Читать книгу Искусство: язык Бога. От античности до авангарда - Лилия Ратнер - Страница 4

Предыстория
Красота надоела?

Оглавление

С моей точки зрения, с сотворения мира и с древних времен, когда изобразительное искусство уже заявило о себе, процесс его развития идет по нисходящей. Обычно люди не хотят этого признавать, считая, что все эпохи одинаково значимы, одинаково гениальны, просто они говорят разным языком. Но мое глубочайшее убеждение, что это не так. Я считаю, что искусство древних было неизмеримо выше, грандиознее и ближе к Богу, чем искусство наших дней. Конечно, нам не хочется так думать: ну как это, с какой стати мы – и вдруг не гении? Может быть, гении есть среди нас, но не в этом дело. Я говорю об основном векторе, который указывает на некоторую редукцию, понижение чувства прекрасного.

Когда я училась, у нас был очень харизматический лидер[2] (ему было лет тридцать, но нам, восемнадцатилетним, он казался старым, взрослым и мудрым). Он говорил: «Красота – это то, что должно пылиться в музеях. Вы должны писать так, чтобы хотелось… вырвать, глядя на ваши картины». Представляете? То есть красота надоела, кто-то утверждал, что красота – это вранье, фальшь… Но я никогда не могла с этим согласиться. И однажды, когда я уже пришла в Церковь, мне попались слова замечательного французского православного богослова Оливье Клемана, цитирую их тут не дословно: «Наша вера красива. Святость прекрасна. Мы должны возродить красоту. Красота – это улыбка Бога. Как можно жить без нее? Бог создал мир именно по законам гармонии, красоты и порядка. Просто человек сделал все, чтобы разрушить эту гармонию, но, может быть, в наших силах ее возродить или хотя бы попытаться что-то сделать».

* * *

Люди не всегда понимают, зачем вообще нужно искусство. Как мы обычно смотрим на картины? Нас захватывает сюжет. «Иван Грозный убивает сына»[3] – страшно, царь глаза вытаращил, кровь течет, безумное лицо… Поволновались – и пошли дальше. А там – еще Репин, «Не ждали». Кого не ждали, почему не ждали, кто это такой пришел, откуда пришел – вот что нам интересно. А суть-то вся в том, что у «Ивана Грозного» – красное на красном! А в «Не ждали» – контраст ясной, светлой, такой безмятежной комнаты и семьи – и этого странного, какого-то темного человека с обмотанным вокруг шеи шарфом, который, может быть, только что свалился с виселицы и поэтому помилован…

Художник мыслит образно – совершенно не так, как мыслит обычный человек. Например, Суриков однажды увидел горящую свечу днем, на фоне занавески на окне. И очень долго и мучительно носил в себе этот образ, пытаясь вспомнить, какая у него ассоциация рождается. И в конце концов понял, увидел: «Утро стрелецкой казни», ни больше ни меньше! Помните, там эти стрельцы в белых предсмертных рубахах, со свечами? Вот какое грандиозное полотно, шекспировского масштаба, вызвала в сознании художника одна свечка, горящая днем на окне! Или ворона на снегу – как вы думаете, что художнику пришло в голову при виде вороны на снегу? «Боярыня Морозова»!

Недавно я услышала от своего старого знакомого, известного лингвиста Вячеслава Всеволодовича Иванова об открытии современных археологов: они обнаружили, что изобразительное искусство – речь, так сказать, рисуночная была дана людям задолго до того, как появилась словесная речь и тем более письменная. Древние люди общались между собой образами, это самая главная, самая исконная форма общения. Я думаю, что в раю Адам и Ева общались именно так – вообще без слов, именно образами. И конечно, этот образный язык дан нам Богом для общения с Ним и друг с другом. Это самое главное. Поэтому, когда мы воспринимаем искусство, мы должны держать наготове вопрос: чем эта картина меня зацепила? Что Бог хочет сказать именно мне и именно через эту картину? Это же какие-то телеграммы, письма, обращения Бога к нам через настоящих художников. Он хочет, чтобы мы уловили, угадали, расшифровали этот сигнал и понесли его дальше. В этом, мне кажется, главный смысл художественного творчества и ключ к его пониманию.

Блок был замечательным мистическим поэтом, и я уверена, что он запросто встречался с Музой. У Блока в стихотворении «К Музе» есть такие слова:

Есть в напевах твоих сокровенных

Роковая о гибели весть.

Есть проклятье заветов священных,

Поругание счастия есть.

И когда ты смеешься над верой,


(заметьте – она смеялась над верой! – IP.)

Над тобой загорается вдруг

Тот неяркий, пурпурово-серый

И когда-то мной виденный круг.

Зла, добра ли? Ты вся – не отсюда,

Мудрено про тебя говорят:

Для иных ты – и Муза, и чудо.

Для меня ты – мученье и ад.

Я хотел, чтоб мы были врагами,

Так за что ж подарила мне ты

Луг с цветами и твердь со звездами —

Всё проклятье своей красоты?


Видите, Блок говорит, что красота может быть и проклятьем. Наша с вами задача – вернуть красоте ее изначальный смысл. Или хотя бы постараться это сделать.

* * *

Считается, что художники, как и музыканты, и артисты, говорить не умеют. А я как раз очень люблю, когда говорят художники, потому что они говорят о конкретных вещах. Я как-то присутствовала на защите диплома в Суриковском институте. Дипломник показывает картину, искусствоведы начинают говорить высокие слова, дают исторические экскурсы… Потом встает художник и говорит: «Да просто надо усилить первый план!» И это было совершенно точно! Этого никогда не увидит никакой искусствовед… Художники действительно говорят большей частью коряво, с трудом, но уж если скажут, то в самую точку, потому что они мыслят образами.

Что такое язык образов? Это язык души, так душа разговаривает. Нам всем это знакомо. Вот мы смотрим на еле видимый зеленый туман, который вдруг начинает окутывать деревья ранней весной. Еще пасмурно и холодно, а у нас в душе какое-то ликование, мы еще даже не осознали, в чем дело, но этот зеленый туман почему-то трогает наше сердце. Сначала всегда говорит душа, и рисунок или картина дают важную информацию о состоянии души. Мне очень нравятся слова моего друга, доктора психологии Бориса Сергеевича Братуся: «Живопись относится к той донаучной психологии, предметом которой была душа вообще, во всем многообразии».

* * *

Еще одно соображение, прежде чем мы начнем говорить об изобразительном искусстве. Я хочу поспорить с замечательным стихотворением Николая Гумилева «Шестое чувство»:

Прекрасно в нас влюбленное вино

И добрый хлеб, что в печь для нас садится,

И женщина, которою дано,

Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей

Под холодеющими небесами,

Где тишина и неземной покой,

Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.

Мгновение летит неудержимо.

И мы ломаем руки, но опять

Осуждены идти всё мимо, мимо…

Так век за веком  –  скоро ли, Господь?  —

Под скальпелем природы и искусства

Кричит наш дух, изнемогает плоть,

Рождая орган для шестого чувства.


Красиво, правда? Но я не согласна с тем, что этот орган только предстоит еще родить человечеству. Я убеждена, что первое, что Господь вложил в нас, – именно этот орган, именно это шестое чувство, которым мы улавливаем «образ мира, в слове явленный»[4], как сказал Пастернак. Но, к сожалению, под так называемым культурным слоем, мусором и всем прочим это забылось. Давайте вместе разгребать культурный слой и извлекать это изначальное шестое чувство, прежде всего – в самих себе.


2

Речь идет об Элии Белютине (1925–2012), руководителе художественной студии «Новая реальность». Работы студийцев, среди которых была и Лилия Ратнер, экспонировались в 1962 г. на знаменитой выставке в Манеже, разгромленной H. С. Хрущевым.

3

Картина И. Е. Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года».

4

Из стихотворения Б. Пастернака «Август».

Искусство: язык Бога. От античности до авангарда

Подняться наверх