Читать книгу Сказание об Урус-хане. Фёдор и Айтуган - Лев Исаков, Лев Алексеевич Исаков - Страница 7
Охи, вздохи, переполохи…
ОглавлениеНеуёмная Лоза первой сказала дельное :
– Гуща, коли положил татар пасти – одень их под мордву… А её хоть и в наше – мы смолчим, но от всего не оберёшься: кто-нибудь углядит со стороны… Коли удумаешь, скажи – я хоть сама подберу, подошью.
Думал, как про то завести разговор, но вышло само собой: дня через два Ханум – не только у баб, у него самого язык не поворачивался звать её Жданой – сама заговорила:
– Достань мне вашу одежду – только с шальварами.
– У нас жено шальвар и портов не носят.
– Как… – даже поперхнулась…
– Ну, так, одни платья.
– Вообще??? – изумление было полное – А как они на лошадях ездят?
– Никак, – тут его самого стало веселить – только в тележках-саночках!
– И …зимой?!
– И зимой, – богатыря уже откровенно разбирал смех.
– Но холодно же, – почти умоляюще проговорила потрясённая татарочка.
– Ну, они несколько одёжек одевают, душегрейки, шубки – не мёрзнут…
– Ладно, пока лето попробую – но это как-то глупо: ни верхом, всё открыто…
– А ты видала?
– Да у ваших подолы… – А, поняла! – Но как же в них ходить?
– Как-то ходят – я не пробовал; а то и бегают – не угонишься…
Резко смолк…
Но её не задело, ровно продолжала :
– Мне сказали, когда ехали, переодеться в ваше, чтобы не заметно было…
– А стражу так и оставили в малахаях с кривыми саблями?
– Вела уруская стража – ты её перебил… Она и напала, когда я велела дорогу переменить – да если бы мои батыры успели за сабли схватиться!!!…
– Вои добрые, а тот, кто тебя пас – Сугэрчи Батыр!/Доблестный богатырь/. Да и лучник не плох: стрелы летят – никого не видно! Только почто он под телегой лежал, не при тебе был…
– Он должен был меня убить, если схватят – он уже начинал: свалил второго, когда ты первого…
– То-то я не понял, что он так сразу смяк – а если бы он их старшого не сострелил, худо бы было…
– А он говорит, что если б не ТЫ… Я больше всех виновата – как не заметила: стража наполовину урусы, наполовину батыры; меня в возке не видно – сказали одеть урусское, а в нём на коня не запрыгнешь, не уйдёшь…
– Эк же… А стражу перемешали, чтобы изрубить нечаянно; а коли враз не сделается что, на дороге заметно было – послухи наведут… Не простые за вами ходят – я вот тоже только с твоей наводки понял, почто стражу перемешали… Догадливы, бесы!
– — – —
Через пару дней в полдень переполох охватил всю татарскую общину: высунувшийся из свитской избицы старик-лекарь Нурсат-ходжа прострекотал что-то пронзительно щепотное, на что стремительно пролетел Акбарс-стрелок, лёгкой походкой устремилась Ханум, но так, что Хивря, спешившая за ней, неслась со всех ног, подхватив подол – все к избице…
Насторожились – Ждал…
…Отдал богу душу? Я таких воев сразу про всё в одном не видал…
Вышла – как пронизанная светом – сказала без спроса:
– Очнулся!
– Ох… – и что редко-редко делал, перекрестился в полный размах – Добрый вой, спасибо скажи Спасу…
– А не Исусу?
А глаза ослепительно сияли: смехом ли, счастьем…
– У нас как-то всё Спас… – А откуда ханум Исуса знает?
Заговорщически прошептала:
– А я даже крещённая – нянюшка тайком сводила!
– Так у ханум и христианское имя есть?
– Да, Эннэ.
– Ханым, крестное имя разглашать нельзя – извести могут!.. А по нашему как?
– Анна.
И уже отдаляясь, опять стала красиво отстранённой:
– О содержании нашем не беспокойся! Вынес он на себе мою казну – только что первым делом сказал, что зашил золото в тегиляй —оно его и спасло.., а ведь чуть не погубило – с ним не убежишь!!!
– Знать, добро в тебе великое, ханым, коли гриди так верны.
– Но ты же всё равно не хочешь мне служить?…
– Верным буду – служкой не хочу…
– Как Догоняй?
Он дёрнулся уберечь, увидав, как её рука бестрепетно легла на морду, а тонкие пальцы охватили нос самого свирепого волкодава в околотке, от которого шарахались даже лошади…
…А зверина как-то удивительно давил чудовищный рык, почти по щенячьи подскуливая, тёрся и лизал эту руку и сходящиеся на конус фаланги пальцев; пытался засунуться в ладонь всей огромной башкой…
– …ханум, руки не дёргайте…
– А то что? – резко вскинула ладонь; засветилась улыбкой – откровенно смеялась над ним.
Догоняй недовольно заворчал – тянулся за рукой, даже не отрывая лап мордой выше её пояса…
– Гуща, да ты что? Не видал – не знал?! Да за барыней все собаки бегают как за мамкой, как только она выйдет – уж не знаем, чьи они: Жданы-ханум или Гущины – ,смеялась-подкалывала Лоза…
…Во вкопаной истобке-полуземлянке было тихо, прохладно и расползающийся из волокового оконца свет останавливался и опять собирался в зыбкий ком посередь покоя.
В углу, сбоку от печи-каменки, на топчане под шубницей, лежал раненый – из под повязок виднелись лишь глаза.
– …Ханум, хотел бы целовать землю у ваших ног, да встать не могу…
– Арслан-апа, следы твоих ног пролегли через моё сердце – их не коснётся земля…
Но зоркие глаза раненого упёрлись-буравили Гущу – он хотел говорить с ним.
Почувствовав это, ханум встала:
– Бекам надо узнать друг о друге – оставляю говорить одних: только помните – я вам обоим верю…
Тихо звучало:
– Бек, ты стал нукёром ханум?
– Нет, не могу – буду ей верным…
– Степь так не знает…
– Здесь лес, темно… Ты добрый вой – но как ты жив остался? Я видел, как секли – от такого никакая кольчуга не укроет.
Особо выделил КОЛЬЧУГА…
– Два искусства у безоружного против меча: уклоняться от ударов и…
– …Принимать удары…
Заблестевший шар шевельнулся:
– Ты знаешь?…
– Мало.
– Всем поделюсь: верному ханум у меня тайн нет… Только, если я не смогу, будешь её беречь, как я?…
– Буду, бек…
– …Не путай любовь и верность: любящих ханум много – верных мало…
– Мы о том с ней сговорились: служить не буду – беречь буду.
– Сердце моё ты покоишь – я от рождения ханум у её опочивальни с первого крика стою… Имя моё Арслан/Лев/.
– У меня имён много… Просто так зови Гущей – по тревоге можно по вашему Аю/медведь/
Из под повязки послышался тихий смешок:
– Воистину твоё имя… – только бек, ты не Аю/медведь/, а Аюташ /сильный как медведь и крепкий как камень/
– Уважил, благодарствую…
– Входи! – позвала повязка…
В истобку неслышно спустился по ступеням Лучник.
– Слушай волю Госпожи!…
Наклонил в поклоне голову, правая рука ладонью легла к сердцу…
– Отныне после Госпожи мы во всём слушаемся батыра: на людях он Гуща; по тревоге Аюташ или Аю! Назови ему своё имя.
– Я Акбарс/белый барс/, на войне сотник, у твоего стремени.
…Эк у них – даже имена по чину: Лев, Барс – куда уж нам, медведям…
– Аюташ будет лучше, Арслан-аба – …И как же она скользила-спускалась во вдруг просветлевшую истобку…
– Нурсат-хаджи сказал, что ты выжил – теперь восстанавливай силы, Арслан-БЕК. – чётко припечатала последнее.
– Ханум…
– Это воля брата и моя!
…По распоряжению на звание так она ханша?…
…Тогда я тоже… Федя-бек?…
– Аюташ-бек, отойдём от раненого; Акбарс-улло, посмотри, что ему нужно; спроси у Нурсат-оглы, что надо купить.
И, повернувшись на последней ступени, стала… Подниматься? Восходить?
…Выше всех – Недостижимая…
…Мерцали звёзды, слился в единую сень лес; молчала земля – открывалось небо…
Тихо говорила:
– Арслан-аба железный: завтра будет вставать, через неделю сядет на коня – через две срок нам отъехать, Отай…
– …Да куда же, ханум? Не зная к кому, без дорог-путей? У вас всё переломано, обманно – сами же говорили…
– Отай, скажи как раньше – Говорила…
– Ханум сама говорила…
– Не знаю, но за мной крадётся беда – уведу её за собой!…
– Ханум, волк от охотников быстро бежит – лиса от охотников в норе лежит: волка загонят – лиса отряхнётся…
И уже серьёзно – основательно:
– Про здешнюю людову не бойтесь: тут не по удачу прячутся – на каждом свой крест: кто оплошает – сгинет со всеми.
– Но тогда мне и людям моим нужно жильё…
В полутьме блеснули разухабисто-белые зубы:
– А ханум не слышала, как топоры звенят?
– Слышала – не спрашиваю: у меня свои тайны, но и у тебя свои…
– И какие же за мной ханум тайны приметила?
– А вот уходишь ты утром в лес, но то берёшь с собой собак, то не берёшь, а по деревьям стучишь каждый раз одинаково – как бы всё одно у тебя дело…
…Эк!…
– И пошто Ханум такая умная – не укроешься…
Тихо сказала, более себе, чем ему:
– …Лукавы женщины – но всё равно в конце
Они окажутся в мужской руке…/Фирдоуси/
А ночное небо темнело и раскрывалось мириадами звёзд, отрывало и уносило от земли, трав, дерев – топило думы, отпускало души…