Читать книгу VLADI. Владимир Скулачев - Лилия Задорнова - Страница 3

Отец В.П. Скулачева Петр Степанович Скулачев родился в 1907-м году в маленькой деревеньке Малятино Тихвинского уезда Калужской губернии, что ютилась вблизи самых верховьев реки Оки и располагалась километров на сто южнее родины Арона Левитана – Вязьмы. Деревня эта находилась в глухом, почти первобытном лесу. Это была южная окраина знаменитых брянских лесов. «Шумел сурово брянский лес, спускались синие туманы…» – именно об этих лесах поется в песне Г. Абрамова. Лес тянулся на сотни километров, был сильно заболочен и практически не пригоден для жизни людей. Чтобы выжить в таких условиях, жителям тех мест нужно было иметь какую-никакую пашню, на которой они могли бы выращивать кормившие семьи злаки: овес, просо, ячмень, рожь, пшеницу, гречиху. А в каких-нибудь пятидесяти километрах к югу начиналась Воронежская губерния, рекламировавшая свои плодородные земли знаменитым кубом чернозема: в длину и по высоте – в рост человека. Куб извлекали из почвы и в специальном музейном помещении демонстрировали приезжим, которые не верили, что плодородный слой может быть таким глубоким. Как писал в своих записных книжках А.П. Чехов, «почва такая хорошая, что если посадить в землю оглоблю, то через год вырастет тарантас».

Условия жизни малятинских крестьян были крайне тяжелыми, полными изнуряющего труда. На полевых работах при пахоте земли применялся железный плуг. Чтобы его тащить, требовалась немалая физическая сила. С этой задачей вполне справлялись лошади. Крестьяне же тех мест были в основном безлошадными, поэтому в плуг впрягалась корова, у кого она имелась, а в ее отсутствие – кто-нибудь из членов семьи. Пахали люди глинистую, заболоченную почву, пронизанную могучими корнями огромных деревьев, сожженных, чтобы освободить место пашне, на которой потом можно было посадить или посеять что-либо пригодное для прокорма. Среди корней снесенных деревьев гнездились многочисленные гадюки, укус которых из-за отсутствия какой-либо медицинской помощи зачастую оказывался смертельным. Постоянное недоедание и угроза смерти от голода, использование труда малолетних, начиная с четырехлетнего возраста, тормозили рост детей и приводили к низкорослости живущих там людей. Низкорослость легко было проследить, посмотрев на отца семейства Скулачевых Степана и сравнив его с тремя его сыновьями. Степан и старший его сын Михаил были ростом где-то около метра пятидесяти. Средний сын Петр, живший в уже более благоприятных условиях «отхожего промысла», которым позже занимался его отец и которому он в этом помогал, был ростом выше метра шестидесяти. Младший сын Александр вырос до метра семидесяти пяти: условия его жизни были улучшены появлением в семье коровы и, соответственно, лучшим питанием.

Крестьяне этих мест были в основном хлеборобами и охотниками. Охота здесь была очень опасна из-за находящихся в этих лесах страшно вязких болот, а также из-за хищников – волков и медведей. Люди уходили на охоту и иногда просто не возвращались, что было событием, в общем-то, обычным. Как говорили: «Бог дал – Бог взял».

Семья, в которой родился отец Владимира Петровича, была большая: глава семьи Степан Скулачев, жена его Матрена, трое сыновей и шесть дочерей. Говорили, что Матрена в молодости была женщиной поразительной красоты и что Степан нашел ее где-то в Польше, откуда, женившись, и привез в родную деревню. Степан Михайлович – человек ума практического – рассудил, что ни земледелие, ни охота в этом богом проклятом месте не смогут обеспечить его семье хоть сколько-нибудь достойную жизнь. Именно поэтому с первыми заморозками он уходил в Москву на заработки, которые носили временный, сезонный характер и назывались в те времена «отхожим промыслом». Там Степан освоил специальность столяра-краснодеревщика. Столяры-краснодеревщики были наиболее квалифицированными и высокооплачиваемыми мастерами, элитой в своей специальности. Степан Скулачев был отменным и востребованным мастером столярного дела, занимался изготовлением и ремонтом мебели, а также делал различные предметы из дерева. Существовала семейная легенда о том, что деревянные фрукты на витринах знаменитого Елисеевского магазина, что на Тверской улице в Москве, были выструганы именно Степаном Скулачевым и его бригадой столяров.

А жизнь шла своим чередом; но прежде, чем рассказать о дальнейших событиях в семье Скулачевых, в корне изменивших прежнее течение их жизни, хотелось бы напомнить читателю хорошо известное ему еще со школьных времен понятие «коллективизация сельского хозяйства» в послереволюционной России. Коллективизация сельского хозяйства была непосредственно связана с начавшейся в стране индустриализацией. Это требовало не только колоссальных материальных средств, но и бесчисленного количества рабочих рук. Началась коллективизация в декабре 1927-го года. Суть ее заключалась в том, чтобы по всей стране организовать колхозы, призванные объединить раздельных землевладельцев. Чтобы колхозы выполняли поставленные перед ними задачи, обеспечивали население страны сельхозпродукцией, то есть попросту его кормили, необходимо было создать их материальную базу: обеспечить каждый колхоз землей, помещениями, скотом, сельскохозяйственным инвентарем… Деньги на эти цели государством не выделялись. Им было принято решение просто забрать имущество у зажиточных крестьян и передать его в организуемые колхозы, где оно тут же становилось общим.

Кулаки. Название это еще до Октябрьской революции получили крестьяне, имевшие определенный достаток, который позволял им использовать в собственном хозяйстве труд наемных работников – «батраков». Страх новой власти перед контрреволюцией привел, в том числе, к тому, что кулаки были определены как наиболее опасная категория крестьян. В стране было начато раскулачивание, в результате которого у крестьян, имевших сколько-нибудь ценное имущество, все оно отбиралось и передавалось в колхозы: инструмент, животные, дома… Одновременно уничтожались и враги революции – недовольные такими действиями и новой властью крестьяне. Была установлена и норма раскулачиваемых для каждого колхоза – пять-семь процентов жителей деревни, – которая из-за усердия исполнителей зачастую перевыполнялась: раскулачиванию, как значится в различных источниках, фактически подверглось в разных регионах от пяти до двадцати процентов крестьян. Селяне, признанные контрреволюционерами, отправлялись в концлагеря; просто богатые со всей семьей переселялись в отдаленные районы; у крестьян со средним достатком все их имущество также изымалось, а сами они безо всего отправлялись жить в другие, новые для них места, чтобы начать там все сначала. В результате такой политики репрессиям подверглись люди, которые желали и были способны работать и зарабатывать, долгие годы создавали и укрепляли свои собственные хозяйства, не прося помощи у государства, словом, кулаки…

После начавшейся коллективизации местные власти потребовали от каждого жителя деревни Малятино выявить местных кулаков для последующего их раскулачивания. Нужно было выполнять поставленную новой властью задачу. Беда же крестьян деревни, в которой в то время и жила семья Степана и Матрены, состояла в том, что среди них не было ни одного действительно зажиточного. Но, выполняя принятые директивы, комитет бедноты должен был выбирать из деревенских того, кто был хотя бы не так беден, как основная масса, и записать его в кулаки.

После очередной статьи в главной газете страны «Правда», призывавшей к безжалостной борьбе с врагами на селе, сын Степана Петр понял, что отца со всей семьей могут в любой момент сослать в Сибирь. Сам Петр уже закончил институт в Москве, там же и работал. Благодаря «отхожему промыслу» отец его за многие годы труда приобрел три вещи, совершенно необходимые для жизни их большой семье: корову Угрюмку, дававшую молоко и в годы недорода спасавшую семью от голода, самовар и керосиновую лампу – практически единственный источник света, поскольку какой-либо другой, кроме лучины, попросту отсутствовал. Во всей деревне Степан был единственным, у кого были все эти три вещи, считавшиеся для крестьянина их деревни предметами роскоши. Петр ясно понимал, что комитет бедноты непременно запишет отца в кулаки. Последствия этого были для него совершенно очевидны. Петр срочно отправился на родину.

На дворе у Степана чуть светало. В окно деревенской избы кто-то настойчиво стучал, разбудив Матрену. В такое время суток здесь обычно кто-либо посторонний не появлялся, а местные по соседям не ходили.

– Степан, просыпайся, – она слегка тронула мужа за плечо, – кто-то пришел, надо открыть дверь.

– Да-да, – поднимаясь, сквозь сон ответил он.

В такую рань в проеме двери стоял живший в Москве сын Петр.

– ???

– Отец, – едва переступив через порог и плотнее закрыв за собой дверь, сказал Петр, – сегодня все вы уезжаете в Москву.

– Ты считаешь, пора? – Степан и сам понимал, что происходит вокруг и чем это может для него обернуться.

– Пора, медлить нельзя, – Петр был настойчив. – Если сегодня не уедете, завтра можете отправиться в Сибирь.

– Ладно, – согласился Степан с приведенным сыном доводом. – Мать, собираемся!

Он нанял в соседней деревне лошадь с телегой, привязал к телеге корову, погрузил на нее свой нехитрый скарб, свою жену и детей и в сопровождении Петра отправился в сторону Москвы. К счастью, погода стояла сухая, и они даже не застревали на глинистых проселочных дорогах.

В Москве многочисленную семью Скулачевых никто не ждал. Петр с женой Надеждой жили в одной из комнат большой коммунальной квартиры в доме на площади трех вокзалов на Домниковке. Поселиться такой большой компанией в ней и жить было практически невозможно, поэтому Петр повез отца с матерью и со всем семейством в один из поселков ближнего Подмосковья, путь к которому шел по Рязанской железной дороге. Кроме того, жить в Москве после бегства из деревни было небезопасно, да и условия жизни в поселке были схожими с условиями их жизни в Малятино, а поэтому для них более приемлемыми, чем в большом городе. В этом поселке в большинстве своем жили бывшие политкаторжане, в их числе и Арон Маркович Левитан. В этом же поселке земельный участок под дачу получила и единственная дочь старого политкаторжанина Левитана, близкого соратника Ленина, Надежда, вышедшая замуж за Петра Скулачева. Туда и привез Петр отца со всей семьей.

Участок, выделенный Петром и Надеждой под постройку дома для семьи Степана и Матрены, представлял собой непролазную чащу елового и соснового леса, так что для того, чтобы построить там дом, нужно было сначала прорубить просеку от ворот вглубь участка. К такой работе Степану было не привыкать. Да и не было здесь таких непролазных, глухих и заболоченных лесов, как в родных краях.

Степан Скулачев был человеком небольшого роста, да уже совсем и не юным, но это не помешало ему построить деревянный дом за одно лето. Помогали строить одни женщины, жена и дочери. Сыновья же, зарабатывая деньги, пропадали в Москве, благо была она совсем рядом.

Спустя лет десять после смерти Степана Михайловича сын его Петр решил отдать часть дома своему младшему брату. Для этого нужно было распилить дом и перенести треть его на двадцать метров от оставшейся основной части дома.

– Знаешь, Владик, – рассказывал Петр подраставшему сынишке, – я проклял все на свете, пытаясь разобрать на бревна строение, созданное руками моего отца. Дом стоял и ни в какую не соглашался разваливаться. Проблема состояла в том, что дед Степан-то строил дом как столяр, а не как плотник, так что каждое сочленение было пригнано одно к другому с точностью до миллиметра. Построил твой дед дом без единого гвоздя: купить их он не мог из-за их дороговизны.

Степан Михайлович Скулачев умер, когда внуку его Владику – Володе Скулачеву – было пять лет. Владик почти не запомнил старика с калининской бородкой и в очках в железной оправе. Дед никогда не приезжал в Москву, где жил внук, а родители Владика предпочитали на лето использовать в качестве дачи дом другого деда – Арона Марковича, поскольку в нем жили всего двое, он да Розалия Захаровна, а в доме у Степана Михайловича всегда обитало человек до десяти, а то и более. Владик запомнил только кровоподтек на лбу Степана Михайловича от щепки, отлетевшей от бревна в тот момент, когда дед орудовал топором, растапливая в доме печь.

После смерти мужа Матрена ушла в глубокий траур, в котором пребывала до конца своей жизни: постоянно в черной косынке, черной кофте, черной юбке. Как-то Матрена доила свою безрогую корову, уже другую, Рогнетку, которая вдруг сбила с ног доившую ее хозяйку, а потом и прошлась по упавшей женщине, повредив ей грудную клетку. Матрена не оправилась после травмы и вскоре умерла…

Но род Скулачевых продолжался. Жили дети Степана и Матрены, давшие, в свою очередь, жизнь уже и своим детям-следующему поколению, жизненный путь каждого из которых проходил по их собственному сценарию…