Читать книгу Рождённый в чужой стране. Время перемен - Лев Воронцов - Страница 5

– Пачку сосисок и вот этот кетчуп, – я указал пальцем на стеклянную бутылку, наполненную тёмно-бордовой массой.

– Что ещё? – спросила лоточница.

– Бананы. Самые спелые. Килограмма полтора.

Женщина взвесила две кисти тёмно-жёлтых покрытых коричневыми крапинками плодов. Посчитала на калькуляторе и озвучила мне сумму покупок.

Я достал из внутреннего кармана куртки ворох купюр.

Уродливое время. И деньги соответствующие.

В восьмидесятые годы многие из нас мечтали стать миллионерами. В девяностые мечта сбылась, но как-то… бестолково. Расплачиваясь с продавцами, я порой вспоминаю анекдот про фальшивые ёлочные игрушки, которые отличаются от настоящих лишь тем, что не радуют. Нынешние дензнаки вызывают схожие эмоции: на купюрах нулей больше, чем пользы от них[9].

Я забрал сдачу и сложил продукты в сумку.

Если к купленному добавить то, что уже лежит в моём холодильнике, то получится сытный обед.

Раньше многие девушки мечтали удачно выйти замуж. Но смена эпох ведёт и к смене приоритетов. Появились те, чьей заветной мечтой стало есть и не толстеть! Глупые… Не понимают, какая это на самом деле беда. Я вот ем за двоих, а вес почти не меняется. За троих есть не могу – бюджет не позволяет.

У Джарви с питанием тоже проблемы, но другого свойства. Он не может, проголодавшись, пойти к холодильнику, достать из него хлеб, колбасу и сделать себе бутерброд. У него нет холодильника. А ест он и вовсе по расписанию. Причём за полчаса до того блюда пробует дегустатор. При малейшем подозрении на отравление приём пищи отменяется на неопределённое время. Для такого форс-мажора имеется сухпаёк, но рацион там не то чтобы очень…

Я двинулся вниз по проспекту.

Продуктовый рынок плавно перешёл в непродуктовый. Пробираясь вдоль торговых рядов, я услышал:

– …каталожная вещь! Настоящая Франция!

– Срезы вот не обмётаны… – робко попыталась возразить перезревшая девица – потенциальная жертва наглого обмана.

Угораздило же нас жить в эпоху великого размена: монет, людей, понятий…

– Барышня, у каталожных вещей срезы не обмётываются! – не моргнув глазом, выдала продавщица. – Вы посмотрите, какой материал! Импортный. Котто́н[10]! Поверьте, эта блузка на вас очень хорошо смотреться будет!

В торговлю нынче идут либо от бедности, либо от прогрессирующего вырождения совести.

Душа вытянулась в полный рост и возликовала: «Есть шанс сотворить благое дело!» Я подошёл к дамочке, нерешительно достающей деньги из кошелька, и, нежно обняв её за пухлые плечи, проворковал:

– Берите-берите, не раздумывайте! Женщина правду говорит: у французских каталожных вещей срезы не обмётываются. А ещё у них строчки кривые и детали несимметричные.

Я развернулся и зашагал своей дорогой, чувствуя, как продавщица силится прожечь мою спину ненавидящим взглядом.

Прошёл рынок, пересёк улицу Горького и свернул в сквер. Вышел на центральную аллею. Миновал хиреющий фонтан.

На дворе – бабье лето. Мамы вынесли на прогулку грудничков. Девочки переходного возраста кокетливо поглядывают на юнцов с противоположной скамейки (какие уроки, о чём вы говорите?!). Студиозусы, рассевшись на спинках лавочек, что-то усиленно обсуждают… На секунду я представил себе вместо людей ворон. Больших, взъерошенных, с сигаретой в клюве и банкой пива или пирожком в руке-крыле – прямо кадр из мультфильма для взрослых. Желающим понять их грай вовсе не обязательно знать птичий язык: вчерашняя пьянка, смазливые первокурсницы, причуды и несправедливость преподавателей. Вот она – передовая часть человечества! Я в них верю. Когда-нибудь они свернут горы. Но сейчас им не до того. Пока идёт большая перемена, нужно успеть докурить сигарету, доесть пирожок, допить пиво и доиграть в карты.

Я в отпуске и хочу спокойствия. Галдящие школьники и студенты мне сейчас ни к чему.

Дошёл до очередного фонтана. Этот жирандоль и вовсе был при смерти: обшарпанная каменная чаша замусорена, вода, некогда бившая струями по всему периметру, течёт лишь в нескольких местах. А кое-где даже и не течёт, а сочится.

Взобравшись на бортик, вымыл руки под хилой струйкой воды. Огляделся. Чуть дальше того места, где сквер пересекала улица Куйбышева, людей почти не было.

Я спрыгнул на асфальт и двинулся туда.

Выбрал лавочку, стоящую на северной стороне аллеи. Сел повольготнее, пристроив сумку справа от себя, – бананы удобнее доставать. Отломил от кисти один плод. Очистил. Надкусил. Обвёл глазами зелёно-рыжие кроны деревьев, шафрановые кучки листвы у бордюра и ярко-красный бархат цветов на клумбе, разбитой ниже по аллее. Доел банан и швырнул шкурку назад, на газон.

Я за чистый город. Но я делю мусор на два вида: органические удобрения и хлам, место которому в урне. Большинству же людей бзик с органикой не свойствен, так что импортные товары и советский человек, перерождающийся в нового россиянина, неумолимо делают своё грязное (и в прямом, и в переносном смысле) дело.

Я закрыл глаза и стал напевать «Вальс бостон» Розенбаума.

– Красиво завываете, – сказал кто-то. – Поклонники бы закидали вас цветами… в горшках.

Я открыл глаза и упёрся взглядом в крупного сенбернара, сидящего примерно в метре от меня. Про цветы, надо полагать, завернул владелец этой зверюги. Только я, оглядевшись, почему-то его не увидел. Может, он вон за теми кустами? Очень хотелось сказать этому шутнику что-нибудь грубое, но когда на тебя косится здоровенная псина… В общем, хамить я не стал, а просто громко попросил:

– Хозяин сенбернара, будьте добры, уберите собаку!

– Нет у меня хозяина. Я сейчас бездомный.

Цепочка образов, в мгновение выстроившаяся в моей голове, выглядела примерно так: «Вальс бостон» – «Друг»[11] – говорящая собака и забулдыга Колюн. Но Колюн в тот день не пил, а я вообще не пил… никогда!

– Ну да, алкоголь вы не пили, – согласился пёс. – Пока только бананы ели. А фильм этот я не видел. – Он неуверенно переступил передними лапами и добавил: – Извините, ваши мысли скачут с одного на другое, и мне иногда трудно понять, о чём вы думаете. Кстати, поёте вы, наверное, всё же неплохо… Просто разговор нужно было хоть с чего-то начать, вот я и пошутил. Видимо, не совсем удачно.

Мысли в голове действительно скакали. Впрочем, их можно было свести к одной фразе: «Здравствуй, шизофрения, я тебя ждал, но не так скоро…»

Тут я всё же вспомнил, как можно отличить реальность от зрительной галлюцинации, и слегка надавил пальцем на веко. Глазное яблоко чуть сместилось в сторону переносицы, и пёс раздвоился. Выходит, если он и галлюцинация, то, скорее всего, только слуховая…

Кстати, а где лучше сходить с ума: на улице или дома? Если на улице, то окружающие, возможно, сообразят, что к чему, и примут определённые меры.

Воспоминания о психоневрологической больнице были ещё свежи. Назад к сумасшедшим, алкоголикам, наркоманам, врачам и санитарам мне не хотелось.

– Домой, – пробормотал я. – Лучше домой…

Сенбернар мотнул башкой, поддерживая мою идею.

Ну отгорожусь я на некоторое время от этой собаки и от людей стенами квартиры, а дальше-то что?! Болезнь ведь никуда не исчезнет!

А может, это всё-таки не шизофрения? Вдруг он всё же «Друг»?!

Галлюцинации возникают непосредственно в мозге… Можно попробовать заткнуть уши. Если голос останется, то… всё же придётся обращаться в психдиспансер.

– Я телепат, – сообщил пёс. – Обычно – и сейчас, кстати, тоже – общаюсь адресно. Посторонние меня не слышат. А вот в вашей голове голос останется. Так что уши вы можете не затыкать. И вслух можете ничего не говорить.

– А я уж думал, дети твои через слово лаять будут…

– Пытаетесь шутить. Это хорошо. Значит, эмоциональный стресс не очень глубокий… Меня Джорджио зовут.

Я кивнул. Накинул ремень сумки на плечо и, поднявшись со скамейки, махнул рукой в сторону арки, почти неразличимой за кустами, деревьями и чугунной оградой:

– Нам в ту сторону. Пошли… Не в смысле «говори пошлости», а в смысле «двигай лапами»… Друг, кстати, челюстью тоже не шевелил. Мол, иначе у него лай получается.

Мы двинулись вниз по аллее.

– Кто такой Джарви Ом гали-Пилур? – внезапно поинтересовался пёс, труси́вший сзади.

– Плод моего бессознательного. Результат самоудовлетворения головного мозга… – Я резко затормозил и, повернувшись к псу, спросил: – А откуда ты знаешь про Джарви?!

Он тоже остановился и сел на асфальт.

– Вы о нём думали.

– Когда это?!

– Когда покупки в сумку складывали.

– Так это было минут… – дцать тому назад!

– Да.

– И ты, заметив, что я думаю о Джарви, решил меня догнать и поговорить…

Я не столько задавал вопрос, сколько делал вывод.

– Да, – снова подтвердил этот четвероногий.

– Между прочим, читать чужие мысли – свинство. Мысли суть личное, интимное. Как половой акт. Тебе нравится, когда за тобой наблюдают во время случки?

– Меня вообще-то за тем сюда и послали.

– Оплодотворять городских сук?!

– Читать мысли…

– Потрясающе! – сказал я. – Вот смотрю сейчас на тебя и думаю: а почему я до сих пор не бегу к таксофону[12] и не набираю заветное 03?!

– Вы надеетесь, что это не сумасшествие. Снова оказаться в психиатрической клинике вам не хочется. К тому же вы себя проверили и убедились, что я не зрительная галлюцинация. А поскольку то, что вы видите, прекрасно соотносится с тем, что вы слышите в своей голове, то… это ещё раз подтверждает, что я не галлюцинация.

– Знаток души человеческой… – не удержался я от комментария. – Хорошо ещё, ты не первый странный сенбернар, встречающийся мне на жизненном пути[13]. С тем псом поговорить, правда, не удалось. Да и разговаривал ли он вообще?! Хотя он ведь не ко мне приходил… А может, это именно ты и был?!

– Нет, мы встречаемся впервые! – уверенно заявил Джорджио.

– Вот что, человека друг, давай-ка меняться информацией: ты рассказываешь мне о себе, а я тебе о Джарви. Идёт?

– Конечно. Ведь меня за тем сюда и послали.