Читать книгу VLADI. Владимир Скулачев - Лилия Задорнова - Страница 2

Арон Маркович Левитан – дед Владимира Петровича Скулачева по материнской линии – родился в 1879 году в еврейской семье в городе Вязьма Смоленской губернии, откуда семья его переехала в город Николаев, на юг Украины. Отец его был ремесленником. В Николаеве Арон окончил уездное училище, экстерном сдал экзамены за шесть классов гимназии и в 1897 году получил звание домашнего учителя. Фактически он начал заниматься учительством по окончании уездной школы в родном Николаеве: уже в 13 лет он стал давать частные уроки детям по общеобразовательным предметам. После 1897 года работал учителем в начальных школах, в начальных еврейских казенных училищах, на вечерних, субботних и воскресных курсах в Николаеве, Вознесенске и Одессе.

В то время над миром витал революционный дух, порождая и множа объединения революционеров – партии различного толка. И юный Арон заразился вирусом революционных идей, направленных на разрушение существовавшего строя. До 1905-го года в Российской империи действовали только подпольные революционные партии. В начале 1890-х был создан Всеобщий еврейский рабочий союз, просуществовавший до 1921-го года («Бунд»). Действовал он, в основном, в западных губерниях России, в Польше и Литве. Взгляды бундовцев были близки к программе РСДРП, нелегально существовавшей с 1898 года. Непродолжительное время «Бунд» входил в состав РСДРП как автономная организация и в начале своей деятельности склонялся к большевизму. Арон стал членом РСДРП и как член партии по ее заданию начал заниматься агитацией и пропагандой социалистических идей в среде учителей, рабочих и крестьян в Николаеве, Херсоне, Одессе, Мелитополе, Вознесенске.

Шел 1906-й год. В то время двадцатисемилетний Арон, получив первое самостоятельное партийное задание, агитировал казаков восстать против царя. Было это в Николаеве. Как-то он перелез через забор казармы и, от сильного волнения перейдя с русского на родной идиш, начал убеждать присутствовавших в преступности царского строя. Казаки, которых просвещал оратор, ничего не поняли, взяли низкорослого, рыжего и тщедушного Арона за шиворот и на всякий случай отвели к жившему рядом с казармой раввину, чтобы тот перевел им сказанное и разъяснил суть выступления юного златоуста. Раввин сказанное перевел дословно. Арона тут же арестовали как подстрекателя и стали водить на допросы в полицейский участок, чтобы получить у него сведения о «старших товарищах» по партии. А сами товарищи не дремали, Арона в беде не оставили, передав ему записку, в которой просили сообщить о времени следующего допроса. Когда Арона привезли на следующий допрос, бундовцы подогнали под окна полицейского участка пролетку, разбили окно и увезли незадачливого агитатора, прыгнувшего в пролетку со второго этажа участка, на подпольную квартиру. На этой квартире Арона на следующее же утро вновь арестовали, чтобы судить теперь уже не только за незаконную агитацию против существовавшего строя и пропаганду запрещенных идей, но и за сопротивление властям, а также за нанесение ущерба полицейскому участку в виде разбитого окна. В октябре 1907-го года он был осужден. Приговором суда Арону была определена сибирская каторга, куда ему и следовало отправиться в ближайшее время.

Однако в ссылку он отправился не один, а с молодой женой Розалией (Рейзл Зусь-Овсеевной). Избранница его была невысокого роста, стройной, с длинными русыми волосами, выразительными серыми глазами и аккуратным прямым носиком на красивом белокожем лице. Ничего в ее облике даже не намекало на ее национальную принадлежность.

Узнав, что Арон находится в тюрьме за агитацию и побег из полицейского участка и, понимая, что именно ждет ее возлюбленного, Роза поставила перед любимым вопрос об оформлении между ними брака. Наивная Роза полагала, что суд не посмеет разлучить новобрачных и не назначит Арону наказание, связанное с лишением свободы.

– Роза, пойми, меня, скорее всего, отправят на каторгу, это не лучшее место для тебя, – пытался на свидании отрезвить подругу любящий ее Арон, который в связи со своим арестом уже распрощался с мыслью о женитьбе на Розе.

– Нет, – она была категорична. – Я все равно поеду за тобой, куда бы тебя ни отправили. Тогда лучше уж ехать твоей женой, если ты, конечно, хочешь, чтобы я ею стала, – по-женски лукавя, она как бы оставляла последнее слово за ним.

– Ну о чем ты?! Я люблю тебя и мечтаю прожить всю свою жизнь только с одной женщиной – с тобой! – искренне и эмоционально отвечал Арон.

Бракосочетание их состоялось в тюрьме, венчал их раввин, ранее переводивший речь Арона. Для семьи невесты поступок Розы вряд ли был таким уж неожиданным, поскольку она всегда отличалась самостоятельными взглядами, которые далеко не всегда соответствовали общепринятым. Так в десятом классе школы она шокировала все школьное сообщество своим сочинением по «Евгению Онегину». В нем она высказала свое мнение о том, что Татьяна совершила великую глупость, не отдавшись встреченному ею после разлуки любимому Онегину. Оно явно шло вразрез с понятиями о девичьих целомудрии и скромности. Отец Розы Зусь-Овсей Шабадаш – суровый патриарх большой еврейской семьи – вначале воспринял заявление дочери о том, что она отправляется вслед за мужем, как фигуру речи, но потом, когда понял, что Роза действительно собирает вещи для поездки в Сибирь, проклял ее и отлучил от семьи.

В 1907-м году Арон вместе с молодой женой отправился в Рыбинскую волость Енисейской губернии, которая была определена ему судом в качестве места для отбывания наказания.

На каторге Роза при помощи примитивного отвара овсянки, по сути, спасла своего мужа от смерти от тяжелейшей язвы желудка, хотя, как сама говаривала, что «фельдшерских курсов не заканчивала». Роза не заканчивала и никаких других курсов, не имела никакой другой специальности, кроме специальности любящей и бесконечно преданной своему мужу жены.

Каторгу Арон отбывал не долго. Летом 1908-го года группа социал-демократов, а вместе с ними и Арон с Розой, с места ссылки совершили побег. Побег был организован оставшимися на воле большевиками и оплачен старшим братом Арона Моисеем Марковичем Левитаном, владевшим на Украине небольшим заводиком под названием «Фабрика шипучих и обычных вин». Страшна дальнейшая судьба Моисея. В годы революции он потерял свой заводик и оставшиеся капиталы, жил на Украине в небольшой деревеньке вместе женой-врачом, лечившей всю округу. В 1941-м году, когда немцы захватили Украину, местные антисемиты устроили еврейский погром; гнались и за Моисеем, который вместе с семьей пытался укрыться в православной церкви. Они настигли Моисея на колокольне, когда бежать уже было некуда, и забили его, а вместе с ним его жену и сына, камнями насмерть…

После побега с каторги Арон с Розой эмигрировали: понятно, что проживание на территории Российской империи с большой вероятностью могло закончиться новым арестом и более суровым наказанием. Осели они в Бельгии, где Арон Маркович стал секретарем ячейки РСДРП, состоявшей из таких же, как и сам он, беглецов от царского режима. Он давал частные уроки, сотрудничал с выходившими на русском языке газетами бельгийского Льежа и французской Тулузы. А в 1910-м году у них родилась первая и единственная дочь.

– Давай назовем ее Надеждой, надеждой на свершение революции, надеждой на светлое будущее, в котором ей предстоит жить! – предложил жене горевший революционным сознанием Арон.

– Давай, – поддержала всегда следовавшая за мужем и разделявшая его взгляды Роза.

Так и назвали малышку. Хотя могло, конечно, повлиять на выбор имени и еще одно обстоятельство. В тот период Левитаны довольно близко общались с Владимиром Лениным и женой его Надеждой. Не исключено, что имя для своей дочери они могли позаимствовать и у Крупской.

Спустя десятилетия уже постаревший Арон Маркович рассказывал своему внуку Владику, что, когда он жил в шахтерском городке Льеже, его однажды посетил Ленин, чтобы вовремя заплатить партийные взносы, который он, Арон, собирал. Как-то, когда Ленин и Крупская были стеснены в деньгах и поэтому снять комнату в гостинице не могли, Левитаны приютили соратников по партии у себя.

– Мы с твоим дедом в Льеже своего жилья, понятно, не имели, – рассказывала внуку о том времени Розалия Захаровна, – снимали комнату у одного из бельгийских рабочих. В комнате у нас была всего одна койка.

– Как же вы все разместились? – искренне удивился Владик.

– Так и разместились, – продолжала она. – Кто-то должен был спать на единственной койке, а кто-то на полу. Арон и Ленин долго спорили о том, кто и где будет спать. Каждый настаивал, что на полу с женой будет спать именно он.

– И кого же, в конце концов, ты уложила на пол? – живо поинтересовался у бабушки Владик.

– Ну конечно же, нас с твоим дедом, – засмеялась она.

Был еще случай. Их с Ароном дочурке было около годика. Как-то перед сном Роза готовилась искупать Наденьку.

– Роза, пожалуйста, разрешите Ильичу искупать младенца, – попросила удивленную просьбой Розу находившаяся в гостях у Левитанов Крупская, – он страсть как любит купать маленьких детей. – Ленин и Крупская, как известно, собственных детей не имели. Видимо, поэтому с трепетом относились к чужим.

Однако Арон Левитан не только давал частные уроки и сотрудничал с русскоязычными газетами, что позволяло ему зарабатывать деньги и содержать семью, состоявшую уже из трех человек. В 1909-м он поступил в Льежский университет, где получил ученое звание кандидата математических наук. Затем в 1910-1911-м годах он обучался там же, в Льеже, в архитектурной школе. Из Бельгии молодая семья переехала на юг Франции, под Тулузу, где в 1912-1914-м годах Арон продолжил обучение, но уже в Тулузском политехническом институте. Получив диплом инженера-механика и электрика, он устроился помощником инженера на железной дороге, которую в тот момент электрифицировали, затем работал монтером одной из компаний юга Франции, а с середины шестнадцатого года – инженером «Всеобщей компании электричества» в Бордо.

Розалия и Арон Левитан. Фото из семейного архива

– …Электричество! Пожалуй, главное, что мне удалось сделать в жизни, так это найти электричество в митохондриях и доказать, что эти мельчайшие внутриклеточные тельца работают как тепловые электростанции. «Причудливо тасуется колода!» – через каких-нибудь сто лет вспомнит слова булгаковского Воланда Владимир Скулачев, сопоставив этот период жизни своего деда с научным итогом своей.

В октябре 1917-го года в России свершилась революция, свергнувшая строй, с которым боролась партия. Ее членом являлся и Арон Левитан, который с семьей незамедлительно возвратился в Россию. Молодая советская республика остро нуждалась в квалифицированных и, самое главное, идейно проверенных и преданных делу революции профессиональных кадрах. После вынужденного отъезда большой части российской интеллигенции, среди которой были так необходимые государству специалисты, посадок в тюрьмы и расстрела других, не успевших или не пожелавших уехать за границу, потребность в специалистах в разных областях знаний была острейшей. И Арон, будучи хорошим специалистом и добросовестным работником, был буквально нарасхват.

Сначала он работал в Харькове на различных административных должностях: был заведующим отдела статистики при Совете народного хозяйства Криворожско-Донбасской Республики, инженером «Технической конторы Шабадажа», заведовал мельничным подотделом «хлебно-фуражного отдела» Нар комп рода, являлся членом правления и производителем технических работ кооператива «Технострой». С двадцатого года работал сначала инженером, а затем директором Государственного завода художественной индустрии (свободные художественные мастерские); в начале двадцать первого он – в структуре Губсовнархоза и на курсах инструкторов «Трудовой армии». С мая 1921 года по август 1922 года являлся директором Харьковского художественного техникума (ХХТ), а также преподавателем математики, сопротивления материалов и графостатики на архитектурном отделении того же техникума, ставшего впоследствии институтом. По совместительству работал консультантом в Губтекстиле и заведовал текстильной фабрикой. На самом деле основной мечтой Арона Марковича было соединение творчества с инженерной мыслью, что он и пытался воплотить в жизнь во время руководства Харьковским техникумом.

В 1924-м году начался новый период в жизни Левитанов. В декабре Арон, как специалист в области электротехники, по поручению советского правительства был переведен на работу в Наркомторг для организации закупок оборудования по плану ГОЭЛРО, поэтому с семьей переехал в Москву, откуда был командирован в Швецию.

В тот период страна находилась в глубоком экономическом кризисе. Большинство предприятий не работало, а электричество подавалось только на особо важные объекты. Необходимо было предпринять срочные меры по восстановлению и индустриализации народного хозяйства, без чего новая власть могла бы просто не удержаться. Лучшие специалисты и умы, существовавшие в то время в стране, были привлечены для поиска выхода из сложившейся ситуации. И в декабре 1921-го года был принят закон об электрификации России, в основу которого был положен рассчитанный на 10–15 лет план ГОЭЛРО, в разработке которого принимали участие более двухсот крупнейших специалистов, не считая других, специалистов более низкого уровня. План этот предусматривал не просто развитие энергетики, но и восстановление всей экономики страны. Арон Маркович Левитан считался в стране специалистом, наиболее осведомленным в электротехнике, и он был направлен в Германию для закупок оборудования, которое было так необходимо для реализации плана ГОЭЛРО, поэтому был отозван из Торгпредства СССР в Стокгольме, где заведовал экономической частью представительства.

А в феврале 1927-го года Арон Левитан был командирован на работу в Торгпредство СССР в Берлине, где на протяжении семи лет являлся сначала старшим инженером отдела силовых установок и электротехники, затем – заведующим отделом моторов и электрооборудования; позже заведовал группой технической информации планово-экономического сектора, занимал и другие должности.

Движение Гитлера к власти в Германии сделало опасной жизнь А.М. Левитана в Берлине – столице нацистского государства, начавшего с уничтожения лиц еврейской национальности. В 1931 году он был отозван в Москву, где довольно быстро обнаружил, что друзья его, в большинстве своем, были либо не у дел, либо под следствием, либо уже умерли… Революционеры с мечтами о том коммунизме, служению которому он посвятил свою жизнь, стали чуть ли не более опасными для власти, чем при царском режиме. Их постепенно сменяли другие люди. В августе тридцать четвертого А.М. Левитан уволился в связи с уходом на пенсию.

Роза переживала за мужа, видя, как близко к сердцу принимает он все происходящее вокруг, как расстраивается по всякому поводу. Как-то Арон, никогда не являвшийся нытиком, пожаловался жене на сильную боль в груди. Роза усмотрела признаки сердечного приступа. Она немедленно уложила его; быстро, обеспечивая приток воздуха и избегая наступления приступа удушья, расстегнула на муже рубашку и вызвала скорую.

– Голубушка, вот что я могу вам сказать, – сообщил Розе врач после осмотра больного, – больше месяца муж ваш не протянет: у него инфаркт.

Но Роза слишком сильно любила супруга. Она уже однажды вырвала его из лап смерти в ссылке, и теперь просто так она его не отдаст! Железная воля жены вернула Арона Марковича к жизни. Роза выходила мужа, который прожил вместо обещанного врачом месяца еще целых пятнадцать лет. Она поставила близкому ей человеку безошибочный диагноз: он погибал потому, что у него на глазах погибало дело всей его жизни.

Арон Левитан был человеком сильным, но, как большинство сильных людей, он имел и свои маленькие слабости. Одной из них была безграничная любовь к жене, просьбы и требования которой он всегда выполнял.

– Аря, ты немедленно выходишь на пенсию, – железным тоном сказала Роза мужу, увидев, что тот пошел на поправку. – Чтобы ноги твоей на работе больше не было!

Так Арон Маркович Левитан стал пенсионером. Еще раньше он «выпал» из партии. В те годы одна за другой следовали «чистки» партийных рядов: сначала всех из партии исключали, а потом решали, кого в ряды «верных ленинцев» можно принять вновь. Таким вот образом его вместе со всеми другими партийцами исключили, а с заявлением с просьбой принять его обратно Арон Маркович обращаться не стал.

А судьба все испытывала и испытывала семью на прочность. Известные репрессии 1937-го года, начало которым положило издание приказа НКВД № 00447, чуть-чуть не коснулись и семьи Левитанов. На основании объявленной приказом чистки арестовывали как крестьян, священников, бывших дворян, военачальников и военнослужащих, так и других лиц, заподозренных в связях с оппозиционными политическими партиями. Людей отправляли в лагеря, обвиняя их в связях с врагами народа. Вместе с ними в лагеря следовали независимо от их возраста и «члены семей изменников Родины». Многие из арестованных затем были расстреляны.

– Жила тогда наша семья в Москве в доме № 5 по Каляевской улице. В доме жили в основном сотрудники Наркомата иностранных дел и Наркомата внешней торговли. В одну из недобрых ночей тридцать седьмого большинство наших соседей было арестовано. Дом был семиэтажный, на каждой площадке – по две квартиры, а всего в подъезде четырнадцать. В одну ночь в нашем подъезде двенадцать квартир из четырнадцати были опечатаны, – спустя много лет рассказывала Розалия Захаровна эту страшную быль своему старшему внуку Владику, который навсегда запомнил неописуемый, смертельный ужас в ее глазах.

Так Владимир Скулачев в двухлетнем возрасте избежал участи «внука врага народа», а вся семья – репрессий и уничтожения.

Спустя одиннадцать лет после этих событий, в начале 1948-го года, Розалия Захаровна убедила Арона Марковича сходить в собес и попросить о повышении пенсии: при всех его заслугах перед партией и государством пенсия Арона была мизерной и позволяла им лишь еле-еле сводить концы с концами. Арон Маркович, помня наставления жены, подробно поведал принимавшему его работнику пенсионной службы о своем трудовом пути и заслугах перед партией. Сотрудник собеса к просьбе Арона Марковича отнесся со всем вниманием и предложил ему подробнейшим образом письменно изложить автобиографию.

– Позвольте, Арон Маркович, – удивился сотрудник собеса, ознакомившись с написанным, – но почему же при всем этом вы сейчас беспартийный?

– Я принципиально расхожусь с линией Сталина.

– Я вас не знаю, – сказал сотрудник, услышав это. Он встал, подошел к деду, ласково обнял его за плечи и проводил к двери кабинета. – И вас тут не было, – закончил он на прощание, возвращая Арону исписанный им лист бумаги.

Так поход Арона Левитана за повышением пенсии оказался безрезультатным. Узнав о диалоге в собесе, Роза схватила оказавшуюся под рукой драгоценную тарелку саксонского фарфора белоснежного цвета с тонкой, как кровеносный сосуд, красной окантовкой и со страшной силой швырнула ее на кафельный пол в кухне. Привезенный ими когда-то из-за границы сервиз саксонского фарфора был единственным нажитым ими за все годы «состоянием».

– Аря, ты идиот! Сегодня ночью всех нас арестуют! – в ужасе от осознания произошедшего прокричала она.

Увидев, что лицо у Арона стало белее только что разбитого ею фарфора, взяла веник, опустилась на пол и, стоя на коленях, принялась заметать следы содеянного.

– Прости меня, дуру! Ничего нам не будет, наш Бог хранит тебя, святого, и нас всех вместе с тобой! – не спуская полных слез глаз с мужа, причитала она, впервые при внуке произнося вслух слово «Бог».

Сотрудник собеса не донес на Левитана, хотя «выявление антисоветчика» в тот год могло дать ему определенные привилегии, в том числе и продвижение по службе. Накануне в Минске был убит Соломон Михоэлс – всемирно известный театральный режиссер и еврейский общественный деятель. Ходили упорные слухи, что убит он был по прямому приказу Иосифа Сталина, а само убийство было замаскировано под дорожно-транспортное происшествие.

Через два года Арон Маркович Левитан, не оправившись от второго инфаркта, умер в своей московской квартире в доме на Каляевской улице. Последние слова его были обращены к любимой жене, всю жизнь хранившей ему верность. Иногда он называл ее именем «Йоза», данным Розе их дочуркой, когда она еще в силу своего малолетнего возраста не выговаривала букву «р».

– Йоза, – с трудом произносил он слова, – прости меня, что я кричу: очень больно!

Похоронили Арона Марковича Левитана на Донском кладбище в Москве. После смерти мужа Розалия Захаровна резко переменилась.

– Из властного главы семейства, ведущего недрогнувшей рукой мудрого кормчего «лодку жизни» в штормовых волнах проклятого века, она превратилась в добрую старушку, без каких-либо претензий на руководство кем бы то ни было… – так метко и с любовью скажет о ней спустя годы внук ее Владик.