Читать книгу Послушайте, Лещёв! - Лев Таран - Страница 6

Никто ни в чем не виноват… Стихи разных лет
Дежурство (Стихи 1962–1968 гг.)

Оглавление

Утро

Теплоход «Ипполитов-Иванов»…

На пустынной корме, у борта,

Мы стоим в синеватом тумане,

А вокруг – рассвет и вода.


Засверкали на сопках сосны,

Словно факелы вспыхнули там.

Золотистую руку солнце

По воде протянуло нам.


А в заливе плещется рыба,

А с борта – только глянешь вниз:

Гладко так, что хоть с палубы прыгай,

Да коньки надевай и катись.


Скоро будет твоя остановка.

С шумом ахнет на гальку прилив.

И сбежишь ты по трапу неловко,

Второпях попрощаться забыв…

* * *

Ну что, скажите, гонит россиян?

Забиты поезда и самолёты.

К чему все переезды, перелёты?

Зачем я собираю чемодан?


Сижу, в лицо уткнувши кулаки…

Что происходит? Что же происходит?

Вот плачет мать. Сын из дому уходит.

Он поцелуй стирает со щеки.


О чём шофер вполголоса поёт?

Облизывает губы. От жары ли?

И грузовик – с хвостом прогорклой пыли –

Вдали, как реактивный самолет…

* * *

Довела до отупенья соловьиная тоска!

О, мучительное пенье в дебрях тёмного леска!


Раздражает шорох листьев, треск валежин, гул реки.

В тишине лугов росистых задыхаюсь от тоски!


Хватит! Лопнуло терпенье! Завтра в город – в зной и гам.

Душной хищною сиренью не пропитан воздух там.


В гуще уличного шума, в суете и толкотне,

Справлюсь я с тоской угрюмой, и покой придет ко мне…


Корень зла

«Ох, и чёрен корень зла!»

Л. Мартынов

Где растёт он,

Корень зла?

Вы когда-нибудь слыхали?

Не в пустыне ли Сахаре –

Там, где почва как зола?

Может, где-то на Луне?

Или за Полярным кругом?

Я гляжу

Почти с испугом:

Не растет ли он

Во мне?

Моим бедам нет числа.

Я впадаю в суеверья.

Никакие суховеи

Не страшны

Для корня зла.

Люди ищут столько лет!

Диссертации кропают.

Вглубь и вширь они копают.

Корня зла

Всё нет и нет…

Но я верю:

Мы не зря

Мучаемся,

День наступит.

кто-то брови вдруг насупит,

Скажет:

– Вот он –

Корень зла!

* * *

До лекции осталось пять минут.

Смеясь, девчонки к зеркалу бегут.


– А что у нас сегодня?

– Терапия.

– Ой, девочки, зачем я торопилась!


Вот дверь закрыть уже из зала просят.

И староста встает: мол, не шуметь.

И старый лектор буднично и просто

Нам объясняет, что такое – смерть.


Сосед мой пишет адрес на конверте.

Толкает в бок меня: кончай корпеть!

Пускай читают лекцию о смерти,

Мы всё равно ещё не верим в смерть…


Хирурги

В. Лалетину

Хирурги – немного циники,

Презирающие жесты и фразы.

И балансирующие, как в цирке,

Под куполом диафрагмы.


О, эта их власть, пред которой

Все чины не стоят гроша!

Их смертные приговоры

Кассации не подлежат.


Как будто всех чувств превыше,

С чужою бедой на горбу,

Ставят они привычно

Последний диагноз в графу.


Друг с другом отчаянно спорят.

В ошибках своих упираются.

И вдруг всю до мелочи вспомнят

Неудавшуюся операцию.


И тени погибших витают.

И нету тоски лютей.

И до старости доживают

Немногие из этих людей.


Дежурство

Мои больные – сумасшедшие,

чего-то в жизни не нашедшие.

Что сделать мне? Чем им помочь?

Светает. Тихо тает ночь.


Я закурил… А знаешь, парень,

Не тратишь ли ты время даром?

Не разменял ли ты стихи –

Свой Божий дар – на пустяки?


Мои больные просыпались.

Молчали вновь. В тоске метались.

Я был им так необходим.

Я встал. Рукой развеял дым…

* * *

Он нелюдим. За ним следят.

В любой щели шпики сидят.

То кашу у него съедят,

То с крыши птичками слетят.


Вот очень бледный спозаранку

Фонарь моргает под морзянку.

Вот здесь сапог оставил след.

Не след – а бомбы силуэт.


Вот люди говорят… о чём?

Ведь каждый знает, что – почём.

Туман, туман – как во хмелю.

Жизнь страховать зовут афиши.

Он хочет крикнуть: ненавижу!

А получается: люблю!

* * *

– Я государь! Я господин! Мои декреты в силе!

– Порядок здесь для всех один, – его предупредили.

Но он твердил: – Я государь! – И, простирая руку,

Он звал людей куда-то вдаль, а сам ходил по кругу.

И тапочек слетал с ноги, и мучила икота.

Он понимал: опять враги задумывают что-то.

Он всю планету покорил… И, покорив планету,

Вновь к санитару подходил и клянчил сигарету.


Комиссар

Две подушки в изголовье. На губах запёкся жар.

Умирал от белокровья бывший красный комиссар.

Снова он оглох от лязга. Снова топот, пыль, огни.

Где вы, где вы, ночи Спасска, волочаевские дни?


Где долины те и взгорья? Вновь мерещится крыльцо

И, опухшее от горя, бабье жалкое лицо.

Не жестокость – просто было в те года не до любви.

Революция трубила в горны звонкие свои.


Вот и всё… расплылись лица и утихли голоса.

Лишь тачанка мчится-мчится. Все четыре колеса…

* * *

Рядом два человека лежат на кровати и молча –

Молча смотрят они, как колышутся лёгкие шторы.

Тускло светит ночник, отражаясь в серванте, в комоде.

Он всё курит и курит. У неё раздуваются ноздри.

Вот присела она. Одеялом укутала ноги.

И опять тишина. Тихо-тихо. И только об лампу

Мотыльки полуночные бьются – так глухо, так нежно…


Два чужих человека лежат на кровати.

Им – тесно.


Деревня Казанка

Просёлок, рыжий от хвоинок, весь в лёгком сумраке лесном.

И чей-то старенький ботинок – лежит, примятый колесом.


И вот над жёлтым косогором приподымается село.

Поёт телега хриплым горлом, поёт бездумно и светло.


Синеет поле в отдаленье. И лес – оранжевый, рябой.

И словно знаки ударенья, дымы над каждою трубой.


Памяти Дмитрия Кедрина

…профиль юности бессмертной

Промелькнул в окне трамвая.

М. Голодный

…профиль юности бессмертной

Промелькнул в окне трамвая.

Минут годы. Подойдёт он —

Мой двойник – к углу Арбата…

Д. Кедрин

Профиль юности бессмертной

Промелькнул в окне трамвая…

Шёл поэт навстречу ветру,

Строчки светлые слагая.


Поправлял очки рукою,

Неуклюжий и неловкий.

И чего-то ждал с тоскою

На трамвайной остановке.


Жизнь, – он думал, – быстротечна,

Улетит она куда-то.

Но останется навечно

Остановка у Арбата.


В этом шуме, в этом ветре,

Там, за стеклами трамвая,

Он увидел лик бессмертья,

Улыбаясь и страдая.


…вспоминаю о поэте

Нежно, грустно, виновато.

Вот и нет уже на свете

Остановки у Арбата.

* * *

Так и кончились, шутя, наши летние прогулки.

Почернели от дождя липы в Школьном переулке.


Совершилось волшебство: сразу смолкли слухи, сплетни.

Не осталось – ничего! – от прогулок наших летних.


Не листва шумит – вода. Не шаги – а капли гулки.

Мы с тобою – никогда! – не встречались в переулке…

* * *

Предательство женщины милой – слепая жестокость её –

С какой неожиданной силой сковало дыханье моё!


И все наши встречи неужто расплылись, пропали во мгле?

И снова, как в детстве, мне нужно учиться ходить по земле.

* * *

Под оловянною луной

Река исходит белизной.

А мост повис обугленный.

Вхожу в прозрачный лес ночной,

Прозрачный лес, порубленный.

Ну что мне, право, эти пни?

К чему виденья страшные?

Мерцают нежные огни

Вдали над тёмной пашнею.

Хрустит упругая стерня.

В зароды сено собрано.


А то,

Что предал

Друг меня –

Так, слава богу,

Вовремя…


Вечер поэзии

Ресторанчик «Бригантина»…

Нас комсорг привёл сюда.

Он помощник бригадира.

Он ударник комтруда.


И Роман стихи читает

Про таёжный неуют.

Парни головой кивают.

Улыбаются. Жуют.


Цедят ровный свет плафоны.

Между стульев, меж колонн,

Шнур ползёт от микрофона,

Не поймёшь – куда же он.


После водкой угощают.

Пышно сервирован стол.

Всячески нам угождают.

…и чего же я, осёл,

Запинался и смущался?

Пыль столбом. Ножи гремят.

Между тостами мещанство

Парни яростно громят.


На стену приклеен Пушкин.

На губах не высох клей.

…выпьем с горя! Где же кружка?

Сердцу будет веселей!

* * *

Всё напряженнее наши встречи –

Всё реже, всё реже…

Как будто меж нами пружина тугая –

Другой ли, другая?..

Ну кто же опустит пружину первый?

Мол, нервы, мол, нервы…

В кого полетит её сила слепая –

Сбивая, сбивая?

Ты чувствуешь: тянет пружина упруго?

Друг к другу…

* * *

Чувство родины – чувство великое!

Наступает такая пора –

Всё жестокое, тёмное, дикое

Гибнет в свете любви и добра.


С неизбежностью необходимой –

В одиночестве или в борьбе –

Вдруг поймешь: ей труднее, родимой,

Как бы ни было трудно тебе.

* * *

Мы уедем, как бывало,

Ранним утром, до жары,

С Павелецкого вокзала

В половецкие шатры.


Городские прочь рубашки!

Видишь: лилии в пруду.

Между пальцами ромашки

Застревают на ходу.


На зелёном этом луге,

Среди пней, стрекоз и мят,

Те же солнечные вьюги

В голове моей шумят.


Та же самая тревога,

И, как в прошлые лета,

Разных дел я начал много –

Не выходит ни черта!


Хватит шуток, хватит смеха!..

Не достанешь с неба звёзд.

Тридцать лет – а до успеха

Те же сотни долгих верст!


Ты – не Боткин,

Я – не Пушкин…

Впрочем, что тут говорить!

На берёзовой опушке

Паутинки вьется нить

И трава

Трещит, как порох.

Только ясных дней не жди!

По прогнозу

Очень скоро

Ожидаются

Дожди…

Послушайте, Лещёв!

Подняться наверх