Читать книгу Легкая поступь бытия. Избранные тексты: проза, поэзия, драматургия - Лилит Базян - Страница 19

«Московский Дом Михаила Христофоровича Чайлахяна и его прекрасной и обаятельной супруги Тамары Карповны Чайлахян поистине был тем местом, где любили бывать и высокие, именитые гости и люди простые, без всяких регалий. Люди разных национальностей, вероисповеданий и взглядов, те, кто имел многолетний стаж дружбы, и недавние знакомцы находили здесь добрый ласковый прием, искреннее радушие и понимание. Многие признавались, что в этом оазисе любви и доброты как-то легче становилось дышать. Без всяких формальных установлений Дом Чайлахянов был Домом Дружбы, а сам Михаил Христофорович —„Полпредом“ армянского народа на русской земле в Москве».

Так писал в книге о М.Х наш друг, заслуженный журналист Ваган Вермишян.

А мама была душой всего этого содружества.

Казалось. некая круговая порука добра, любви и памяти окружала их жизнь.

***

Спасение – это другие. Моя школьная подружка Наташа Михеева, у которой с мамой были свои доверительные симпатии посвятила нашему дому такие строчки:

Квартира маленькой была,

но грела многих.

И до сих пор ее тепло

Со мной в дороге.

***

Тепло и гостеприимство ощущали и друзья младшего поколения.

Когда Миша Тарасов – мой сослуживец по курьерству в издательстве «Искусство», отслужив в армии, зашел в наш дом, там уже жила семья брата и Инночка гостеприимно впустила незнакомого юношу. А он с блаженной улыбкой ходил по комнатам и говорил, как хорошо из этого окна было встречать рассвет, а отсюда в ясные вечера был виден купол Университета, над которым гордо летали орлы, а отсюда… Думаю, что особенно хорош был монолог о рассветах, но честное слово – это был вполне невинный период, когда мы собирались небольшой компанией, пили сухое вино. Какие нам победы рисовались в будущем…

Друзья Мои, это я чтобы не плакать смеюсь. Понадобилось много лет, чтобы я могла так писать о нашей жизни с мамой и папой, чтобы я поняла, что все это существует в каком-то другом измерении, и все это приношу Господу в благодарность за те счастливые минуты, которых было так много. Они были освящены светом и добром, и поэтому невозможно не любить эту память о них.

***

Мамины слабости – конечно, были. «Тамарочка не умела готовить», – так считалось в нашей большой семье, где все невестки были отменные кулинарки. А лимонный пирог? И мамин холодец, такой вкусности я никогда больше не ела. А еще они с Соней здорово делали котлеты.

***

История Сони началась с печали, а кончилась свадьбой. Была она из Орловской губернии. К жизни относилась с серьезностью и большой долей иронии. Была самокритична и обладала крестьянским умом и интеллектом. Письма в деревню писала суровые, без сантиментов. Мама иногда подтрунивала: «Соня, давай напишем: «Жду ответа, как соловей лета». Она обижалась, уходила к своему сундуку бормоча: «Не буду вообще письма посылать». Но все кончалось примирением. Соня рассказывала, что одна из домработниц нашего двора (был такой институт в 50-ые годы, демократичный вариант клуба для слуг, в котором состоял членом знаменитый мистер Дживс), когда звонили по телефону, брала трубку и осведомлялась:

– Откеда звон?

А когда приходили гости, спрашивала у хозяйки:

– Подавать, или на кой?

Наша Соня умела разговаривать с многочисленными гостями мамы и папы. И мамин однокурсник поэт Наири говорил:

– Половину вашего семейного счастья составляет ваша Соня.

Она ушла, когда мы с тихой Таганки переехали на Ленинский проспект.

– Выехали на передовую, – охарактеризовала ситуацию Соня, а через три месяца удачно вышла замуж и осталась в том же доме на Большой Коммунистической.

Хэппи енд. Но это будет потом. А пока – Таганка.

Каждый день эти Марфа и Мария (Соня и Тамара-мама) обсуждали, что приготовить на обед. И Соня отправлялась на Рогожский рынок покупать парное мясо, а мама садилась за стол переводить очередную книгу, если повезло, и кто-то из друзей-переводчиков подкинул кусок прозы, сказку и т. д.

***

Моей любимой сказкой в детстве была «Дюймовочка» Андерсена. Только я не понимала, почему конец считается счастливым. Насколько я помню, она улетала с эльфом принцем и все. А как же мама, которая вырастила ее в горшочке, любила? И моя мама сочинила радостный конец: они возвращаются и живут все вместе долго и счастливо.

***

Мамины прикосновения обладали волшебной силой. Много лет спустя после детства, когда я должна была сдавать последний госэкзамен в институте и никак не могла уснуть, мама сидела и всю ночь гладила меня по голове. Я, наконец, заснула и на следующий день благополучно сдала философию и меня даже отметили («склонность к обобщениям была заложена во мне с детства»). Такая была поговорка в наше время. Правда, я спутала нумерацию билетов. Дежурная разложила их в условленном порядке, и я вытащила не «свой» билет, не тот, к которому готовилась. Но никого не подвела, слава Богу. Так что тут я не обманула ожиданий.

***

Правда, иногда на маму «находило». До сих пор боязно вспомнить тот день, когда мама отпустила меня с каким-то дядей плавать в четырехбалльном Черном море. Если поднырнуть под волну и плыть дальше, так как я это делала потом, то все нормально. Он же решил со своей дочкой и со мной попрыгать на волнах. Меня пару раз подшвырнуло, протащило по мелкому дну, накрыло волной и выбросило на берег. Так что я оказалась стоящей метрах в четырех от кромки воды. Все радовались такому счастливому исходу. Я же совершенно ошалелая от бешенства стихии, со звоном в ушах, тоже принужденно растягивала рот в улыбке и с внутренним укором к маме, толкнувшей меня на эту игру с морской волной.

Должна пояснить, что плавать меня научила мама в знаменитом кратовском пруду, и очень верила с тех пор в мои плавательные способности.

***

А Лева не может забыть другой случай из своего раннего детства. Левка был очень хорошенький «кудрый» мальчик и очень доверчивый, как все дети четырех – пяти лет. Мама его учила не открывать двери незнакомым людям, на предмет похищения или еще какой выдуманной родительскими страхами или не очень выдуманной злокозненной истории.

– Даже если будут говорить, что знакомые, не открывай.

– Ладно, – сказал Левочка. А через час, какая-то женщина постучав в дверь, медовым голосом сообщила, что она хорошая знакомая его мамы.

– Деточка, открой, я – подруга твоей мамы.

– Честное слово?

Голос ответил:

– Честное слово.

Дверь была открыта и… немая сцена… на пороге стояла Левочкина мама. Левка заплакал. Почему? Обидно стало, объясняет он теперь. Обидно, что доверился и обманулся.

***

Правда это все ничто по сравнению с тем, что делали и как закаляли от превратностей судьбы своих детей другие родители.

Друг и однокурсник папы Хайк Арутюнян спускал своих мальчишек на веревке с балкона второго или третьего этажа, чтобы они были готовы к побегу на манер теперешних суперменов. Если враг приблизится к дому. Слава Богу, не понадобилось.

***

А мы учили наших детей, как задерживать дыхание и нырять в нашей московской ванне. Очень увлеклись этим занятием и совсем забыли, что у наших принцесс длинные волосы, и что в квартире не так уж тепло в зимнее время. Надо ли говорить, что следующую неделю мы их лечили от насморка. Нырять они научились чуть позже в своем любимом «Прибалтийском» море.

***

Дверь нашего дома была всегда открыта для друзей. «Когда вы закроете свою гостиницу?» – спрашивала нас Мария Павловна, интеллигентная старушка, мама нашего соседа Алексея Андреевича. К нам приезжали из Еревана, Ленинграда, Харькова и т. д. Один случай помню очень хорошо. Тетя Грета, друг мамы и папы еще с Ленинградской голодной молодости, дочь знаменитого лингвиста Ерванда Тер-Минасяна, а теперь еще и профессор энтомологии на лето всегда вывозила своих девочек Верочку и Наташу в Армению, в «Народину», чтобы знали язык и помнили места родные. И по дороге из Ленинграда в Ереван заскочила к нам на два часика, а оказалось на две недели. Так как сначала Наташка, а потом и сама тетя Грета заболели гриппом.

Какое это было счастливое для меня время. Мама сразу наладила врачебный уход, Соня отвечала за обеды, а папа, приходя с работы, рассказывал последние научные новости. Мы тогда очень сдружились с Верочкой, она мужественно ухаживала за своими больными, оставив щелочку в двери, через которую микробы не проникали. Действительно, больше никто не заразился, а к нам стал наведываться Григорич (Григорий Георгиевич Башмаков). Он и так любил к нам приходить, а тут новые привлекательные лица. Я обнаружила у Верочки музыкальность и приятный голосок и каждый раз перед Григоричем просила ее исполнить «Ты, друг мой прекрасный, выйди на балкон».

А мама и тетя Грета вспоминали свою Ереванскую молодость, жизнь в домике поэта Иоаннисяна в Эчмиадзине с его дочерьми – мамиными подругами. Они были ревнивы и говорили: «Что ты выходишь замуж за аспиранта, ты могла бы составить партию и выйти за наркома». Что было с наркомами в скором времени, вы уже, наверняка, представили, а папу они все вскорости полюбили и оценили. Вспоминать это было забавно.

Потом одна из них будет жить в Москве, будет приходить к нам, иногда подкидывать переводы. Это тетя Аник даст маме «Иван-бея» Бакунца. Прочтя этот рассказ, я приободрилась, армянская проза имеет своего великого представителя в лице Бакунца, и его достойного переводчика на русский язык в лице мамы.