиц и проплывающих рыб – вёл себя как все дети. Однако Парис скоро убедился, что это совсем не обычный ребёнок. При всей резвости играть в детские игры он отказывался, а в его лепете было столько знания всех сторон жизни, что Парис мог бы многому у него поучиться. Париса несколько беспокоило, что Эрот и в Спарте за ними увяжется и его придётся как-то представлять хозяевам, но эти опасения не оправдались: сразу по прибытии Эрот исчез, и, хотя Парис его время от времени видел то тут, то там, мальчишка совершенно не привлекал к себе внимания, так что, кажется, никто, кроме Париса, его и не замечал.

Троянцев встретили со всем подобающим гостеприимством. Пир продолжался несколько дней. Эней сразу подружился с братьями Елены близнецами Кастором и Полидевком. Несмотря на их молодость, слава братьев дошла уже до Трои. В основном они славились как укротители коней, но рассказывали про них и многое другое.

– А правду говорят, что вы вылупились из яйца?

– Представь себе, не помним. Ты разве сам помнишь, как родился?

– Так ведь я ж родился обычно, как все люди рождаются. Если б из яйца вылупился – запомнил бы! А ваши шапки из того самого яйца сделаны?

– Шапки обычные – вот, пощупай. Это форма у них такая.

Братья много рассказали Энею про свои подвиги: про бои и состязания, о золотом руне и о калидонском вепре, о героях и их подвигах. Юноше всё было интересно. Он завидовал Кастору и Полидевку, которые столько всего уже повидали и про которых столько всего уже рассказывали, и жалел о своей скучной судьбе, в которой нет ни войн, ни подвигов, ни путешествий, ни приключений – о судьбе, которая не дала пока ещё материала не то что для эпической поэмы, но даже и для театральной пьесы.

Парис в это время общался в основном с Менелаем. Он, пожалуй, предпочёл бы разговаривать с его молодой женой, но, хотя она сидела рядом, Парис за всё время не решился ей ничего сказать. Как только Менелай представил ему Елену, у Париса так забилось сердце, что он испугался, что окружающие это услышат. Краем глаза он заметил какую-то промелькнувшую тень. Возможно, это был Эрот.

Смотреть на Елену было и страшно, и приятно. Если Парис встречался с ней взглядом, он быстро отводил глаза, успев всё же заметить, что и она смотрит на него с каким-то особенным интересом и, возможно, с нежностью. Было очень обидно, что Елена уже замужем. Париса начинало пугать обещание Афродиты, ведь ни с какой другой девушкой, как бы красива она ни была, он больше не хотел знакомиться.

Но его ни с кем и не знакомили, по крайней мере, ни с какими девушками, достойными считаться самыми красивыми в мире.

Прошло девять дней. Парис недоумевал, зачем Афродита направила его сюда. Ведь она-то ему не враг, и ей не за что разбивать ему сердце. Единственное, что оставалось Парису, – положиться на милость богини и не пытаться постичь её замысел.

На десятый день Менелаю с Крита прибыл вестник, который сообщил о смерти его дедушки, и царь спешно собрался на похороны. Он извинился за внезапный отъезд и поручил Елене развлекать гостей в его отсутствие.

Парис с болью смотрел, как Елена трогательно прощалась с мужем: обнимала его, шептала на ухо какие-то ласковые слова, долго махала платком ему вслед, пока Менелай не скрылся из виду. Парис и Елена остались в комнате одни.

И тут царевна бодро вскочила на колени затосковавшему в углу Парису, нежно обхватила его, потрепала волосы и ласково прощебетала:

– А теперь, когда этот зануда уехал, чем мы будем с тобой заниматься?

В первый раз глаза их встретились и взгляды задержались. Парис почувствовал, как этот взгляд вынимает из него душу и вкладывает новую. Неизвестно, лучше или хуже была эта душа, но, во всяком случае, она была совсем другой. Все ощущения, все чувства, сама жизнь остановились в Парисе. Всё его существо подчинилось власти этого волшебного взгляда.

– Среди твоих предков не было горгоны Медузы? – выдавил из себя Парис, не в силах отвести взгляд от Елены.

Елена хихикнула:

– Горгона Медуза? У тебя что-то окаменело?

Только к утру Парису вернулось сознание. Он проснулся от поцелуев Елены и пытался понять, что произошло, под её шёпот: «Увези меня отсюда! Судьба свела нас навеки, и мы не можем больше разлучаться».

«Похищение! – Мысль камнем из пращи стукнула в голову царевича. – Похитить чужую жену, жену человека, который принял меня как друга, который принимал меня за друга. Поступок, который не может оправдать даже воля богов. Но она сама просит меня об этом – женщина, которую я люблю, женщина, обещанная и данная мне самой Афродитой».

Что он мог поделать? Он уже не принадлежал себе – он был игрушкой в руках богов, которой они перебрасывались как дети мячиком. Может ли мячик действовать по своей воле? Кто его знает – если и есть мячик, который сам решает, куда ему лететь, то это был не Парис.

Он смотрел, как слуги переносили на корабль сундук за сундуком, пытался возражать, что незачем брать с собой столько – в Трое всё это и так есть, а забрать у Менелая его добро – это не просто похищение жены, а ограбление. «Это всё моё! – заявляла в ответ Елена. – Тут ничто Менелаю не принадлежит. Неужели тебе мало, что я оставляю здесь свою дочь?! Уж вещи-то я могу с собой взять!»

Энея происходящее забавляло. Он находил затею Париса романтичной, ему нравилось быть втянутым в такое захватывающее приключение, тем более что его мама это предприятие явно одобряла.

Похитители спешили отплыть раньше, чем проснутся братья Елены, по понятным причинам они не хотели с ними прощаться. Уже когда корабль отчалил, путешественники заметили, что Эрот остался в Спарте. Впрочем, это их не обеспокоило: то был очень самостоятельный ребёнок, вполне способный сам решать, с кем ему идти и где оставаться. Если его нет на корабле, значит, он сам так захотел, и так тому и быть.

Троянский корабль уносил с собой Елену. Люди, оказавшиеся на берегу этим ранним утром, смотрели ему вслед не потому, что догадывались, какую роль происходящее на их глазах событие сыграет в мировой истории и культуре. Великие исторические события редко бывают эффектными и обычно не привлекают к себе внимания современников. Люди просто смотрели на отплывающий красивый корабль с Афродитой на носу.

А в Трое в это время плакала Кассандра, вновь мучимая ужасными предчувствиями.

Недобрые предчувствия беспокоили и Фетиду. У неё не было такого дара предвидения, как у олимпийских богов, но женская интуиция и чувства матери подсказывали ей, что над её сыном нависла какая-то опасность. Обернувшись дельфином, она несколько раз проплыла мимо идущего из Спарты корабля, пытаясь понять, что в нём так её беспокоит, но, так и не поняв, уплыла.

Афродита смотрела с носа корабля вперёд взглядом полным радости и злорадства. Афина у себя во дворце, что-то напевая, надраивала доспехи. Гера ехидно глядела с Олимпа на корабль, и коварная улыбка блуждала по её лицу. Все три богини были довольны и радовались – каждая чему-то своему.

Гермес выключил ясновизор и сказал, усмехаясь:

– Я только одно не понимаю. Скажи мне, Афродита, в чём провинился твой протеже, что ты ему подсунула эту… Елену.

Афродита обиженно надула губы:

– А что такое? Разве она не красивая?

– Красивая. Как горящий город. Она могла бы составить счастье десятку диких циклопов. Но не будет ли этого счастья слишком много для одного скромного юноши? Может, Парису стоило бы дать награду, скажем так, попроще?

– Богини не мелочатся, когда награждают тех, кто им нравится, – сердито нахмурившись, ответила Афродита. – И вообще ты ничего в этом не понимаешь: всякие грубияны вроде тебя любят скромниц, а застенчивым юношам, как Парис, только такие, как Елена, и нужны.

Гермес рассмеялся, подсел к Афродите и бесцеремонно прижал её к себе:

– А ведь ты не права: я в этом понимаю не меньше, чем этот мужлан Арес. И вовсе не только скромницы мне нравятся. Такие, как ты, для меня самое то.

– Но-но! – возмутилась Афродита, не очень настойчиво отстраняя локтем нахального бога. – Насмотрелся тут постельных сцен!

– Это всё пустяки. Что эти двое понимают в истинных чувствах! Самая главная постельная сцена только впереди.

– Какие ещё истинные чувства?! Ты беспринципное чудовище, Гермес!

– Разве это плохо? Все войны от принципиальности. Только беспринципные люди могут договориться о мире.

– Ты отвратителен! Представляю, каких уродов я от тебя нарожаю!

– Фросенька, я тебя умоляю! Ну почему же обязательно уродов? Родится очаровательный мальчик, назовём его в честь нас Гермафродитом.

Богиня не нашла что возразить. Да она и не искала.