Читать книгу Холодная месть - Дуглас Престон, Линкольн Чайлд - Страница 16

Мэлфорш, штат Миссисипи

Нед Беттертон остановился у пыльной витрины кафе «Идеал», зашел внутрь, вдохнул полной грудью аромат жареного лука и бекона и заказал чашку некрепкого сладкого кофе. Звания «кафе» место вряд ли заслуживало, но и Мэлфорш едва ли мог называться городом – бедней церковной крысы, грязный, разваливающийся и наполовину заброшенный. Молодые, кто мог блеснуть хоть каким-то талантом, стремились уехать поскорее в большие оживленные города. И оставляли неудачников дома. Четыре поколения неудачников – и вот он, нынешний Мэлфорш. Черт, ведь Нед вырос в таком городишке. И к несчастью, бежал оттуда не слишком резво. В результате бежит до сих пор, изо всех сил, но прибежать никуда так и не смог.

Впрочем, кофе тут не совсем дрянной, да и внутренность напоминает родное кафе. Крути не крути, а Неду нравились простодушные забегаловки такого пошиба, с крепкомясыми официантками, с дальнобойщиками, мощно налегающими ожирелыми животами на столы, с сочащимися жиром гамбургерами, с заказами, сообщаемыми криком во весь голос, с крепким горьким кофе.

Нед первым в семье окончил школу, не говоря уже про колледж. В детстве он был мелкий, тощий. Мать растила его одна. Отец сидел в тюрьме за грабеж заводика по разливу кока-колы. Карьерист-прокурор, безжалостный судья – в итоге двадцать лет. Отец умер от рака за решеткой. Беттертон знал, что отец умер от безнадежности и отчаяния. А смерть отца убила мать.

В результате Беттертон привык считать, что у власти всегда лживые и эгоистичные до мозга костей сукины дети. Потому и пошел в журналисты. Думал, что сможет бороться с такими без пистолета в руках. Одна беда: с дипломом заурядного колледжа по специальности «Медиа и коммуникации» он сумел устроиться лишь в «Эзервилльскую пчелу». Торчал в ней уже пять лет, тщетно стараясь перевестись в газету побольше. «Пчела» – по сути макулатура, предлог бесплатно и назойливо загрузить обывателя рекламными объявлениями. Выпуски «Пчелы» стопками лежали на бензоколонках и в супермаркетах, бери – не хочу. Владелец Зик Крэнстон, издатель и редактор в одном лице, смертельно боялся обидеть любого, кто с минимальной вероятностью мог бы дать рекламное объявление. Потому никаких расследований и обличений, никаких злободневных рассуждений о политике.

– Работа «Пчелы» – продавать место под рекламу, – говаривал Крэнстон, отлепив разжеванную зубочистку от нижней губы.

Отчего-то зубочистка всегда прилипала и болталась на его губах.

– Не пытайся раскопать новый «Уотергейт», – поучал Зик. – Только читателей распугаешь, и рекламодателей тоже.

В результате портфолио у Неда было как у сотрудника «Женского мира». Заметки о повседневной чепухе: спасенных песиках, благотворительных распродажах церковной выпечки, школьном футболе и посиделках местного бомонда. Неудивительно, что с таким багажом Неда не приглашали на интервью в настоящие газеты.

Беттертон покачал головой. Черта с два он останется в Эзервилле на всю жизнь! Но чтобы выбраться, нужен настоящий хит. Неважно какой: жуткое преступление, скандальная история из жизни знаменитостей или пришельцы с лазерами. Настоящий ходкий сюжет – вот что надо.

Он допил кофе, расплатился и вышел наружу, под утреннее солнце. Повеяло ветром с «Черной трясины», неприятно теплым, вонючим. Беттертон забрался в машину, завел мотор и включил кондиционер на полную мощность. Но с места не тронулся. Прежде чем ввязываться в сюжет, нужно все хорошенько продумать. Стоило неимоверного труда и множества обещаний убедить Крэнстона и получить разрешение на этот сюжет. Сюжет по-настоящему любопытный, обреченный вызвать интерес публики – и стать первым настоящим материалом в его портфолио. Уж из этой возможности надо выдавить все до последней капли.

Беттертон сидел в остывающем авто, прокручивая в голове свои вопросы и реплики, вероятную реакцию, возражения. Несомненно, возражения будут. Спустя пять минут он счел себя готовым. Бросил взгляд на распечатанную карту, найденную в Интернете, тронулся с места, развернулся и направился по неприглядной улице назад, к окраине городка.

Готовя репортажи о всякой невинной чепухе, Нед приучился внимательно выслушивать самые пустяковые слухи и сплетни, пусть сколь угодно банальные и скучные. Так он и узнал о таинственной паре, пропадавшей много лет и объявившейся всего несколько месяцев назад. Эта парочка инсценировала самоубийство. Утренний визит в местный полицейский участок подтвердил: слух правдивый. А дело в полиции оказалось оформленным ужасно небрежно и формально и заинтриговало еще больше.

Нед глянул на карту, затем на ряды убогих дощатых хибар вдоль улицы, усеянной рытвинами. А-а, вот оно, небольшое бунгало, выкрашенное в белый цвет, по сторонам – магнолии.

Беттертон подрулил к тротуару, заглушил мотор и посидел минуту, собираясь с духом. Наконец вышел наружу, стряхнул пылинку с блейзера и решительным шагом направился к двери. Звонка не было, лишь дверной молоточек. Нед ухватился за него и уверенно постучал.

Звук разнесся по дому. С минуту ничего не происходило. Затем послышался звук приближающихся шагов. Дверь открылась, и высокая стройная женщина спросила:

– Что такое?

Конечно, Беттертон не представлял, кого встретит, но уж красивой хозяйку дома точно не ожидал найти. Немолода, разумеется, но поразительно симпатичная.

– Миссис Броди? Джун Броди?

Женщина смерила его взглядом холодных голубых глаз:

– Да, это я.

– Меня зовут Беттертон. Я работаю на «Эзервилльскую пчелу». Не могли бы вы уделить мне пару минут?

– Джун, кто это? – раздался из дома визгливый мужской голос.

«Отлично! – подумал Нед. – Оба дома».

– Нам нечего сказать прессе, – отрезала Джун Броди, отступая на шаг и закрывая дверь.

Беттертон в отчаянии выставил ногу, мешая двери захлопнуться.

– Миссис Броди, пожалуйста! Я уже почти все знаю. Я побывал в полиции, дело доступно для публики. Так или иначе, я об этом напишу. Но я подумал, вы же захотите, чтобы и ваша точка зрения прозвучала, правда?

Она с минуту молча сверлила его взглядом, холодным и проницательным.

– О каком деле идет речь?

– О том, как вы двенадцать лет назад инсценировали самоубийство и сбежали.

Молчание.

– Джун? – позвал мужчина.

Миссис Броди распахнула дверь и отступила, освобождая проход. Беттертон поторопился шагнуть внутрь – а вдруг передумает?

Перед ним открылась уютная гостиная, слегка пахнущая нафталином и паркетным лаком. Комната была почти пуста: диван, пара кресел, персидский коврик, на нем журнальный стол. Шаги Неда по деревянному полу гулко отдавались эхом. Создавалось впечатление, что дом только что заселили. Ну конечно, так ведь оно и есть.

Из сумрачного коридора вышел сухощавый невысокий бледнолицый мужчина с тарелкой в одной руке и полотенцем в другой.

– Кого это принесло… – заговорил он и осекся, завидев Неда.

– Это мистер Беттертон, – сообщила миссис Броди. – Он репортер из газеты.

Мужчина перевел взгляд на жену, потом снова уставился на гостя. Лицо его приобрело враждебное выражение.

– Чего он хочет?

– Он пишет статью о нас. О нашем возвращении.

В ее голосе прозвучала странная интонация – не то ирония, не то насмешка, – отчего Неду захотелось поежиться.

Мужчина поставил тарелку на столик. Мистер Броди был неприятен на вид в той же степени, в какой его жена – красива.

– Вы – Карлтон Броди? – спросил Беттертон.

Тот кивнул.

– Почему бы вам сначала не рассказать, что вы знаете или, по крайней мере, что напридумывали? – спросила Джун Броди, не предлагая гостю ни выпить чего-нибудь, ни даже присесть.

Беттертон облизал внезапно пересохшие губы:

– Я знаю, что двенадцать лет назад вы оставили машину на мосту Арчер. В машине обнаружилась записка, написанная вашим почерком: «Больше не могу терпеть. Я виновата во всем. Прости меня». Дно реки обыскали, но отыскать ничего не смогли. Спустя пару недель полиция захотела нанести визит вашему мужу, но обнаружила, что он отбыл непонятно куда. Больше здесь никто ничего о супругах Броди не слышал – до тех пор, пока несколько месяцев назад вы не объявились непонятно откуда, неожиданно и странно для всех.

– Собственно, вы все и рассказали, – заметила Джун Броди. – Не слишком похоже на сенсацию, правда?

– Миссис Броди, напротив, это чрезвычайно увлекательный сюжет. Уверен, читателям «Пчелы» он тоже покажется интересным. Что может подвигнуть женщину сделать такое? Куда она отправилась, где была? И почему вернулась спустя десятилетие с лишним?

Джун нахмурилась, но промолчала. В комнате повисло напряженное, неприятное молчание.

Наконец мистер Броди вздохнул и сказал:

– Послушайте, молодой человек, наша история и вправду куда скучнее, чем вам показалось.

– Карлтон, не пытайся его ублажить! – посоветовала Джун Броди.

– Нет, дорогая, пожалуй, лучше нам рассказать один раз и больше не повторять. Секретов здесь нет, а если будем запираться, только разожжем нездоровое любопытство. Послушайте, молодой человек, у всякой семьи бывают сложности. Были и у нас.

Беттертон кивнул, весь внимание.

– Мы ссорились. Потом случился пожар, и подчиненный Джун погиб. «Лонжитьюд фармасьютиклз» обанкротилось, и Джун лишилась работы. Она впала в отчаяние, была на грани помешательства. Хотела сбежать от всего, скрыться от бед. Я тоже сбежал. Глупо, конечно, инсценировать самоубийство, но тогда казалось, что другого выхода нет. Позже я нашел ее, и мы решили путешествовать. Однажды остановились на ночь в небольшой уютной гостинице. Нам очень понравилось там. Оказалось, гостиница продается. Мы ее купили и работали в ней несколько лет. А потом стали старше, мудрее, старые беды забылись, боль утихла. Мы решили вернуться домой. Вот и все.

– Вот и все… – повторил Беттертон рассеянно.

– Если вы читали материалы дела, вам все это уже известно. Конечно, было расследование. Но все случилось так давно, никакого мошенничества, ни бегства от долгов, ни махинаций со страховкой. Закон не нарушен, и мы перед ним чисты. Полиция исполнила свою работу и позволила нам жить здесь мирно и спокойно.

Беттертон задумался. В материалах дела упоминалась гостиница, но где она, не уточнялось.

– И где эта гостиница?

– В Мексике.

– Где именно?

Чуть замявшись, Карлтон ответил:

– В Сан-Мигель-де-Альенде. Мы влюбились в этот город с первого взгляда. Это пристанище художников и ремесленников в горах Центральной Мексики.

– Как называлась гостиница?

– «Каса магнолия». Чудесное место. От нее рукой подать до местного рынка, «Меркадо де артезанаис».

Беттертон вдохнул глубоко. Вроде и спрашивать больше нечего. Мистер Броди рассказал все так искренне и простодушно. Да, вот и конец поискам сенсации.

– Спасибо большое за откровенность…

Броди пожал плечами, взял со стола тарелку и полотенце.

– А мне можно вам позвонить? Ну, если возникнут вопросы…

– Нельзя! – отрезала миссис Броди. – Всего хорошего.

По пути к машине Беттертон почувствовал себя чуть лучше. Все-таки сюжет очень даже неплохой. Конечно, не уникальная сенсация, но обратит на себя внимание, заставит людей задуматься. И в портфолио будет неплохо смотреться. Женщина, инсценировавшая самоубийство, муж, последовавший за ней в изгнание, их возвращение домой через дюжину лет. Простая история человеческой жизни, но с эдаким вывертом, двойным дном. Глядишь, если повезет, ее подхватит телевидение, Интернет.

– Эх, Нед, шакал ты пера, – сказал он себе, открывая дверцу машины. – Это не «Уотергейт», но вполне может вытащить твою унылую задницу из Эзервилля.

Джун Броди проводила машину репортера холодным, безучастным взглядом. Затем повернулась к супругу и столь же холодно и равнодушно спросила:

– Думаешь, он поверил?

Карлтон Броди ответил, задумчиво протирая фаянсовую тарелку:

– Полиция поверила. Отчего же ему сомневаться?

– Тогда у нас не было выбора. А сейчас о нас узнают многие.

– А раньше не знали?

– Но в газетах не печатали!

Броди рассмеялся:

– Ты переоцениваешь «Эзервилльскую пчелу». – Но, глянув на лицо жены, замер и спросил тревожно: – Джун, в чем дело?

– Ты уже забыл, что сказал Чарли? Насколько он был перепуган? Постоянно повторял: «Нужно прятаться, всегда скрываться! Они не должны знать, что мы живы. Иначе они придут за нами».

– И что?

– А если они прочитают газету?

Броди опять рассмеялся:

– Джун, бога ради! Больше нет никаких «они». Агент Слейд был дряхлым стариком, больным и телом и рассудком, параноиком до мозга костей. Поверь мне: все обернется к лучшему. Нужно было сказать – мы и сказали, представили дело как хотели, без лишних подробностей. Все, больше спрашивать нечего, история исчерпана. Совать любопытный нос некуда. Финиш.

И мистер Броди удалился на кухню, продолжая протирать тарелку.