Читать книгу Послушайте, Лещёв! - Лев Таран - Страница 2

Без всяких сентенций строго и по делу могу сказать, что в ваших руках – уникальное издание. Потому что ему не суждено было увидеть свет своевременно, тем не менее, сейчас это происходит. В советские времена, когда жил Лев Таран, его основное творчество просто не могло быть напечатанным. По той простой причине, что существовала цензура. И не только на определённые слова, как в наши дни, но и по тематике текста.

Проведя серьёзною чистку в конце 30-х годов по поводу идеологически выверенных сюжетов, в ходе которой распрощались с жизнью, со свободой, с родиной множество прекрасных писателей, в том числе авторы, чьи произведения сейчас признаны классикой отечественной литературы, советское государство продолжало активное бдение за творческими экспериментами. В середине 60-х разворачивается громкий судебный процесс по так называемому «Делу Синявского и Даниэля». Абрам Терц и Николай Аржак, взяв себе псевдонимы, публиковали свои произведения за рубежом, не имея возможности издать их в СССР. Их произведения назвали «порочащими государственный и общественный строй».

Ещё раньше, в 1957–1958 годах, организовалась травля Бориса Пастернака за роман «Доктор Живаго». Его долго готовил к публикации журнал «Новый мир», но роман вышел в Италии, и журнал тут же «доложил» об антисоветской сути романа. Скандал принял мировой размах после присуждения Пастернаку Нобелевской премии, от которой поэт был вынужден отказаться. Несмотря на то, что текст романа – удивительное явление в русской литературе, идеологические службы уже приняли сверху команду «фас». Были организованы полные обвинений автору коллективные письма рабочих и крестьян, текст романа и в глаза не видевших. Оттуда и возник знаменитый и не устаревающий, к сожалению, литературный анекдот: «Я Пастернака́ не читал, но осуждаю». Бориса Леонидовича гневно исключили из Союза писателей СССР, его дальнейшее и недолгое проживание в Переделкино постоянно контролировалось КГБ.

Ещё один будущий Нобелевский лауреат Иосиф Бродский за свою творческую независимость в 1964 году был осуждён за тунеядство (имелась в УК СССР такая статья). Причиной стала опубликованная в газете в 1963 году заметка завистливых литераторов, имена которых отечественный читатель сейчас и не вспомнит. Доносительство было основой идеологического порядка «самой демократичной страны». Особенно – спланированное доносительство, организованное либо КГБ, либо ни бельмеса не понимающими в литературе партийными чинушами. Отбыв полтора года в колонии-поселении, под давлением мировой литературной общественности Иосиф Бродский был выселен за пределы страны и поселился в США.

Имея такие примеры перед глазами, Лев Таран даже не пытался публиковать свои произведения, тем более за рубежом. Итог таких попыток был бы совершенно очевиден. От «очернения образа советского человека» совсем недалеко было и до «клеветы» на государство в целом. Это, как минимум, могло стоить работы, дающей средства к существованию. Поскольку советский врач не имел права «клеветать» и «очернять». А устроиться на работу в другое учреждение или на совершенно иного плана службу с клеймом «антисоветчик» было практически невозможно. Спасало поэта и проживание за пределами российских столиц: литературные Красноярск и Подмосковье не настолько бдительно изучались «охранителями» социалистического строительства. Человек, к тому же умный, с ленцой и привычкой к алкоголю, Лев Таран особо и не стремился широко знакомить посторонних со своими «очерняющими действительность» рукописями: круг его читателей составляли только близкие друзья.

Дело самиздатского альманаха «Метрополь» 1979 года, где создатели издания опубликовали произведения ведущих литераторов современности без согласования с органами цензуры, да ещё и за границей, – не оставляло сомнений: тексты Тарана никогда не увидят свет. Только выхолощенными издательствами тонюсенькими сборниками лирики. Возможно, надежда могла появиться в постперестроечные годы, когда на книжных прилавках, на страницах ведущих литературных журналов легли стихи, рассказы, романы без всякой цензуры. Но и тут, среди низкокачественных текстов было легко затеряться. Надо было заявить о себе только отдельной книгой, которую поэт весьма хотел выпустить: готовил, редактировал старые рукописи, придумал название, придумал псевдоним…

Но и этим надеждам не суждено было сбыться: централизованный издательский рынок рухнул вместе с книгораспространением, на его место громоздились новоявленные корпорации, настроенные на заработок денег наспех слепленными детективами и женскими романами. Да и то дело до отечественных авторов дойдёт только во второй половине 90-х, а пока массово издавалась «популярная зарубежка»: Кристи, Чейз, Сименон, Хмельницкая, С. Кинг. Поэт не дожил, не дождался. И предвидел это.

Казалось бы, в наше время, когда ощущается интерес к серьёзной, на высоком уровне мастерства сделанной литературе, когда тексты Тарана нисколечко не утратили актуальности, поскольку жлобы, серые чиновники, равнодушные люди, эмоциональные и сексуальные переживания – никуда не исчезли, нам бы его и внимательно, да и прочесть. Однако вновь на пути встают нелепые инициативы, порой закреплённые законодательно. Вновь в фаворе ханжество, наушничество, а пренебрежение к культурному наследию достигло размаха не виданного и при советской власти. Именно поэтому издатель, как бы ему не хотелось опубликовать произведения до буквы, несмотря на то, что книжное издание это не СМИ, дабы не оскорблять чьих-либо возвышенных взоров и чувств – точками замазывает запрещённые Роскомнадзором слова, тужась донести до читателя их изначальную игру.

Это издание не могло бы состояться без друзей автора: Евгения Попова и Эдуарда Русакова, много лет хранивших рукописи поэта и безустанно о нём напоминающих. Более того, если бы Евгений Анатольевич в личной переписке в широте души своей не познакомил бы издателя с творчеством Льва Тарана, издатель о нём бы мог никогда и не узнать. Придумать персонажа – «Издатель», сделать его действующим лицом этой книги мне пришлось по трём причинам.

Назовём первую – «просветительская». Издатель объясняет читателю, отчего он ранее не встречал поэзии Льва Тарана, почему встречает именно сейчас, а также издатель смело вмешивается в тексты ранее неопубликованных произведений поэта, досаждая комментариями. Но досаждать ими он может только людям, отлично знающим отечественную литературу и детали советского быта. Родившимся же в 90-е и позже, да и тем, для кого некоторые отечественные литературные имена – уже памятники, над которыми нельзя подшучивать, издатель в комментариях объясняет, что большинство текстов было написано в 70-е: нынешние «литературные памятники» были автору вполне себе живыми ровесниками, а предназначение некоторых явлений и предметов быта нынешним современникам могут показаться непонятными и удивительными. Так же в комментариях издатель искренне радуется, что благодаря произведениям Льва Тарана он имеет возможность напомнить о каких-либо ранее известных, а ныне позабытых произведениях отечественной литературы.

Вторую причину назовём «дежурнической». Издатель берёт на себя полную ответственность за эту книгу, за то, что в ней опубликовано и как опубликовано. То есть, если вы увидите, что доска в классе грязная, то виноват в этом, естественно, дежурный. Его можно отчитать. На него можно пожаловаться завучу по воспитательной работе и даже директору школу, тем самым, успокоив свою совесть и встав в один ряд с теми, кто «Пастернака́ не читал», клеймил кого-либо за тунеядство и за публикации без цензуры.

Третью причину обзовём «культуртрегерской». Издатель уверен, что писатель – всегда хранитель культуры, и задача современников ни в коем случае не забывать о том культурном наследии, что было ранее. Только поэтому издатель в своё свободное время построчно разбирал отсканированные черновики неопубликованных ранее произведений Льва Тарана, испещрённые правками автора. Тем самым, наглым образом силясь приподняться на носочках и встать где-то поблизости от таких людей, как писатель Эдуард Русаков, который в своё свободное время перевёл в электронный вид почти всю лирику поэта. Как писатель Евгений Попов, десятки лет, даже переезжая, меняя жильё, возившего с собой и хранившего рукописи Льва Тарана, а затем в короткий срок отсканировавшего каждую страничку неопубликованных поэм. Ироничность только что заявленного обусловлена ироничностью самого Льва Тарана, порой настырно врывающейся из-под асфальта описанием сложных человеческих судеб (не хочется произносить тут где-либо слово «социальное» – автору бы не понравилось). Издатель понимает, что даже нахождение им средств для издания скромного тиража этой книги никогда не даст ему права на какое-то там бессмертие. Оттого им двигало только наслаждение работой по публикации произведений, представляющих советскую эпоху так, как помнит её сам издатель; понимающих низкие и высокие человеческие чувства так, как издатель понимает их тоже.

Теперь непосредственно о втором аспекте уникальности этого издания. В отличие от каких-либо ранее осуществлённых публикаций Льва Тарана, это книга содержит если не всё его сохранившееся литературное наследие, то, по крайней мере, значительную его часть. Ту, что физически осталась в книгах, в черновиках, в рукописях. Хотя допускается и такая возможность, что усилий по поиску и сохранению произведений Льва Тарана было предпринято недостаточно. И у некоторых друзей поэта, их потомков, в каких-либо редакциях могут храниться ещё какие-либо стихи либо поэмы. Но поэт бы нас понял: мы обычные люди, живущие в рутине обстоятельств – добывания средств на хлеб насущный, нехватки времени, а порой и сил. Оттого, нахождение ещё чего-либо неопубликованного у Льва Тарана, смело оставляем на совести нового поколения. Со своей стороны, мы постарались помочь ему, чем смогли. Так же, как старались, чтобы оно не выросло тупым и равнодушным.

Исходя из особенностей имевшегося материала, издание подразделяется на три книги. Первая книга «Никто ни в чём не виноват» с предисловием Эдуарда Русакова, воспоминаниями о поэте содержит, в основном, опубликованную лирику Льва Тарана. Стоит сказать, что некоторые стихи издатель из подготовленной Эдуардом Ивановичем рукописи изъял. По простой причине – они встретятся читателю позже, как часть других произведений поэта. Поскольку Лев Таран использовал приём: вложение в уста персонажей своих ранних стихотворений.

Вторую книгу собирал сам поэт и дал ей название «Каждое воскресенье пополудни…» Тексты произведений размещены в ней именно в том порядке, как их расставил автор. Книга сделана на основе его черновиков, представляющих собой отпечатанные на машинке листы с внесёнными правками. Произведения публикуются именно с этими правками, хотя в черновиках порой виден и изначальный текст.

Третья книга – это роман «Алик плюс Алёна», аналогов которому по смелости «погружения в материал» издатель ещё не видел. В романе помимо действующих персонажей и автора (как персонажа) – существует ещё некто, напоминающий есенинского чёрного человека. Только не такого зловещего, представляющегося образованным, но серым типчиком чиновничьего пошиба. Однако на протяжении произведения этот персонаж становится более глубоким, превращаясь в рассудительного двойника автора, в его морально-идеологического антипода. Не забудем сказать, да внимательный читатель прочтёт ещё в воспоминаниях об авторе, что книгу поэм и книгу-роман Лев Таран писал под псевдонимом – Александр Лещёв.

Именно к этому автору постоянно обращается его «разумный» двойник, как бы осекая, одёргивая фразой «Послушайте, Лещёв!» Именно такое название издатель посчитал удачным для всего издания в целом. Несмотря на свою пламенную речь, сказанную выше, издатель просто не сомневается, что и в наши дни найдётся немало желающих одёрнуть автора: «Послушайте, Лещёв!»

С другой стороны, в зависимости от интонации, название может приобрести и противоположное значение. Издатель допускает, что кто-либо обратится к окружающим с возгласом восторга: «Послушайте, Лещёв!», «Послушайте! Лещев!», «Послушайте же, это ведь Лещёв!»

Так же издатель, используя современные технологии, постарался приблизить читателя к атмосфере 70-х, к эффекту прочтения черновиков, отпечатанных на машинке, который сам испытал при работе над книгой. Несмотря на сделанные корректорские правки в тексте произведений, издатель – тем не менее – постарался максимально оставить именно авторское написание некоторых слов, которые на текущий день с точки зрения орфографии пишут немного иначе.

Михаил Стрельцов

Красноярск, 2016 год