Читать книгу Легкая поступь бытия. Избранные тексты: проза, поэзия, драматургия - Лилит Базян - Страница 24

С Левоном Михайловичем Чайлахяном я познакомился в 1973 году. К осени 1973 года у меня кончался срок стажера – исследователя. Я был прикомандирован на рабочее место в Институт высшей нервной деятельности и нейрофизиологии АН СССР, в лабораторию нейрохимических механизмов условного рефлекса, от кафедры биофизики Ереванского Госуниверситета. Я окончил стажировку и нужно было вернуться в Ереван и при этом найти работу.

Мой друг Карен Назарян рассказал мне, что в Институте экспериментальной биологии АН Арм. ССР открылась лаборатория обучения и памяти, которой руководит Л. М. Чайлахян.

– Я с ним знаком, сказал Карен, я вас познакомлю.

Через несколько дней, в большом конференц-зале нашего института был доклад Дунина—Барковского «Теория мозжечка Бриндли и Мара». На доклад пришел и Л. М. Чайлахян, так как они были друзьями, коллегами и соавторами с Дуниным—Барковским. При первой встрече я был потрясен сходством Левона Михайловича с католикосом всех армян Вазгеном Первым. Чтобы не быть голословным привожу фотографию Вазгена Первого.

Его святейшество католикос Вазген I

Когда я продумывал вставку фотографии Вазгена Первого, то хотел написать:

– Не думайте, это не Левон в клобуке, это Вазген Первый. Но, на самом деле оказалось, что это Левон в клобуке. Оказалось, что в миру Вазгена Первого звали Левон – Левон Карапет Палджян. Это я узнал совсем недавно прочитав книгу воспоминаний о католикосе всех армян «Веапар». Веапар, по-армянски означает Святейший. Почему два имени, Левон и Карапет, я не знаю. Двойными именами называют католики, но Вазген Первый румынский армянин, родился в Бухаресте, но католиком не был.

Карен нас познакомил. Я объяснил свою проблему, Левон Михайлович сказал: «Приходите на Ленинский 33». Я пришел и начал рассказывать свои эксперименты и результаты. Левон дотошно вникал во все, вплоть до устройства условно рефлекторной камеры. Я подумал, что за зануда, далась ему эта камера. Я тогда не знал, что Левон дотошно вникает во все, но после этого очень глубоко овладевает материалом. В итоге этого разговора меня приняли в лабораторию. По-моему, я был единственным, кого принял Левон Михайлович.

Через полгода я написал первый вариант диссертации и привез в Москву, своему шефу Роману Ильичу Кругликову, у которого я проходил стажировку. Вхожу в экспериментальную комнату и вижу, спиной ко мне сидит темноволосая девушка, в красном платье, а внизу темная широкая полоска материала. Я тогда подумал, что это или армянка или грузинка и это ее косынка, которая сползла на ее ноги. Я протянул руку, сделал шаг вперед и сказал:

– Девушка, у Вас косынка сползла.

То, что случилось дальше, привело меня в шок. Девушка вскочила как ужаленная, повернулась ко мне, молитвенно сложила руки, как делают индусы, и начала быстро – быстро кланяться и шептать «здравствуйте, здравствуйте…", а на лбу у нее красная точка. Одновременно с этим, ко мне подлетает вошедшая в комнату Лена, наша лаборантка, хватает меня за руку и орет в ухо:

– Не смей трогать ее руками, для индианок это страшное оскорбление.

Это была индианка Мина, которая жила в том же доме, где жили родители Левы и его сестры – Маши.

Я тогда интересовался йогой, особенно тем, что, как говорили, они левитируют, то есть поднимаются в воздух без опоры. И я пристал к Мине, Мина мало знала про йогов и совсем мало про левитацию, а я все расспрашивал и расспрашивал. По-видимому, я ее достал и она сказала:

– Хочешь, я тебя с живым йогом познакомлю?

У меня сходу возник образ жилистого, бородатого, темнокожего индуса с копной взъерошенных волос.

– Это молодая симпатичная девушка, – сказала она. Образ старика индуса не пропал.

Она познакомила меня с Машей. Когда я увидел Машу, первое, что я ей сказал было:

– Вы мне кого то напоминаете, но сейчас я не помню, кого.