Читать книгу Том 3. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть II. Соль - Лгало… и Подлыгало… - Страница 5

Ещё кое-что о чувствах, что позволит раскрыть ту часть Спаса, которая о чувствах возвещает

А всё равно

Меня счастливей нету,

Хотя, быть может,

Завтра удавлюсь…

Я никогда

Не налагала вето

На счастье,

На отчаянье,

На грусть.

Юлия Друнина

А ведали ли в Спасе жилы чувственной души Смаги, подобно жилам Живы? Ведали! Мы неспроста подняли этот вопрос. Чувственная душа выглядит наподобие солнца, восседающего, как говорилось выше, на престоле, в виде восьмиконечной звезды. Если вспомнить значение символа с восемью лучами, то по традиции его понимали как вечность, непоколебимую устойчивость и выход за пределы этого мира. Также это октограмма, так ещё называются два наложенных друг на друга квадрата, образующих восьмиконечный знак – знамение рая, Небесного Иерусалима и конечного Преображения. Восьмиконечная звезда – знак равновесия, порядка, созидания, если её вписать в окружность. Так в древности обозначали календарь, времена года (всё материальное меняется, но главное остаётся неизменным).

А

Силы души истекают от неё, подобно лучам солнечным (рисунок 25). Эти силы и есть условно те самые жилы чувственной души.

Всякое чувство находится в состоянии брани к самому себе. То есть уйма проходит и через наши чувства. Или же – буквально каждое чувство разрезано грехом на две половины. Одна половина чувства направлена к удовольствию, а другая – к страданию. Каждое без исключения чувство горько и сладко, как говорили наставники в Спасе. Так называемая амбивалентность чувств, которую в современной психологической науке принято считать всё же больше патологией, в сути, патологией не является. Это всего лишь уязвлённая, или патологическая природа наших чувств. То есть патология в основе всего – обыденность. Это и есть уйма. Горько – это сладко, а сладко – это горько. Потому и от любви до ненависти один шаг.

Рисунок 25. Чувства души, в мир изливаемые.

Амбивалентность чувств (от лат. ambo – «оба» + valentia – «сила») – внутренне противоречивое эмоциональное состояние или переживание, связанное с двойственным отношением к человеку, предмету, явлению и характеризующееся его одновременным принятием и отвержением, например переживание ревности, в котором могут сочетаться чувства любви и ненависти. Понятие амбивалентности чувств было предложено швейцарским психологом и психиатром Э. Блейером для обозначения свойственных шизофреникам противоречивых отношений и реакций, которые быстро сменяют друг друга. Вскоре понятие получило более широкое употребление и в психологии. Амбивалентными стали называть сложные противоречивые чувства, появляющиеся у человека в связи с многообразием его потребностей и многогранностью самих явлений окружающей действительности, которые одновременно привлекают к себе и вместе с тем отпугивают, вообще вызывают положительные и отрицательные чувства.

В современной психологии есть два понимания амбивалентности.

В психоанализе под амбивалентностью обычно понимается сложная гамма чувств, которую человек испытывает к кому-либо. Предполагается, что амбивалентность нормальна по отношению к тем, чья роль в жизни индивида также неоднозначна. Однополярность же чувств (только положительные или только отрицательные) интерпретируется скорее как проявление идеализации или обесценивания, то есть предполагается, что чувства на самом деле скорее всего амбивалентны, но индивид этого не осознаёт.

В клинической психологии и психиатрии под амбивалентностью понимается периодическая глобальная смена отношения индивида к кому-либо: ещё вчера вечером пациент испытывал к некоему человеку только положительные чувства, сегодня утром – только отрицательные, а сейчас – снова только положительные. В психоанализе такое изменение отношения обычно называется «расщепление эго».

Мешает ли нам расщеплённость чувств? Возможно, что она доставляет некоторое неудобство. Но в этом маятнике чувств и состоит замысел души нашей. Этакая помеха становится нашей пестухой.

Так или иначе, за чувства можно потянуть, как за верёвку, а потому их видели в качестве жил. Если привести примеры такого расщепления чувств, то это будут:

боязливость – смелость,

скорбь – удовольствие,

страх – презрение,

гнев – милость,

стыд – нахрапистость.

Наиболее пытливые, конечно же, обратят внимание на то, что не вяжется с их повседневным опытом даже то малое, что описано выше. Например, мы привыкли к тому, что противоположностью страха является бесстрашие. И ещё у них может возникнуть вопрос: почему боязливость и страх приведены по отдельности? А дело в том, что мы просто не в состоянии пока что объять всю полноту чувств. И здесь, на поприще чувств, нас может ожидать множество неожиданных поворотов. Ну хотя бы поучение наставников, что каждое чувство разделено в самом себе пополам, и самое неожиданное – что противоположность эта не одном лице, но троица! То есть каждая противоположность чувства имеет три грани. Согласно «науке» стариков, всякое чувство в своей противоположности «лапчатое». Но и это ещё не всё. Каждая «лапа» чувства также разделена сама в себе. Благодаря этому всякое чувство в своей противоположности есть букет. И это разделение и умножение чувства не имеет определённости (рисунок 26).

Рисунок 26.

То есть ни одно чувство не определено и, по сути, каждое из них безгранично! Невозможно сказать на сто процентов: мол, скорбь – это…, а стыд – это… А потому вполне можно говорить, что страх = презрению = уважению. Недаром же говорят: боится – значит, уважает! Именно это ветвление чувств и размытость их границ и по сей день не позволяет создать точную их классификацию. Споров и разночтений на этом поприще немало. Наиболее известная классификация чувств – Додонова. Он выделяет 10 классов чувств:

1. Альтруистические – это чувства, развивающиеся на основе потребности в помощи, поддержке, покровительстве других. Сюда входит: желание приносить другим людям счастье, радость; чувство беспокойства за судьбу другого; сопереживание удачи и радости за другого; чувство надёжности или умиления; чувство преданности; чувство участия, жалости.

2. Коммуникативные чувства возникают на основе потребности в общении: желание общаться, делиться мыслями и переживаниями; чувство симпатии, расположения; чувство уважения, благодарности, обожания; желание заслужить одобрение людей.

3. Глорические чувства связаны с потребностью самоутверждения, потребностью славы: стремление завоевать признание, почёт; чувство уязвлённого самолюбия и желание взять реванш; чувство гордости, превосходства; чувство удовлетворения от того, что вырос в собственных глазах, и т.д.

4. Практические чувства вызываются деятельностью, её успешностью, преодолением трудностей в ней: желание добиться успеха; чувство напряжения; чувство захваченности работой; чувство любования результатами своего труда; чувство приятной усталости после выполнения работы; чувство удовлетворённости от того, что время затрачено не зря.

5. Пугнические чувства вытекают из потребности преодоления опасностей и интереса к борьбе: жажда острых ощущений; упоение опасностью, риском; чувство спортивного азарта; чувство спортивной злости; чувство сильнейшего напряжения и предельной мобилизации своих возможностей.

6. Романтические чувства. Они включают в себя стремление к таинственному. Они переживаются как ожидание чуда, манящее чувство дали. Это чувство преображённого восприятия действительности. Сюда входит чувство особой значительности происходящего и т.д.

7. Гностические чувства. Они вытекают из потребности в познавательной гармонии. Переживаются тогда, когда мы хотим что-то понять. Это чувство ясности или смутности мысли, догадки, радости от открытия истины.

8. Эстетические чувства: чувство наслаждения красотой; чувство изящного, грациозного, возвышенного; чувство светлой грусти, задумчивости. Это поэтически созерцательное состояние. Это чувство родного, милого, близкого. Чувство сладости воспоминаний. Горько-приятное чувство одиночества.

9. Гедонистические чувства. Они вырастают из потребности в душевном и физическом комфорте. Это чувство наслаждения, беззаботности, безмятежности; чувство приятной бездумной возбуждённости; чувство сладострастия.

10. Акизитивные чувства: чувства? сопровождающие коллекционирование; чувство радости при обозрении коллекции.

То есть подход к чувствам в современной психологии – как стрельба по площадям у военных. Точности тут нет, и, как следует из слов наставников, быть не может. Ибо всё переплетено в нечитаемый, но вполне понимаемый узор. Ведь понять – это не словом описать. Понимаем же мы друг друга часто, а стоит прояснить это наше понимание на словах, тут путаница и начинается. Потому наставники в Спасе и поучали: утопни в чувствах! И они станут для тебя домом родным! Вот тогда ты и начнёшь видеть их! Может быть, есть в этом наставлении что-то поучительное?

Чувства наши текут от души к объекту чувств. Он является предметом вожделения души. И от этого предмета вожделения чувства возвращаются обогащёнными к душе. Основная их цель и задача – воспитание души и её восстановление. Обогащённые объектом вожделения, чувства возвращаются к душе, восполняя её и тем самым восстанавливая к Исте, или к её потерянному Изначалью. Наши чувства обоюдоострые. То есть они текут в обе стороны. Именно они должны исцелять её, душу нашу. Восстановить её в Бозе, как говорили наставники в Спасе.

Но чувства наши, так уж сложилось грехом, похищаются и искажаются другом-соперником и врагом души нашей – ватолой, личностью. На выходе чувства служат не душе, но ватоле, насыщая её, а с ней нашу самость. Душа при этом сохнет, а личность жиреет, или лоем обрастает. В плоть идёт, как говорили наставники. Чувства при этом становятся плотскими, «грузнеют». Вот и выходит, что расщеплённые в самих себе, да ещё похищенные личностью, чувства теряют. А потому они не дают нам объективную картину окружающего.

Наставники в Спасе сравнивали чувства с руками души. Чувствами мы берём предмет, явление или другое чувство. Чтобы насытиться этим предметом, явлением или другим чувством. Но чаще бывает, что чувства наши застревают в объекте, зацепляясь за некие крючки. Вабки их называли. Они вабят нашу душу, соблазняют её недостатками, которых та не имеет. Эти недостатки – соблазны души! Она не в состоянии противостоять этому соблазну. И поймав душу за чувства, заставляют её заблудить в вожделенном. Зачем? Чтобы дать нам страдание, а с ним боль! Зацепившиеся чувства не возвращаются к душе сполна. И она от этого страдает. Ибо душа взращивается своими же возвращёнными чувствами. Не чувствами других. Но чувствами, обогащёнными миром: людьми, явлениями, предметами. Только чаще бывает иначе! Чувства души нашей не возвращённые, а извращённые. Из врат исключённые. Посему мы не можем даже толику приблизиться к Хороводу! Оттого и порицаем его, мол, в колхоз я не пойду!

И любовь нам неподвластна от этого. Ведь возвращающиеся орошённые миром наши чувства позволяют нам обрести некий лад между собой и миром. Если же наши чувства заблудят в мире, то тут и случатся все беды. И «я» потеряется, и что такое «возлюби других, как себя», будет непонятно.

Но зато ведь наши чувства в миру будут! Разве от этого мир не обретёт? А как же призывы отдать себя миру сполна? Aliis inserviendo consumor – «светя другим, сгораю сам». Разве это слова ни о чём?

О чём! И обо всём! Сгораю сам! Это ключевые слова. Возврат к Хороводу начинается в возвращения чувств. Попробуем прояснить сказанное.

Если взять страсть, то в чём её суть? Страсть – сильное чувство; как говорят психологи, доминирующее над другими чувствами человека, характеризующееся энтузиазмом или сильным влечением к объекту страсти. Объектами страсти могут быть как люди, так и предметы и даже идеи.

Если, к примеру, обратиться к древнегреческим философам, то они о страсти говорили немало. По определению Зенона, страсть означает движение души, беспорядочное и излишнее. Страсть есть посыл, который, когда-то будучи естественным, стал неконтролируемым, непослушным разуму и, следовательно, противным природе.

По Цицерону, речь идет о болезни, но он добавляет, что не все страсти могут быть рассматриваемы таким образом: «Все страсти являются болезнями, и их жертвы страдают умственными недугами»; они составляют «патологические расстройства личности». То есть мудрый человек стремится к апатии, к уничтожению страстей.

С точки зрения Аристотеля, выраженной в «Никомаховой этике», страсти включают не только вожделение и гнев, но также дружбу, мужество и радость, т.е. сами по себе они ни благи, ни злы. Они нейтральны, и их надлежит умеренно и разумно использовать.

В православии страсть рассматривается как ошибочное, искажённое грехом проявление чувств. Согласно православному учению о борьбе с грехом в себе, аскетике, страсть считается извращённой (искажённой) добродетелью. Например, гнев может быть как праведным, так и греховным. В связи с этим утверждается, что страсть как проявление зла не имеет собственной онтологической сущности, а паразитирует на изначально добром устроении Божественного творения (человека).

А как об этом говорили наставники в Спасе? Не претендуя на исключительную правоту, тем более что многим сказанное ниже покажется полным абсурдом, попробуем всё же объяснить те взгляды, которыми поделился с нами наказитель. Страсть, согласно им, не чувство, но голод в чувствах. Хотя и его можно назвать чувством голода. Это и есть страдание – страсть, ведущая к боли, а через неё к движению – стремлению к безболию. Но безболие – это ведь Лад.

Вот некое чувство вышло из нашей души в мир «себя показать да людей повидать». Оно не может не выходить. Так уж устроена душа, поражённая уймой. Мы можем лишь спрятать чувства под личиной. Сделать их прозрачными для мира, невидимыми. Но мы не в силах помешать им изливаться. Движение чувств подобно дыханию. Вот наше чувство соприкоснулось с «объектом», объяло его, обогатились им. И вот чувство наше со взятком вернулось назад в душу, пестуя её. Ненависть вернулась с прибытком. Зависть вернулась с придатком. Всякое чувство вернулось с гаком. И мы тем самым наполнились ненавистью, завистью, или чем там ещё… Обогащённые миром наши же чувства – это те орудия, которыми мы творим себя. Ведь чувства и есть наши орудия творения, руки души, её силы, а мир – материал, из которого мы творим своё творчество при помощи этих самых чувств. Творим же мы только себя самого. Я и есть моё творчество. Любое творчество лишь отчасти направлено в мир. Но больше в душу!

Но вот наши чувства частично застряли в объекте, «зацепившись за вабки и уйдя в блуд с соблазнами». Уходят, чтобы нагуляться. Набрать жиру, или некую полноту, как говорили наставники в Спасе. Слово «жир» означает «богатство, достаток, избыток». На чужом жиру, то есть на чужом добре, далеко не уедешь, поучает нас народная мудрость. На «чужих чувствах», вторит ей Спас, не шибко разгонишься. Чувства должны «нагулять жиру», то есть обрести полноту, чтобы стать для нас дееспособными.

Почему же чувства застревают в «объекте»? Они, как поучали наставники, – мета изъяна души. Каждое чувство соответствует своему душевному недостатку – соблазну. И направлено на то, чтобы исцелить этот недостаток. Чувство «узнаёт» соблазн, имеющийся в «объекте», как свою «половинку». Узнаёт по некому сродству и завязывается с ним в узы. Что при этом происходит? Душа, испускающая в мир чувства, теряет их и начинает голодать. Да ещё при этом и ватола похищает оставшиеся чувства себе. Вот и выходит, что ад не где-то там… будет когда-то. Он прямо здесь и сейчас нас пленил. Нагуляются чувства рано или поздно и вернутся умны́ми. Вот тогда ты и станешь Творцом с большой буквы, говорил наказитель (рисунок 27).

Недаром же то, что дорого нам, к чему мы привязаны, то нас и наказывает. Кого мы любим, от того и терпим лишения. Лишения ради обретения. Так что, может, есть что-то в этих наставлениях наказителей?

Помните народную мудрость – научить нельзя, научиться можно? Это к тому сказано, что не «чужие» чувства, на нас изливаемые, нас обучают. Но наши же чувства, в нас вложенные. Что толку, если рядом со мной будет страдать от боли человек ли, зверушка ли? Никакого, скажем, толку не будет! Но если я начну сопереживать ему, если мои чувства в возвращении, то я ощущу его боль, даже предполагаемую, как свою. И не сделаю ему больно. Сопереживать – и есть возвращение чувств. Но это не эмпатия из психологии, хотя на неё и похоже в чём-то. Это ровность чувств – равнодушие, которое даёт нам ощущение «СПОЛНА» и могутности. Вот тогда я сгораю дотла! А тло – это дно. Или сполна, чтобы стать СПОЛНА! Игра это слов или за этим есть некая соль? По крайней мере, не взять мне «хитрую науку» Спаса, пока мои чувства в отгул не пойдут!

Рисунок 27. Возврат чувств (вороток) и извращение чувств (выпадение из воротка).

А то, что мы называем привычно равнодушием, или безразличием, в Спасе толковали как невидь душевную. Телесные очи хоть и видят что-то этакое, что других будоражит, но очи душевные у такого безразличного закрыты пока что. Недозрела душа у него или ещё какая-то тут причина? Кто его знает!

Чем больше моих чувств в блуд ушло, тем меньше я получаю их назад. Тут и начинается страдание – страсть, или голод. Когда же человек голоден, ему кажется, что он бы сейчас съел всё на свете! А особенно вот этот вожделенный кусочек, на него смотрящий! Так его хочется! Прямо до безумия! Страсть как хочется! СТРАСТЬ!

В общем, болезнь это, но болезнь во исцеление! Потому-то и вабки вложены прямо в ткань мироздания, чтобы дать нам рост в Вечное. Так и хочется тут спросить у тех, кто не хочет лгать себе: учится ли душа, не прошедшая через боль? Можно ли пройти мимо неё в рост? Можно ли через благовоспитание воспитать желаемое, или же битие с болью определяет бытие? Что скажете по этому поводу?

Вот сказано нами о круговерти чувств, но всё равно знаем, что будет множество негодований и возмущений по сказанному. Не менее останется и непонимания. Поэтому позволим ещё одно уточнение к сказанному выше. Застрявшие в ком-то и чём-то чувства приводят к «всплеску» чувств. И тогда мы живём в «ах», «ох», «эх», «ух». Да-да, не достаток видится избытком. Кто-то скажет: как же так? Ну не может быть недостаток избытком. При недостатке чело век выглядит иначе. Что-то наподобие «да какая разница». Но видение якобы очевидности – не всегда видение того, что есть. Вот скажите, пожалуйста, когда человек ругается и даже готов на убийство, это от избытка чувств? Или же ему чего-то не хватает? Нет! Война от недостатка, а не оттого, что Лад царит. Избыток же – это тот же недостаток. Есть Лад. И он хоть и середина, но вершина. Выше Лада не прыгнешь. А то, что до Лада, всё недолада! Хоть с избытком, хоть с недостатком.

Копит душа, чувствами обделённая, боль. Недостаток возвращённого чувства болью отзывается! И эта боль нами выплёскивается в «ах», «ох», «эх», «ух». И это мы называем чувствами. Но это кощеи чувств, их тени. Чувства наши «гуляют» и «жиром наполняются», мы обделены в чувствах, оттого и страдаем в страсти.

Когда чувства начнут возвращаться, то человек обретает некое равновесие, которое есть равнодушие. Равнодушие это называли душевным здравием! Оно открывает ведание, а с ним и любовь. Появляется у такого сила благая. И тогда он становится мудрецом и Мыслителем с большой буквы. Он начинает охватывать взором всё и вся, перерастает свою местечковость. И теперь он философ. А философия распаляет!!! Так он и становится Светочем, или Светильником, «усыновляется Богом»!

Так что не отладишь чувства души нашей и не придашь им здравие, пока чувства не нагуляются, в том числе и аскетизмом, борьбой со страстями. Да, аскеза приводит к постепенному оздоровлению души. Но аскезой является любое увлечение.

«В упряжь ты себя им взял. Тянешь лямку, получая «мыло» на челе, – говорил наказитель. – «Мыло» есть твой пот, он же кровь». И тут Лесник добавлял: «Вот мы и платим кровью своей. Кровь же эта – следствие боли, нами терпимой».

Помните, мы приводили слова прп. Исаака Сирина о душевной силе, происходящей от долгого терпения? Когда мы тянем упряжь свою, причём любую, мы терпим. И радуемся, если понимаем, что к здравию душевному то. Или не радуемся, если не понимаем того. Но терпим! Так что чувства можно обрезать, можно с ними бороться, но терпеть от этого поражение. А можно отдаться им сполна и тоже терпеть. Так уж сложилось.

Мы можем оспорить эти нелепые сказки наставников. Можем презреть их. Отчего только? Не оттого ли, что не хотим признать свою страсть – неполноту? Есть у вас другие объяснения?

А ещё найдётся, и не один, «ревнитель Истины», который воскликнет: «Есть и другие объяснения! Предполагаю, что вы тут специально в кучу избыток и недостаток сложили. Ссора да война бывают действительно не из лада, но и от недостатка, и от избытка. Ну некуда приложить свою силушку человеку ли, государству ли. Показать её желает. Другое дело, что избыток в одном порождает недостаток в другом. При избытке физической силы часто недостаток разума случается. А почему так, тоже понятно – потянуло в одну сторону, и перевешивает эта сторона, и все надежды кладутся на эту же сторону. И при избытке ума обычно бывает недостаток силы физической. Вместо того чтобы забить гвоздь, ищут, где заработать денег, чтобы пригласить мастера по забиванию гвоздей. Это я к тому, что слова «избыток» и «недостаток» сильно разные, а значит, и смыслы и образы, которые стоят за ними, тоже разные».

Что хочется ему ли, им ли сказать? Видели вы когда-нибудь этакого напористого ребёнка, упорно пытающегося, чтобы в игре за ним всегда последнее слово было? И вот подходит он к дядьке «нехорошему», который в воспитании не искушён, и считает, что нельзя уступать младенцу по младенчеству его. Полезнее будет для него выиграть в этой игре. И выигрывает. А дитя это упорное бодаться начинает. Истерит, слёзы-сопли, но он же прав! Он должен выиграть!

Так вот к чему пример этот? Когда-то Лесник учил нас по Истине сверяться! А-а-а-а! Чего это вы на дыбки встали? Мол, вы такие-сякие-мазаные, на Истину посягнули? Не самомнение ли это?

Не самомнение! Так вот, Лесник учил нас по Истине сверяться! А она равна Вечности и Бесконечности. Выскажи что-то, а потом это к Вечности приложи, и увидишь, что сказанное тобой в недостатке!

Смотрите ещё раз: Вечность плюс 100 – сколько будет? А вечность минус 100 – сколько получится? Ни убавить, ни прибавить. А потому «выше» Вечности – считай, Истины – не прыгнешь. Вот и выходит, что всякое высказывание недостаточно. Несходно! Потому «больше – меньше» неприменимо к Истине. И к Ладу тоже! А чувства, которые многие упорно называют нерусским словом «эмоции» (от латинского emoveo – потрясаю, волную), к Ладу ведь ведут! И потому они всегда в недостатке к Ладу. А в Ладе нет чувств, но любовь там! Приходится «утюгом проходить» по одному и тому же. Видимо, иначе никак. Кстати, эмоции в нашей традиции блазнями или манками звались. Что манит, то и волнует! А то, чем мы воспринимаем чувства, называется чувствованиями!

Избыток же – это выродство, как и недостаток. По отношению к Истине они равнозначно являются недостатком. Однажды мы поднимем разговор о мытях, или слабинах наших. Но пока что загодя скажем: и сильные наши стороны – наши недостатки, и слабые – тоже недостатки наши. Мыти, которые дураками-дундуками в мир глядят.

Всё ли было сказано, чтобы раскрыть представления Спаса о чувствах? Или нужно ещё «пройтись утюгом» по этому месту не раз, чтобы уж не осталось никаких складок? Пожалуй, что так. Жизнь тому учит! Сколько же мы видели сметливых и дошлых на своём пути, которые с полуслова всё без исключения схватывали! Только схватывали они что угодно, но совершенно не то, что имелось в виду. А потому пройдёмся по уже сказанному ещё раз. Может, что-то ещё выяснится.

Когда наши чувства возвращаются к нам, когда их приток равен оттоку, мы обретаем ровность. Эта ровность не некое совершенство и не некое состояние, где человек становится безучастным к окружающему, подобно «ленивому богу», покинувшему своё творение. Его продолжает волновать, но не то или это, а всё и вся. Уравновешенный в чувствах получает сомнительную выгоду. Он становится способным охватить соучастием и сопереживанием весь мир. И хотя он болеет за вся, при этом перестаёт метаться. Его душевный огонь не колышется туда-сюда, отчего начинает яростно разгораться. Только горение это не мета нирваны, неги, услады, блаженства или чего там ещё. И нет в нём исключительного блага, поднимающего горящего над всеми остальными. Коромысло чувств, их обоюдоострие говорит о том, что человек подошёл к вехе возвращения. Мир близок к тому, чтобы изгнать его. И это изгнание – его Голгофа, на которую он взойдёт ради мира, его изгнавшего. Потому коромысло чувств вряд ли в трезвом уме можно назвать благом, хотя оно и открывает человеку неведомые раньше возможности.

Из сказанного выше становится видно, что чувства наши рано или поздно должны обрести обоюдоострие. Сейчас же мы, как говорил наказитель, «отупевшие» в чувствах. Сдержанность чувств в угоду какой-либо цели или в угоду кому-то ещё приводит к скоплению их в теле. В укладе этот клубок нерастраченных чувств называли смаком. О нём мы ещё упомянем ниже. А невозврат чувств сказывается ли как-то в теле? Да, сказывается. Несмотря на то что чувства – руки души, они пронзают и тело. Смак можно описать как некое телесное напряжение, которое спустя время становится аглыдью (об этом мы тоже скажем ниже). Отупение в возвращающихся чувствах называли в традиции Спаса Хлябью. Что это значит и как выглядит хлябь? «Хлябь» – устаревшее слово, означающее неизмеримую глубину моря или неба, бездну. И вроде бы её нужно описывать как нечто противоположное смаку, но тут легко сорваться в образцы и соврать.

Больше всего «конкретики» в отношении таких образований, как хлябь и смак, требуют люди практичные. В основном это целители, которых волнует «методика» работы с ними. Как их убрать? Но не так всё однозначно с подобны ми образованиями. В чём же неоднозначность в частности с хлябью?

Как вы знаете, у каждого человека есть свои слабые места. Они всё время «зияют и кровоточат». Выражается эта «кровоточивость» тем, что это место всё время в хроническом недомогании. У кого-то это бронхи, у кого-то кожа, у кого-то глаза, сердце, печень, желудок, простата. И никакая терапия тут не помогает. Сквозит и сквозит сквозь них. Хляби для нас – этакие щели, сквозь которые утекает наша жизненная сила, а с ней и памерки частично. Человек мучается хлябью десятилетиями. Иногда «безобидно», иногда на этих местах возникают серьёзные заболевания. Хлябь бросается в глаза сразу же. Она как язва нерубцующаяся. А вот смак сложно вот так сразу отличить. Напряжение и есть напряжение. Как и другие содержания сознания, в теле отражающиеся. Пока не растеребишь, не поймёшь, что это такое. Смак ли, лярва, мирёк? Ниже мы затронем все эти образования.

Хлябь есть спутница страсти. Должно быть «коромысло», чтобы колесо катилось, поучали наставники в Спасе. А тут отток больше притока. Не Лад! Потому и кажется, что чувство в избытке. Страсть!

Как же лечить эту страсть? Как хлябь заткнуть? А заткнуть её невозможно! И лечить тут не тело надо, когда зудит и зудит в одном месте. В медицине это называют функциональными нарушениями. В узком смысле это расстройства, обычно психогенной природы, имитирующие неврологические или соматические заболевания, характер или выраженность которых, однако, не удаётся объяснить определёнными структурными или метаболическими изменениями в организме. Со временем они могут стать органическими изменениями. Но, так или иначе, все эти болячки не от нервов, как принято говорить, но от изъянов души. Душу же лечить можно. Можно и руки тут накладывать, давая душе утешение и надежду. Можно словом душу окатывать подобно морской волне, чтобы она сгладила свои острые края. Но это лишь часть! И никакой механики. То есть никаких алгоритмов, как, что, сколько, когда, чтобы не стать маши ной. Помните, мы говорили об этой опасности уподобиться машине и потерять душу? Тут уж точно никакого исцеления не будет! А что же остальное, если накладывание рук – лишь часть? Весь наш разговор тут об этом. И уж извините, если вы этого не заметили, если продолжаете настаивать на методике, то не стали ли вы машиной?

Чувства есть желания души. Она с их помощью прикасается к миру, посягает его. И от этих прикосновений душу выхолаживает, разжигает, трясёт, колыхает, возносит куда-то вверх, низвергает вниз. То есть чувство как орудие души старики разделяли на две стороны. Взять, например, чувство стыда. В нём есть цапка – это та часть чувства, которая прикасается к предмету ли, явлению ли. Она снаружи. Другая часть чувства касается души. Там коснулся – тут отразилось. Отражается по-разному. Когда мы испытываем стыд, то душу начинает выстуживать. Мёрзнет она и охлаждается. Ту часть чувства, которая воздействует на душу, называли казнью. Казнь – это со старославянского «распоряжение, наказание». Наказание как указ. «Каз» же есть некое роковое слово, или Горнее слово. Всё в этом мире имеет воздаяние. Посягнул я на что-то – получил воздаяние в виде казни. В стыде это выхолаживание души, в восторге – вознесение ввысь, в отчаянии – низвержение, в печали – жар, в любопытстве – тряска снизу вверх, в злости –тоже тряска, но сверху вниз, и т.д. Казнь и есть то, что мы привычно называем нерусским словом «эмоция».

Эмоция (от латинского emoveo – «потрясаю», «волную») – психический процесс средней продолжительности, отражающий субъективное оценочное отношение к существующим или возможным ситуациям и объективному миру. Такое определение эмоции даётся в науке. Но для нас главное тут другое. Перевод! Потрясаю, волную. По трясение и есть казнь, или наказ душе в соответствии с её Задумью. Вот эту казнь принимают чувствования души, приводя в силу ермаки то ли душевные, то ли наддушевные. Нам сложно сказать это. Ермаками называли малые жернова для ручных мельниц. Есть такие и над душой. Они вроде как орудия судилища души, которые мелют её в муку, или мельчайшее. И там, в мельчайшем, человек и встречается со Спасом. Он начинает ведать то, что мы называем Божьим замыслом. Недаром мýка и мукá суть одно. Испытывая мýку, мы превращаемся в мукý! Мукá же есть то самое МАЛАко, которое есть изначальное мироздание. Не говорили мы пока о МАЛАке? Ничего страшного! Речь о нём впереди.

Так вот видели в Спасе суть чувств. Понятно, что многие тут заявят о «другом мнении». Так мы и не спорим. Всякое мнение есть лишь мнение! И не больше! Хоть мнение Спаса, хоть ваше частное мнение. Мусор всё!

Но если чувства не возвращаются сполна, если мы отупели в отгульных чувствах, а чувства старики так и называли: разгульное, или выходящее из души, и отгульное, входящее назад в душу. Чувства других, посягающие нас, называли пьяными; они насыщают нашу душу, опьяняют её, убирая её богарность, или неплодность. Об этом мы тоже расскажем в своё время. Вот и выходит, что в делании души участвуют чувства других и наши собственные чувства! Так вот, если мы отупели в отгульных чувствах, то душа в пороке остаётся. Как? Она перестаёт «дышать» на полную, как бы замирая на выдохе. Почему так? Не скажем, потому как не знаем. Так было принято в укладе. Вдох – это разгул чувств, а выдох – их отгул, возврат. Душа, не могущая выдохнуть сполна, страдает. Происходит её удушье. Душевная астма.

Не очень привычно как-то. Почему исход чувств равен вдоху? Ведь вдох – это вовнутрь, а выдох – вовне. Если воспринимать слова наставников, то выдох соответствует творению. И если у тебя астма душевная, то ты не сможешь творить. Ты пока поглощаешь. Творчество же возможно только там, где приток равен оттоку. Не очень понятно? Тогда не заморачивайтесь.

Тем не менее мы страдаем. Нам не хватает наших же отгульных чувств. И мы хотим вернуть их. Но как? Раскрыть сердце? А получится ли? Не получается! Вот тогда мы и начинаем подчинять всё то, во что наши чувства вложены. Мой город, моя книга, моя любимая, моя кошка. А кошка подчиняет свою хозяйку. Моя… не так разве? Тогда скажите сами себе: равны ли с вашими вещами? Подчинение есть мета страсти!

В общем, страсть – когда чувства в загул ушли, страдание – когда они сдержаны нами. Чувства ведь надо сжечь. Мера чувств определяется Задумью. Ею же определяются язи души и чувства, им сопутствующие. Таков договор, та ков Ряд! Чтобы не проиграть самому себе, потому и надо сжечь все чувства сполна!

* * *

Вот говорим мы это и задумываемся: а с кем вы это спорите? Ведь спорите же! Возмущает вас нами сказанное. Своё мнение отстаиваете. Мол, есть и иная точка зрения. Есть-то есть. Но насколько она есть? Мы-то своего дурака тут напоказ выставляем. Ведь сказали же: то, что мы скажем здесь, – сплошная чушь! По Истине сверяемся! И точек зрения у нас столько, что сами запутались. Сами смеёмся над собой да на посмешище себя выставляем. Вот, глядите, как оно было!

А вы с дураком бодаетесь. Возмущаетесь же? Эмоционируете! Наверное, за звание совершенного дурака боретесь? Что вас взволновало? Да дурак и взволновал! Ибо дурак и несходность – синонимы. Не сошлось – вот и пошло волнение. Ну и дураки же вы! А может, недоросли просто в облике философов? А слабо вам посмеяться над нами вместе с нами? Дураки ведь мы! Нам же над вами посмеяться сам Бог велел! Вот и хохмим, валяя дурака. Что это значит? Наберитесь терпения!

А ещё по Истине сверяйтесь, которая равна Вечности! Может быть, тогда и увидите, что вы язь – мыть – серебрина – да дурак! Ладно! Пусть будет вельможный дурак! Что означает сказанное? Наберитесь терпения. Скоро уж прояснится.

И тут в самый раз обидеться ещё раз и сказать: сами же сами просили другие объяснения сказать! Да, просили. И благодарны вам! Ибо прямо сейчас наша с вами беседа идёт! И прямо сейчас мы по Истине сверяемся. И пони маем, как мы были похожи на того самого ребёнка, о котором выше упомянули. Боролись с Лесником. А теперь в вас себя видим! Спасибо вам! Вашими молитвами доковыляем!

В традиционном укладе Спаса существовало представление о силе чувств. Отсюда проистекали и такие понятия, как полнота и пустота чувств. Соответственно, различали ярые чувства. Это ярость. Выше мы упоминали об этом. В этом случае чувства изливаются по полной. Как правило, ярость вспыхивает тогда, когда перед человеком возникает препятствие, преодолеть которое ему можно только на подвиге. Или когда перед ним встаёт вопрос выживания. Тогда личность отходит в сторону, перестаёт обкрадывать душу. Не до жиру. Ведь именно душа отстаивает Задумь, а не личность. Возжигаются истоты. Приток – отток чувств уравновешиваются.

Нам более привычно видеть ярость как некое проявление гнева с некой негативной окраской. Так ли это видели в Спасе? Ниже мы подробнее окунёмся в этот вопрос. Ярость, можем только сейчас сказать, зависит от огня сердечного – жагры. Когда он вспыхивает, чувства льются бурным потоком и силы прибавляются. Но, с другой стороны, огонь сердечный вспыхивает тогда, когда чувства уравновешены, когда ты равнодушен. Тогда Полноту и охватываешь.

Обычное проявление чувств в мир в Спасе называли дюжестью. Это когда чувства льются ровной рекой, когда перед человеком не встают вопросы выживания или битвы за свою Задумь.

Чувства на спаде в Спасе называли жлобой. Очень часто в силу различных причин (разговор об этом будет ниже) сердечный огонь притухает. В ответ на это оскудевают и чувства. Человек живёт в постоянном недостатке. Душа сохнет. Чем не злоба? Злоба и жлоба одновременно. К сожалению, состояние жлобы становится основным в человеческой жизни. И живёт такой в чёрно-белом мире. Под знаменем «что воля, что неволя, – всё равно!»

Иногда нас переполняет не от избытка чувств. Когда человек прикасается к Горнему, его переполняет восторг. Старики называли это пылом. Душа ликует, наполняясь надеждой. Человек при этом начинает «светиться». А чувства его замолкают. И хотя он отмечает полноту чувств, с чувствами это связано опосредованно. То есть он пытается описать происшедшее с ним через посредника. Посредником же здесь выступают его чувствования. Не чувства! Если вы были внимательными, то уловили разницу между чувствами и чувствованиями. Вопрос взаимодействия чувств и чувствований весьма большой. Мы не будем его пока затрагивать. Тем не менее не стоит забывать, что чувства и чувствования – не одно и то же. Многие состояния, которые не являются чувствами, такие как радость, восторг, любовь, мы в силу чувства – чувственной казы – также возводим в разряд чувств. Хотя описываем их через чувствования. Да! Весьма непросто принять «хитрую науку» предков, особенно если ты философ по жизни. Тогда ты будешь говорить: «Нет! Так не так! И так не этак!» Сами такими были. Тем не менее каза правит нами! Помните, мы говорили о ней? Это то, что скажает нас и искажает. Так что вот вам ещё одна подсказка, где искать причину своей несостоятельности.

Но возвращаясь к вышесказанному, как описать это «ах»? Недаром старики называли это молчанием, или, вслед за христианами, исихией. Молчание чувств не опишешь через чувствования.

Ещё душа наша, говорили наставники, парит по жизни. То взлетая к венцу, то к гузке опускаясь. В общем, то вверх, то вниз. От этого тоже многое зависит. В смысле, полнота и пустота чувств, а также острота чувствований.

А зачем нужно тут поднимать вопрос о чувствах как жилах души Смаги? За всем этим скрыта ежедневная наша жизнь. Кто не умеет играть на чувствах? Каждый по-своему овладел этой наукой! Если же взглянуть на эту игру «вооружённым взглядом», то гораздо больший взяток можно изъять из этакого смотрения!

Струны души! Это прежде всего – о чувствах! Но если можно играть на этих струнах души, то они могут расстраиваться? Расстраивается же гитара? Тогда должны быть и приёмы их настройки? Такие вопросы возникают у особо прагматичных искателей тайных секретов. Что-то же есть такое-этакое? Не может не быть! Попробуем ответить на эти вопросы.

Струны чувственной души Смаги подобно струнам животной души Живы имели своё название – серебрины. В мифологии Спаса чувственная душа – что солнце золотое. А вот её гонцы – серебряные. Но в этом взгляде нет никакой прагматики. Одна поэзия. Серебрины материальны. Их можно при желании подёргать, что мы и делаем каждый день. То есть через чувства других людей мы пытаемся вырулить мир к желаемому нам. Так уж ведётся, что в каждом человеке обитает «владычица морская». И каждый из нас хочет, чтобы было «по-моему». А как этого добиться? Имея силу. А если нет силы? То через утончённость. Дёргая окружающих за серебрины, мы воздействуем на их слабины (мыти), что вызывает у них боль. И эта боль побуждает их к действию, которое мы тут же пускаем в нужное нам русло. Тут же можно «подложить» человеку нужный образ. И он его не заметит. Ибо боль затмила его видение. Это и есть морок. У кого-то это получается лучше, у кого-то хуже. Но, так или иначе, этим навыком обладает каждый без исключения.

Чувства, позволим себе повториться, есть мета изъянов душевных. Они исходят в мир из язей душевных в поисках исцеления. Язь тут – некая рана, или измятость души. Как говорили наставники, её грань. Всякой грани соответствует своя мыть, или слабина. От неё исходит чувство в виде серебрины. И за эти ниточки мы тянем того, кого хотим побудить к нужному нам действию. Причём делается это в обход здравого смысла. Ибо здравый смысл не даст нам получить желаемое. Ведь оно зачастую идёт вразрез с пожеланиями того, кого я хочу использовать. В общем, надо воздействовать на слабины. В этом и состоит столь желаемое многими искусство манипуляции. Ново-латинское слово «манипуляция» происходит от manus – «рука», и pellere – «толкать», «ударять», «приводить в движение». Например, в каждом есть страх ущерба. И если на него воздействовать обапол, то есть не напрямую, а исподволь, то человек становится легкоуправляемым.

Как тут не вспомнить песню кота Базилио и лисы Алисы из кинофильма «Приключения Буратино»! Она прямо пособие по игре на чувствах и искусству манипуляции! Самое лучшее пособие!

Пока живут на свете хвастуны,

Мы прославлять судьбу свою должны!

Какое небо голубое,

Мы не сторонники разбоя:

На хвастуна не нужен нож

ему немного подпоёшь –

И делай с ним, что хошь!

Покуда живы жадины вокруг,

Удачи мы не выпустим из рук.

Какое небо голубое,

Мы не сторонники разбоя:

На жадину не нужен нож,

Ему покажешь медный грош –

И делай с ним, что хошь!

Покуда есть на свете дураки,

Обманом жить нам, стало быть, с руки.

Какое небо голубое,

Мы не сторонники разбоя:

На дурака не нужен нож,

Ему с три короба наврёшь –

И делай с ним, что хошь!

А сколько этакой игрой на струнах души грешит воспитание? Зачастую мы не воспитываем детей, но ломаем их в борьбе суровой. И родительский инстинкт здесь уступает инстинкту самости. В детстве вам говорили когда-нибудь: «Если ты будешь так кривляться, я тебя любить не буду!»? На самом же деле они имели в виду другое. А именно: «Слушайся меня!» На чём тут сыграно? На слабине остаться одному. Это страх или уважение перед опытом? А может, что-то другое? Ведь, как правило, каждая язь души связана с несколькими чувствами. С одной мытью бывают связаны и три, и пять, и семь серебрин, и больше бывает.

А говорили вам родители: «Не будешь делать уроки, станешь дворником»? Что они хотели этим сказать? Точнее, сделать? К чему побудить и для чего? Не опять ли: «Слушайся меня!»? Да, в этаком наставлении есть забота. Только о ком? О вас или о себе? И о вас тоже. Но больше о себе. 50 на 50? Или тут другое соотношение? Ответьте сами себе. Только наш социальный статус, или «место под солнцем», зависит в том числе и от наших детей. А серебрина, за которую тут тянут, – страх. И не только. Смотрите сами. Дать тут точную пропись невозможно, да и не нужно. Тут прямо в душу смотреть нужно, чтобы сказать, какие чувства льются из человека.

Играют на чувствах, давя на жалость, на неуверенность в себе, или, наоборот, на чувство важности. Удивительно, но эти две особенности вполне уживаются в каждом из нас. И неуверенность в себе, и чувство того, что я всё же самый-самый. Но и тут, взывая к слабинам человеческим, говорят этому дураку: «Слушайся меня!» А затем предлагают к воплощению определённый образ.

Про дурака мы тут тоже упомянули неспроста. Язи душевные есть наши слабины. И хотя мы стремимся спрятать их, чтобы быть неуязвимым, они всё же выходят в мир дураками. Или дундуками. Так называли глупое в нас. Оно дурак, но дурак – это и чистый лист, с которого Царь начинается. Такого дурака в той ветви казачьего Спаса, с которой мы соприкоснулись, называли малахтарь. Это дурак-победитель. И он отличен от дурака-дундука. Вот старики и разделяли малахтаря от дундука, чтобы казу эту распутать. Ну, видят люди дундука-дурака, или голого короля, и всё тут. Серьёзного-серьёзного. Кстати, чрезмерная серьёзность есть мета этого дурака. Не сосредоточенность, не печаль. Но именно серьёзность. А если не замечают его, дурака, то только по договору о взаимной пощаде. Есть такой в обществе.

Вот, к примеру, мы видим этакого уверенного в себе и преуспевающего мужчину. Красавец, здоровьем пышет, силой веет, улыбкой разит. Женщины от такого без ума. Но дурак же! Положа руку на сердце, попробуйте опровергнуть это. Мол, не дурак. Вы не скажете так только потому, что сами дураки. Договор о взаимной пощаде-то действует.

В общем, слабины шествуют в мир дураками. И стоит этого дурака польстить, в сути, обмануть, или поиграть на дураке посредством серебрин, мы растеребим язь, соответствующую дураку. Растеребим рану. И боль возмутится. При этом человек станет слепым, глухим и «деревянным». Он потеряет картину мира. Вот тут ему дадут образ к действию. Он примет его как свой. И будет исполнять. Образ даётся словом. Но в то же время все эти образы уже вложены в культуру. Потому иногда даже не надо ничего ему предлагать.

Образ можно подать словом. Например: «А слабо тебе с парашютом спрыгнуть?» Тут дурака гордого растеребили через чувство гордости, САМца, и образ нужный вложили. Не с парашютом спрыгнуть, но слушать меня и… спрыгнуть с парашютом.

Но это всё всем хорошо знакомо. Каждый психолог об этом может рассказать столько, что диву дашься. А вот по трогать напрямую дурака – мыть и язь душевную… вот это удивляет. Тем не менее можно к дураку прикоснуться на прямую!

Но чтобы сделать это, чтобы «держать в своих руках» чувства другого, нужно самому испытывать эти же чувства. Если хочешь разбередить в ком-то страх – бойся сам, поучали наставники в Спасе. О том же самом говорят и психологии: «Эмпатия – это лучшая черта человека, потому что он знает, что чувствует другой». Эмпат благодаря этому может как помочь, так и навредить.

Взять бойцовый Спас. Увидел, к примеру, страх в сподручнике, сам боясь, в том, кто хочет тебя ударить. Сжал кисть в кулак резко и разжал её (это так называемая праща, с помощью которой чувства пускают в дурака страха), что бы аж у тебя в печёнке ёкнуло. Это ты за чувство страха его дёрнул. И дал образ нужный сподручнику в его боль. Мол, даже не думай меня бить! Слушай меня!

Как дать образ? А просто палец указательный поднять на уровень глаз сподручника. И он потеряет целкость. То есть расстроится. Не палец, но сподпучник. Всё!

Описано просто. Только всё это нужно сыграть так, чтобы «места не оставалось». Так говорил наказитель. Сыграть не его, но ВЕСЬ МИР! Как играют великие актёры. Не известные, а великие!

В общем, через какое-то время можно будет очень легко играть на чувствах. В сути же, играть на мытях посредством серебрин, дёргая дурака серьёзного, теребя язи с целью изжить глупость… в самом себе! Вот главный секрет морока. Оттого характерников и называли весёлыми, что они играли себя самого, играли на чувствах, чтобы исцелить мир через себя же. Ради этого мы и подняли тут беседу об игре на чувствах. Чтобы сволочь с себя сволочить. А сволочь, как вы помните, есть всякий мусор. В чувствах же, в чувствованиях, столько мусора, или сволочи скопилось… Стоит её убрать, стоит принять, что цель манипуляций не взойти на гору и царём стать, но дурака изжить в мире и в себе, чтобы Хоровод вернуть, – тогда мы сможем вот так напрямую и чувства трогать, и душой быть, хоть и во плоти. Тогда к тебе чудеса и приложатся. Играние дурака в Спасе называли просто – дуракаваляние, или дундука плясание. Так что валять дурака, или дундука плясать, – целительство души, которое ни в одном университете не преподают. И валять надо дурака до совершенно круглого дурака! Лишь круглый дурак способен Горнее узреть!

А ещё важным условием игры на чувствах является искренность! Что такое искренность? Как её толковали в Спасе? Если внимать наставникам Спаса, то слово «искренность» означает «огонь близко». То есть близь есть при огне. Каком огне? Душевном, который является и Огнём Вселенским. Когда мы облачены в личность, то не можем не лицедействовать. Так уж устроен мир. В нём нельзя пройти напрямую. Вот личность и лицедействует, играя в велидушие, играя на чувствах сообщества. Есть у общества и такие! Они напрямую связаны с общественной моралью (об этом разговор будет ниже). Мол, как они могут-то говорить об этом, когда о чести и совести понятия не имеют? Да-да! К сожалению, так говорит тот, в ком лицедей личности творит своё. И общество открывает им двери. Чтобы получить своё, в мире нужно лгать. То есть по верхам ходить.

Искренний же не лжёт. Он выдаёт в мир себя. Как есть. Без прикрас. Он как дурак, у которого что на душе, то и на языке. Его «внутренний человек», который «при огне», не «внутренним» живёт, и действует как бы одна и та же «искра», не происходит подмена «чувств на образы». Думаем, не надо пояснять сказанное?

Игра невозможна в полноте, если ты неискренний. Да, она не без азарта, не без ража, но в ней чего-то не хватает! Забавы, восторга, восхищения, упоения? Возможно, что и это есть в игре неискреннего. Но полноты в ней нет. Ведь полнота лишь там, где простота. Где «внешний человек» созвучен с «внутренним». Тот, кто прост, лишь может СПОЛНА! Но он в глазах общества дурак. И в обществе он недееспособен. Но недееспособно общество. Ведь оно «не близ при огне», не душевно. Оно живёт, воруя лишь огонь сей, изымая его из душ тех, кого поглощает. Об этом тоже разговор будет ниже. А пока что стоит себе узелок на память завязать. Не изживёшь дурака из себя, пока ты неискренний. Да, многих смутит такой подход. Изжить дурака, что бы стать дураком. Но дураком не дурацким, который дурак, но тем, который у Рода, – уродивым. Род же тут, согласно древней традиции наших предков, – то, от чего мы отпали. Не род родни и предков, которые нам помогают, но Род-Хоровод. В общем, не будешь искренним – все твои «тайные» приёмы будут твоим же посмешищем. Ни к серебринам тут не притронуться, ни дурака повалять. Кажется, вполне ясно всё сказано?

В целом всякая духовная наука – подгонка. Без исключения! Подгонка под свои предпочтения, или, как говорят ныне, приоритеты. Обвиняют друг друга «духовные учителя» в сказкосочинительстве. Но каждый из них и есть сказочник. К примеру, некоторые борются со страстью. Да, если жизнь одна, а потом ад или рай, то борьба такая оправдана. Ради рая. Но рай и ад есть следствие грехопадения. Если грех, или уйму, или разделение, преодолеть, то рай и ад должны исчезнуть. Если же они не исчезли, то грех продолжает быть в силе! Не преодолён он. Нечто, назовём его иным измерением, иномирьем, опять разделено на рай и ад. Как тут, в нашем мире, который во грехе лежит, есть рай и ад, так и там, где, по идее, грех попран, рай и ад остаются. Так что неувязка с «духовной наукой» о борьбе со страстью и с преодолением греха. И как следствие – воздаянием за это раем в качестве награды преодолевшему. И наказанием адом – грех не поправшему. Ведь в таком взгляде на жизнь после жизни воочию остаётся разделение! Не так ли? Да и вообще всякий взгляд есть грех, или уйма. Ведь он делит мир на части. Ну не может Божья обитель быть разделена или во грехе быть! И не то что-то во взгляде на наказание и награду. И то, и не то!

Грех попрать – что уйму залатать без ниток и иголок, говорили наставники, в единое полотно без узора. Это и есть исцеление. Всё остальное – от лукавого. Легче-тяжелее – это прелесть. Как и «помогаю». Да, мы как-то шагаем друг с другом по жизни в поисках утраченной Полноты. Но как? Всё сказки, что бы мы ни сказали. Всё сказки, что бы не сказали вы. Сказки, даже вопреки очевидности, которая, как вы помните, от лукавого тоже! Прелесть ей имя!

Вот некоторые «знатоки» духовных наук говорят, что до грехопадения чувства были такие-то… Но вот вопрос: были ли чувства до того, как грех мир порвал? Ведь чувства, так или иначе, направлены. С этим трудно поспорить. Очевидность, как говорится! Хоть очевидность и прелесть. Направлены они на достижение Полноты. Их не могло было быть Там, в раю, который мы потеряли. Ибо там и есть Полнота. Но тогда что было в раю? А там была любовь! Любовь, которая у нас болит. Мы только и делаем, что говорим о ней. У кого что болит, тот о том и говорит! Но высказаться не можем.

И сейчас каждое чувство разделяется само в себе, но его противоположность не замыкается в нём же. То есть не смыкается с ним в пару и не образует кольцо. Противоположность к чувству, несмотря на то что муж и жена – одна сатана, называли несходностью. Но эта несходность сходится с иным чувством, которое, в свою очередь, несходность к тому, кому является противоположностью. Так чувства и переплетаются друг с другом. И в этом переплетении они имеют некую сходность. То есть то, что делает их единым чувством. Эта общность называлась в Спасе любавой. Благодаря любаве в печали есть страх, а в страхе – презрение. В презрении – удивление. А в удивлении – гнев. В гневе – досада, в досаде – зависть.

Любава есть предвозвестница любви. Её нужно искать, чтобы обрести любовь. Так вот, призывая к любви, как мы делаем, и даже объявив себя любвеобильным, мы не в состоянии достигнуть любви. Вот потому и нужно утонуть в чувствах, чтобы поймать любаву. И тогда всё сойдётся! А когда сойдётся, то и любовь мы будем в состоянии поять и понять. И стать ею – любовью. Иначе нас ждёт сплошная несходность. Так что даже понимая, что всё не то и не так, мы будем не в силах вырваться из своей каморы, или камеры. Узники мы все с вами. Атхапом называлась эта камора. И о ней разговор будет ниже. Несходность держит нас в плену. Несходность – основа очевидности. Когда белое – это белое, а чёрное – это чёрное. Но тогда белое нужно объявить чёрным? Нет! Не нужно вообще ничего объявлять. Нужно лишь нырнуть в неочевидность. В ней есть то, что мир делает единым. Это любава! Но что такое любава? Этого никто не скажет. Воистину, пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.