Читать книгу Традиции & Авангард. №4 (23) 2024 - Литературно-художественный журнал - Страница 7

Я ведь и майором-то стал только «под самый занавес», когда в запас увольнялся. Зато, как у нас говорят, хоронить теперь будут за счёт Минобороны – с оружейным салютом и военным оркестром. Капитанам такая честь не положена, только старшему и высшему офицерскому составу.

А вообще-то я по внутреннему своему состоянию до сих пор чувствую и ощущаю себя простым капитаном. Мало ли, много, но целых два срока в этом звании пришлось отпахать, приварился к нему более чем прочно. Думаю, каждый военный со временем застывает в основном своём, природой назначенном чине, именно потому среди нынешнего генералитета столько дуболомов-сержантов, способных оценивать обстановку «не выше сапога» и, соответственно, действовать-бездействовать. Впрочем, это всё лирика.

Ты спросил, как у меня такое получается. А чёрт его знает как! Приходит вдруг откуда-то волна сплошного непонимания – чувство, будто идёт что-то не так и не совсем правильно; за ней чуть позже – вторая волна: как надо действовать, чтобы всё исправить; и уж тогда начинаешь постепенно… довлеть в обоих смыслах этого слова. Я так это называю – довлеть, а уж как правильно будет по-научному, пусть тебе паучники рассказывают… И только потом, после довления, можно начинать разбираться, что мы такое вокруг понаворотили и не надо ли ещё чего-нибудь подворачивать.

В первый раз это со мной приключилось сразу после школы, когда в военное училище поступал. Знания не шибко большие, здоровье тоже не очень, да и умишко не самый резвый. Но как-то ведь удалось поступить туда, где отбирали исключительно по здоровью и складу ума с психологической готовностью, – чудо и только! Да ещё и имя с отчеством слегка подкачали, сам понимаешь.

Тогда я ещё не понимал этой своей особенности – умения (да нет – ещё не умения, а только неясной какой-то способности) менять окружающую реальность под себя. Потом было ещё несколько случаев, когда уже мог бы и догадаться, в чём дело, но так и не дотумкал (говорю же, умишком был не из самых резвых). Зато прослыл среди всех своих редкостным везунчиком, разные командиры даже старались друг у друга меня перехватить, обязательно забрать с собой на самые трудные задания, чтобы в конце всем им тоже свезло.

Впервые – уже старлеем – начал задумываться, что происходит и как с этим бороться (ага, поначалу именно бороться хотел), когда нашу разведгруппу забросили в азиатские джунгли и после выполнения задачи пришлось почти две недели выкарабкиваться оттуда с двумя ранеными на горбах. Подвернулось время подумать о себе и о том, как же это нам всем опять и снова удалось вывернуться и остаться в живых, несмотря ни на что. Сначала понимать начал, потом пришлось вырабатывать и оттачивать навыки, и только после, совсем не очень скоро, стал использовать их по назначению вполне осознанно, то есть полноценно довлеть.

Помню, мне в этом ещё одна кошка очень помогла. Я как раз тогда после Афгана в госпитале мыкался с осколочным в грудь. Больше лежать приходилось, чем сидеть или ходить. Так вот, зачастила она меня навещать. Подкрадётся – и прыг сверху, уляжется прямо на бинтах, глазищи прикроет и ну урчать… А я глажу её и думаю: почему она именно меня-то выбрала, почему ни к кому другому не подходит и всех избегает? Видимо, почуяла во мне нечто особенное. А от урчания её сразу так легко становилось, так волшебно. И казалось, что даже рана быстрей затягивается… Чудо что за кошка была!

Только не долечила она меня, не успела – кисонька моя. Пришлось дальше самому выкарабкиваться. Какой-то контуженный на всю голову поймал её, распотрошил и подвесил на дереве прямо перед моим окном. Из ревности, что ли? Или от обиды? Война ведь многим совсем крышу сносит – не узнать заранее, что каждый может учудить.

Так вот, как раз перед этой его расправой такая вдруг на меня тяжёлая волна недопонимания действительности накатила, что взвыл в голос: не понимаю, не понимаю, ничего не понимаю же! Прибежавшая на крик медсестричка, добрая душа, сразу вколола мне что-то, и я провалился в беспамятство… А когда очнулся, исправлять было уже совсем поздно да и нечего. В обратную сторону это у меня, похоже, не работает.

Вот так простая дворовая кошка научила ценить самую первую волну, уважать её, не паниковать и готовиться сразу к следующей. А вторую волну я, только словив её, тут же перестаю чувствовать: просто плыву с ней по любым обстоятельствам – куда она, родимая, вынесет – и сам почти не замечаю, что делаю. Только доверяюсь ей и ясно сознаю: всё идёт правильно, и по-другому нам не надо. Будто несёт меня она, точно планируя, как действовать. Этому меня ещё чуть позже один мудрый старик научил – как-нибудь потом расскажу.

И вот ещё что благодаря той кошке удалось понять: я не такой, как все, а может, даже и вообще не здешний, высшее какое-то существо, майор (ведь так это слово на наш русский переводится?). Могу и умею то, чего другим не дано. Да я, блин, наверняка прирождённый корректировщик реальности, действующий на упреждение!

В конце концов через время выписали меня из той тягомотной госпитальной лечёбы, а потом и совсем со счетов списали. Орденом никаким, правда, не наградили, но майора напоследок присвоили. Именно так – старшим, высшим, майором! – я себя тогда и стал ощущать. Опрометчиво.

А когда уже списали и кое-что потом ещё произошло, понял: надо бы мне теперь хорошенько затихариться, сильно не отсвечивать и податься для окончательного доживания в сторону от всех ваших столиц, в тихий мой и по большому счёту никому из высоких властей не интересный Хабруйск – Город Воинской Славы, между прочим (самое то для ветерана, правда же?). Следы потихоньку принялся заметать, потому что некий смутно осознаваемый и не совсем здоровый интерес к своей персоне постепенно стал чувствовать. Нет, это даже отдалённо не походило ни на какую там первую волну, и оттого я сильно встревожился: надо было, чтоб все вокруг как можно быстрее и желательно навсегда забыли про мою такую редкую везучесть, просто замылить её следовало как-то, чтоб и не вспоминал никто. Ни бывшие командиры, ни новые, на гражданской уже стезе, начальники.

А вот когда случилась в стране вся эта их восторженная контрреволюция, я просто не знал, что делать. Первая волна постоянно прёт сплошным валом, но второй – как не было, так и нет, не возникает… А делать-то что? Как реагировать? Ведь ты же, блин, корректировщик реальности, майор, и должен действовать на упреждение, а не по следам исторических событий!

Гораздо позже пришло осознание того, что никакой я вам тут не корректировщик и даже не высшее существо. Я – всего лишь букашка на стекле, иногда пытающаяся увернуться от приближающегося конца, но которую постоянно заставляют что-то ненужное ей самой делать… Тяжёлое и тягостное чувство, совсем не приятное.

Как раз тогда-то и потянуло меня опять на войну. Гражданская жизнь, конечно, имеет свои прелести, но очень уж она ровная и дюже скучноватая для военного человека. Война ведь как наркотик: кто с самого детства затачивал себя под неё и большую часть жизни прошагал в строю, без этого уже не может. Не скажу, что начинается какая-то особая ломка, но без постоянного притока адреналина чувствуешь себя не в своей тарелке до такой степени, что иногда и жить не хочется… К тому же из всех тяжёлых наркотиков война – наверняка самый гуманный, потому что убивает далеко не всех.

Не стану открывать тебе как, но через какое-то время удалось подписать рядовой контракт с Иностранным легионом французским на четыре года – анонимно, естественно. Вернее, псевдонимно. Дослужился там аж до капрала парашютно-десантного полка (поверь, такое сделать непросто, совсем не легче, чем у нас стать майором), но продлевать это дело не стал: показалось, что мало платят… Интереснейший, скажу я тебе, друг, опыт, особенно если с нашей армией постоянно сравнивать. Но об этом – как-нибудь в другой раз.

После чего за две ударные пятилетки ратного труда обошёл-объездил почти все горячие точки Европы и половины Африки вместе с четырьмя разными ЧВК поочерёдно. Почему с четырьмя? А сколько, ты думаешь, у нас этих частных военных компаний? Вот и славно, пусть так оно и останется… Кстати, крайняя была как раз из «музыкантов» составлена. Окончательно вернулся в Россию относительно недавно и оказался опять в своём тихом и уютном Хабруйске, надеюсь, теперь навсегда…

Мне всё-таки пришлось пересказать это всё Виталию – в общих чертах и с большими купюрами, разумеется. А куда было деваться-то? Нам ведь вместе теперь расхлёбывать то, что вокруг наворотилось. Да и башка трещала неимоверно, гораздо сильнее обычного, не так, как после прежних давлений, даже думалось теперь с трудом… Нет, была, конечно, сотня причин вообще не зачитывать сии скупые выдержки из чужой для него книги жизни. Как, впрочем, была и у меня в своё время причина вообще её не открывать, даже не брать в руки. Однако получилось, как получилось.

Мы сидели вдвоём у меня на кухне, приканчивая уже вторую поллитру под маринованные грибочки и чипсы. Виталик больше молчал и только кивал головой в паузах между моими откровениями, а потом поднял замутневший взгляд и спросил только:

– И что теперь дальше? Делать-то теперь что?

– Доминировать будем, просто доминировать, пока всё не прояснится и не уляжется, – ответил я, – а пока нам обоим надо бы просто немного подремать.

Засыпая, думал о том, что никогда ведь прежде действовать в подобных обстоятельствах мне ещё не приходилось… Судите сами: вытащить из почти смертельного форс-мажора сразу семь человек (включая себя), только один из которых был мне более-менее близок, знаком и понятен (и это вовсе не я сам, а старый друг и умник Виталя), – при том, что как раз именно мне-то тогда ничто в реальности не угрожало. Без какого-либо плана и без обычно формирующей его второй волны. Довлеть не на традиционное упреждение, а по грубому факту происходящего… Нет уж, такое мне совсем не по зубам, тут, видно, какая-то ещё сила вмешалась, сработал неведомый дополнительный фактор. Или уж я настолько к старости изменился, что теперь и такое тоже могу?

Ладно, завтра будем разбираться, утро вечера мудреней.

Прежде чем засесть на кухне моей холостяцкой однушки на последнем этаже такой же древней, как и сам я, хрущобы на выселках, неподалёку от хабруйских Красных казарм, Виталик добросовестно обзвонил остальных игроков своей команды – и оказалось, что ни один из этой пятёрки ничего произошедшего с нами сегодняшним вечером даже не помнит! Видимо, заодно с искривлением реальности ещё и им память отшибло, стёрлась она, другого объяснения я пока не вижу. А ведь это даже и неплохо, получается – не будут под ногами путаться, можно теперь и в расчёт их не брать, когда кривизну убирать будем.

А кривизна у реальности этой новой оказалась очень даже изрядная, прямо вывих какой-то! Вчера по темноте мы и разглядеть ничего толком не успели – надо было срочно загасить избыточный адреналин алкоголем, любым (а по-другому он не гасится – тоже доказано опытным путём). Да и голову мою надо было пролечить-почистить, трещала она не хуже счётчика Гейгера – Мюллера на максимале.

И когда уже сегодня вот, поутру, осторожно выглянули на улицу, даже понять сначала ничего не могли. Это не было православной идиллией, которую следовало бы ожидать, исходя из моих личных предпочтений, и не было даже СовСоюзом свежего разлива, что тоже было бы вполне ожидаемо и логично, следуя предпочтениям Виталика. Оно оказалось чем-то другим, совсем третьим. Боковой альтернативой, какой-то нелепой сущностью! Будто выбросило нас куда-то в сторону от настоящей дороги, в кусты и овраги.

Даже описывать не хочу, сплошные нонсенсы на фоне всеобщего благорастворения воздухов. Кажется, моя могущественная способность (ну, или кто там ею распоряжается) слепила какую-то совсем неудачную временную вариацию, достав из самых поганых чуланов заблудшей души всё самое для неё противное: вот эти все лубочные балалайки с матрёшками, да танцы с медведями, и кокошники с бубенцами под сумасшедшую люминесценцию. А с другой стороны, и её ведь понять можно, видимо, основная линия развития событий была гораздо гаже, чем этот подвывих с переплясами. Ограничились, как говорится, меньшим из зол.

И потому, как только откатила первая волна непонимания всего этого, я сразу же начал целенаправленно довлеть, переполняясь невыносимо нелепой окружающей средой и не забывая очень осторожно стравливать её из себя, не разглядывая в подробностях все эти искромётные чудесности, повылазившие отовсюду, будто опята из гнилого пня.

Получая, кстати, от самого процесса давления и теперь отнюдь не райское наслаждение и уж тем более никакое не священное блаженство, а вовсе даже наоборот… Башка ещё трещала после вчерашнего, а тут пришлось опять совать её в самое пекло. Ох, чую, болеть потом будет страшно, если совсем не отвалится. В этом, замечу, ещё одна и, пожалуй, главная причина вообще никогда не пользоваться такой уникальной способностью, даже не думать о ней вовсе.

И даже не оставалось совсем времени хотя бы объяснить Виталику, что да как, проинструктировать его, надо было просто действовать – без предупреждений и упреждений, исправляя всё, пока не стало слишком поздно. И так уже целую ночь пропустили по дурости своей, следовало ещё вчера начинать… А потом в окружающей искромётной и нездоровояркой реальности что-то легонько хрустнуло, и она стала постепенно расползаться, разваливаясь.