Читать книгу Традиции & Авангард. №4 (23) 2024 - Литературно-художественный журнал - Страница 6
Проза, поэзия
Валерий Королюк
Мойры
Повесть в рассказах
Часть I
Отставной майор
1. Нулевой уровень
Оглавление– Каждый люди мало-мало шаман…
Александр Фадеев,
«Последний из удэге»
В стандартную кобуру для пистолета помещаются ровно три огурца нижесредней упитанности. Не верите? Вот и я не поверил сразу, думал – ну, может, полтора, не больше. Нет, ровно три, доказано опытным путём. Мы-то ведь раньше никогда такой фигнёй не занимались, не совали туда ничего, кроме оружия.
Когда при входе Виталия Серотина заставили сдать его наплечную кобуру вместе со всем содержимым, этот старший офицер полиции хотел было что-то возразить, но… Положено сдать, и точка!
Виталя совсем недавно стал ходить в этот новый брейн-клуб, чтобы подразмять свои выдающиеся мозги в интеллектуальных турнирах. Считалось, что ему такое и по службе полезно (он уже почти полгода в каком-то там их аналитическом центре подвизался, потому и табельное в кобуре не любил носить, огурцами заменял). Вот и меня с собой туда теперь заманил, случайно – просто на улице встретились, он после трудового дня на очередную игру торопился-опаздывал. То да сё, давно не виделись и редко встречаемся, а поговорить бы надо.
Я как раз из продмага вышел, без особых каких-то покупок – почему бы и не составить компанию умному человеку? Да и куда мне, старому холостяку-пенсионеру, особо торопиться? К тому ж давно любопытны мне эти их мозговые штурмы в узком кругу – все тамошние брейн-до и брейн-после со что-где-когдаками. Это ведь сейчас очень модная тема. Может, и сам потом тоже как-нибудь подключусь, дабы от неминуемой деменции отодвинуть себя подальше.
Мы с Виталиком знакомы давно, ещё со школы, но он об этом хорошо помнит, а вот я – не очень. Я её как раз оканчивал, когда он туда только поступил, причём сразу во второй класс – за исключительные свои способности и качества ума. И Виталик мне часто, как выпьем, пересказывает этот наш совместный с ним год пребывания в школе, но я всё равно ничего такого не припоминаю. У меня, в отличие от него, с памятью-то не очень, я больше по наитию привык функционировать, да и не всё подряд из богатого прошлого стоит и хочется вспоминать.
А теперь он меня уже и в чинах превзошёл: я-то всего лишь отставной армейский майор, а он вполне себе ещё действующий «полуполковник» и долго ещё будет приближаться к давно имеющейся у меня пенсионерской привилегии делать что хочется, а не то, что начальство велит.
Ну, сдали мы на входе, что не положено в зал проносить: он – кобуру с огурцами (еда, нельзя!), я – фляжку с коньяком, только что в магазе закупленную (со своей выпивкой тоже нельзя), – и по полутёмному и довольно узкому коридору быстренько прошли в основной зал. Для него там всё известное, конечно, – немного тесноватое пространство с двумя десятками накрытых едой и вином столиков и неширокой сценой-подиумом, белый экран за ней, целая куча радостных от предвкушения предстоящей интеллектуальной схватки людей, праздничный антураж, все эти воздушные шарики с гирляндами, – а я-то в первый раз на подобное сборище попал, мне всё интересно.
Пока Виталий со своей брейн-командой (две симпатичные девчоночки да три мужика, все разных возрастов, комплекций и навыков) здоровался да обнимался, пока они там рассаживались группами за отдельные столы, я к барной стойке по соседству решил прилепиться и заказал себе для лучшей адаптации к общей атмосфере «стописят» коньячку в пузатом таком бокале (между прочим, аж по цене моей поллитровки, на входе оставленной, вышло, считай, втридорога). Минут через двадцать и игра началась, но сначала ведущий представил участвующие в соревновании команды, напомнил порядок и правила.
Ну, появляются там на белом экране картинки с вопросами, даётся время на их обсуждение и на ответы – и всё это под громкую музыку, жизнерадостное позвякивание бокалов да хруст закусок.
Я тоже постепенно начал втягиваться в этот их общий гомон и настрой, даже иногда в азарте наклонялся со своего высокого барного стула к уху Виталика, пытаясь ответы подсказывать, за что успел получить аж два предупреждения от наблюдавших за залом контролёрш, помощниц ведущего, и их конкретное обещание быть удалённым в случае третьего раза… Но тут я постепенно что-то не то стал вдруг чувствовать, появилось у меня ощущение, будто как-то не так всё идёт, неправильность какая-то формируется в процессе, а что именно и почему – понять не могу, опыта-то подходящего нет, я ж здесь впервые.
Наконец после двух синхронов по десять вопросов и полуфинала с предваряющими его допами (это такие дополнительные вопросы, чтобы убрать одну из пяти полуфинально финишировавших команд, – ага, уже и терминологию здешнюю стал постепенно осваивать) распахиваются вдруг двери в дальнем углу, и через них начинают стремительно просачиваться, заполняя проходы между столиками, какие-то чёрные фигуры в доспехах и масках… Музыка почти сразу смолкла, но общий галдёж ещё какое-то время в зале висел.
Вот в этом месте, по законам приключенческого жанра, следовало бы, конечно, добавить треск автоматных очередей в потолок, брызнувшую осколками во все стороны хрустальную люстру и суровый начальственный рык: «Всем лежать-бояться, мордами в пол! Работает ОМОН!» – но ничего такого как раз не приключилось, было совсем даже непонятно, кто это, и зачем тут сейчас с нами «работает», и уж тем более почему.
Вслед за короткими переговорами со старшим «группы захвата» ведущий игры просто вышел вместе с ним на подиум в центре зала и объявил в микрофон: извините, мол, друзья, но окончание сегодняшнего соревнования из-за форс-мажорных обстоятельств переносится на другое время, о котором мы вас, конечно же, известим дополнительно. А сейчас, мол, нужно вам как можно скорее и по возможности спокойненько покинуть помещение. Кроме всего одной команды вместе с её гостями.
И вот ведь фокус какой: оказывается, это как раз та самая команда, в которой присутствует мой друг Виталик сотоварищи, а я, получается, их единственный гость – такая вот «цыганочка с выходом» вырисовывается. Поиграли, называется, в этот их брейн-до с последствиями.
– Полковник Шварц, Служба охраны Родины, или попросту СОР, как говорится, – представился старший «группы захвата» чуть погодя, когда в зале остались только мы и его люди.
Ну, СОР так сор… К сору и даже ссорам нам не привыкать. Когда этот седовласый крепыш с внимательным и холодным взглядом назвал себя, лично у меня никаких особых претензий или там ассоциаций вообще не возникло поначалу – какая нам, в сущности, разница, СОР, СОБР, ОМОН или ещё что-то? Главное, не бандиты и не террористы, с которыми беседовать о чём-либо вообще бессмысленно. Выходит, можно будет говорить, а возможно, и договариваться.
– Товарищи граждане, – обратился полковник к присутствующим, пока его бойцы занимали круговую оборону, и с упрёком посмотрел на меня, аки горный орёл восседавшего на высоком барном стуле чуть в сторонке, – не могли бы вот и вы тоже пересесть ко всем, за общий стол, как говорится?
Ну, в целом-то мне это было вовсе не трудно, тем более что мои «стописят» давно закончились, а взять себе ещё один четвертьбокальчик по цене полулитра – жаба давила. Потому я легко и с удовольствием исполнил его просьбу, в коллективе ж и вправду веселей.
– Товарищи граждане, – повторил он так же задушевно, – возникла довольно нелепая и сложная ситуация, как говорится: видите ли, кто-то из вашей шестёрки – ай, простите, теперь уже семёрки – определённо представляет особый интерес для нашей скромной службы – а именно тот, кого мы давно пытаемся найти, но пока не знаем, кто это конкретно. Надеюсь, вы нам с этим сейчас сразу и поможете, как говорится… Ведь все вы здесь патриоты, конечно?! Или я не прав?
– Да-да, мы патриоты! – дружно закивали присутствующие, а я просто уткнулся взглядом в стол, чтоб не заржать. Очень уж это у них резво и слаженно получилось, как будто в сидячем строю.
– Вот и хорошо, – улыбнулся полковник, – давайте тогда определимся с некоторыми параметрами. Что мы с вами имеем, как говорится? Даже не знаю, с чего начать… В общем, так: ваша выдающаяся команда неожиданно и вдруг проявила некую уникальную способность, зафиксированную нашей спецаппаратурой. Возможно, не вся команда, а только кто-то один или даже пара или тройка отдельных игроков… Способность эта состоит в том, как говорится, что вам удалось каким-то неизвестным нам пока образом или способом отклонить базовый вектор окружающей вас реальности немного в сторону от основной линии… Не знаю, как это выразить более точно, но тут одно из двух, а может, и больше: либо вы способны воздействовать на реальность, либо сама реальность подстраивается под вас, под какие-то ваши, возможно, не совсем осознаваемые вами, как говорится, запросы или потребности. Причём сегодня это проявилось особенно резко, раньше мы только подозревали нечто подобное и просто осторожно наблюдали со стороны за всем залом… Почему, собственно, и вынуждены, как говорится, теперь так внезапно взять вас под свою опеку, уж извините.
– Хорошее слово «опека», ласковое такое, доброе, – подала тихий голос одна из наших девушек.
– Согласен, доброе. Вот и давайте пока по-доброму, как говорится… Честно признайтесь – кто. И тогда ничего вам плохого не будет. Вы потом об этом даже и вспомнить не сможете.
Вот такая последняя его фраза меня слегка насторожила, где-то я нечто подобное уже раньше встречал или слышал… Но до полного понимания, с кем мы имеем дело, было ещё далеко.
– Вообще-то нас всех раньше учили, что каждый может изменить окружающую его действительность – во благо общества, страны и даже всего мира – своими действиями или бездействием, – сунулся тут и я вставлять свои пять копеек в общий разговор (коньяк, собака, иногда толкает на такое в самый неподходящий момент, прям хоть совсем его не пей).
– Теоретически так, конечно, – прищурился Шварц, – однако на практике это очень непросто осуществить, как говорится. Есть определённые ограничители, включая специальные службы, народные массы и всё такое… Да вот хоть у подполковника своего спросите: сильно его полиция способствует подобным изменениям или совсем наоборот? Но мы сейчас с вами говорим не о физических возможностях каждого, а… Как бы вот поточнее-то выразиться… Мы говорим как раз о невозможном для остальных, почти фантастическом – о некой ментальной или физической способности… Силе мысли, так сказать, а не мышцы.
– И что вы с ним потом будете делать, с тем, кого мы должны вам сейчас сдать? Какая такая судьба его ждёт? – опять не удержался я (нет, с коньяком надо точно завязывать).
– А вот это уже сугубая забота нашей специально под такое настроенной службы: либо сумеем взять объект под надёжный контроль, окружить своей заботой, как говорится, либо придётся попросту изъять его или её из социума в целях сохранения, так сказать, стабильности и статус-кво. И тут ключевой вопрос: кого именно из вас всех взять и изъять? Привлечь к сотрудничеству или списать. Нейтрализовать, короче говоря.
Тишина, повисшая над столом после этих его слов, была такой же хрустально-мутной, как люстра под потолком, и такой же хрупкой, почти звенящей.
– То есть вы что нам здесь предлагаете, – разбил её вдруг возмущённый голос тормозившего до сих пор капитана команды (кажется, его звали Борисом), – предать кого-то из своих, чтобы самим жилось спокойней?
– Предательство, товарищи граждане, есть наиболее рациональная из всех форм социального сотрудничества, – спокойно и взвешенно ответил ему старший. – С общей теорией игр, я надеюсь, многие из вас знакомы? Вы же тут все не только сплошь патриоты, но и очень продвинутые интеллектуалы, так сказать, игроки и даже, не побоюсь этого слова, эрудиты? А значит, должны были как минимум слышать и хотя бы отдалённо представлять себе дилемму заключённого, эту фундаментальную основу общей теории игр… Согласен, обычно правильная тактика в неизвестной ситуации – просто отмалчиваться. Правильная, но не рациональная и бесперспективная. Да и ситуация вам всем теперь известна. Поэтому рациональнее будет всё же рассказать, что знаешь, и надеяться на заслуженное послабление участи… Проще говоря, каким бы ни было поведение остальных игроков, каждый выиграет больше, если сам же их сдаст.
Наши игроки-эрудиты растерянно молчали, переваривая эту фундаментальную проблему, а меня внезапно осенило – я вдруг сразу почти всё нужное вспомнил и теперь твёрдо знал, с какой именно службой и какой такой родины имею дело. Как говорится, приходилось встречаться.
– Ладно, раз добровольно никто из вас открывать себя или товарищей не собирается, своих вы все не сдаёте… Ведь не сдаёте же? Я так и думал. Начнём тогда со стартового сканирования. – Полковник как-то недобро ухмыльнулся и бросил через плечо: – Чернов, давай сюда сканер.
Сканер являл собой ящик причудливой формы размером с баскетбольный мяч, имел две обрезиненные ручки по бокам и цветной дисплей сверху. Был он традиционно, как я понимаю, для этой службы чёрного цвета и не имел никакой маркировки на корпусе. Служивый Чернов (извините, не стал там сразу уточнять его звание, сдержался на этот раз: коньяк уже постепенно выветривался) довольно шустро обошёл по периметру трижды весь наш стол, на пару минут зависая над каждым игроком и тихо бормоча что-то себе под нос (при этом Виталика он почему-то сканировал чуть дольше остальных), и вынес предварительный вердикт:
– Все они: у каждого что-то есть, но очень-очень слабенько. Кроме вот этого, – и указал вдруг на единственного здесь гостя, то есть на меня.
– Не понял, – поднял на него взгляд Шварц, – в каком именно смысле? Он самый сильный, что ли?
– Ну, этот просто не определяется. Совсем. Нулевой уровень.
– Точно, уверен? – переспросил полковник, а потом, обращаясь ко мне, сурово изрёк: – Что ж, тогда мы вас лично задерживать пока не будем, но всё равно придётся проехать с нами, чтобы пройти, как говорится, процедуру стирания памяти…
– А что, вы и такое уже научились делать? – оторопел я.
– Да, мы уже и не такое умеем! – ухмыльнулся этот служака, напирая на слово «уже».
«О да, что и как вы умеете вытворять, я ещё с прошлого раза хорошо помню, “гестаповцы” вы недоделанные», – сразу подумалось мне. Но спорить с ним не стал, только кивнул.
Ну, вывели нас наружу, к целой своре чёрных гелендвагенов без номеров и каких-либо надписей или опознавательных знаков на бортах и крышах. Рассаживать стали отдельно, по одному в каждую из этих брутальных «карет», подпирая с боков плечистыми бойцами в чёрной броне и масках.
И вот тогда меня будто искрой пробило: очень уж живо и ясно представилось вдруг (алкоголь – он воображение будит просто на раз!), что по прибытии в неведомое никому место этих вот наивных ребят и девчат, свежих «молодогвардейцев» эпохи всеобщего потребления, разводят по разным камерам и начинают, постепенно усиливая нажим, «прессовать», как умеют. И даже какую-то новую спецаппаратуру используют… Как вот этих бравых пока эрудитов по отдельности принуждают «колоться». Не сразу, конечно, но сломать их всё равно смогут – поверьте, я подобное видел… Но что такого особо ценного от них можно узнать или выведать? Они ведь и не знают ничего. А значит, будут пытать каждого и каждую. До самого предела, вплоть до агонии.
С настоящими пытками или без – это уже будет тогда без разницы (хотя с пытками, конечно, надёжней), – они успеют наговорить себе и другим на целую кучу статей, наплетут вранья и разных домыслов, наподписывают таких признаний с показаниями, после которых и жить-то уже не захочется. Знаю я, и не такие соколы «кололись» за милую душу. Помню, как-то в одной далёкой-далёкой стране попали мы в немного похожий замес… Ладно, не будем пока о гнусном, я ж говорил – плохая у меня память. Не всё хочется вспоминать.
Самое эффективное ведь в этом деле, хотя и чуть более сложное, – раздавить и сломать их интеллектуально, нравственно, морально – называйте как хотите, – тогда появится шанс получить реальную информацию, а не всякие там придумки с откорячками. От них же теперь хотят совсем не тупых признаний и самооговоров, как в прежние времена. Знания этим вот «гестаповцам» нужны, хотя бы крупицы хоть каких-то знаний. Которых у ребят-то и нет, да и быть не может! Вот и примутся в конце концов давить до самого финала, пока они кровавыми и бесформенными кусками мяса не станут корчиться на заблёванном бетонном полу, соглашаясь подтвердить что угодно и подписывая любую ересь.
И тут вот в чём на самом деле дилемма-то: поступать в таких ситуациях надо бы рационально, как диктует эта их всеобщая теория игр, но хочется-то всё равно – правильно, по-человечески, по-нашему.
«А наши не придут… Все наши – это мы»[2], — вспомнилась тут любимая песня, и я, пока остальных рассаживали по машинам, тихонько стал прокручивать её в голове, постепенно накачивая себя и пытаясь найти правильный выход, – да, «наши не придут… такое время ныне – не тот сегодня год, война совсем не та». А ведь и правда: получается, что единственный, кто может им теперь помочь, выдернуть из этой стремительно приближающейся бездушной мясорубки и хоть что-то изменить в настоящем (не спрашивайте, что именно и как – сам ещё не знаю), – это тихий и никому, слава богу, до сих пор неинтересный армейский майор в глубокой отставке, за плечами которого много чего всякого-разного, даже избыточного… И гляди ж ты, а ведь долго же этой сволочной конторе пришлось его выискивать, совсем даже неплохо у старого майора до сих пор получалось скрываться-прятаться! Но стоило только раз расслабиться тут случайно, и теперь уж получай, родной, по самой полной…
Увы, в обратную сторону по линии реальности я пока ещё ни разу не замахивался и совсем не уверен, что такое могло получиться. Наверное, стоит всё-таки как-нибудь попробовать. Но не сейчас, Виталика-то с его командой надо по-любому срочно отсюда вытаскивать. Пока не знаю, как именно, – я ж с самого начала предупреждал, что у меня это по наитию получается… Ладно, будем тогда её цинично и беззастенчиво попросту ломать о колено, реальность эту вашу тухлую. Но, видит бог, как же мне не хочется снова в такое вписываться!
Это ведь только для игроков дилемма: как поступать – рационально или же правильно. А я им не игрок и чётко знаю: поступать надо только по-человечески всегда, без вариантов! И потому, подходя к предназначенной мне как «нулевому» игроку последней из чёрных машин, я неторопливо оглядываюсь на довольного своим теперешним успехом полковника и обращаюсь к нему с простым и, казалось бы, нелепым вопросом:
– А вы точно уверены, что ваш чёрный сканер не глючит опять, как прежде?
И, не дожидаясь его реакции, начинаю неотвратимо довлеть.
2
Слова Андрея Шигина.