Читать книгу Милый Джордж. И другие нежные истории - Лорена Доттай - Страница 10

– А у тебя есть машина? – спросил Хенрик, когда мы собрались у машины Паулы. В предпоследний день мы решили отобедать в ресторане в Луисбурге.

– У меня нет прав, – ответила я.

Хенрик сел рядом с Паулой, она вела машину и рассказывала про местность. В Луисбурге мы были энное количество раз, это была наша, можно сказать, любимая деревня.

Утром рано чехи уехали. Мы все были в каком-то взбудораженном состоянии, с утра пораньше на ногах. Я слышала голоса, скрип лестницы, двери хлопали. Сидела перед раскрытым чемоданом и думала, что бы подарить Мире с Агнешкой… Для Миры подойдет мой жемчужный браслетик. Жемчужинки были мелкие, речные, слегка розоватые. А для Агнешки… У меня был блокнотик с мотивом Хоббитов, хотела в него что-нибудь записать, но руки так и не дошли… Единственное, что я успела в него вписать, это свое имя и адрес.

Блокнотик я положила в карман кофты, а браслетик несла в руках. В дверях гостиной стоял Хенрик, он бросил взгляд на меня и на браслетик посмотрел вопросительно.

– Я люблю жемчуг, – пояснила ему.

Мне казалось, он сейчас посторонится и я войду в гостиную, но он и не пошевелился. Мы стояли некоторое время молча, поглядывая друг на друга и улыбаясь. Потом я протиснулась в гостиную, стараясь не задеть Хенрика грудью.

Потом было немножко грустно: я вручила подарки, мы обнимались, желали друг другу благополучно доехать до дому. И с отъездом чехов стало как-то пусто, и не хотелось оставаться больше в доме, и в два часа мы поехали в ресторан, и Урсула присоединилась к нам.

В ресторане, у греков, было тихо и прохладно: немногочисленные гости и фоном – греческая музыка, ненавязчиво. Мы долго сидели, ожидая еду, но ведь нам и некуда было торопиться. И день больше не обещал никаких событий, как и вся неделя была без событий, и для меня – все больше в молчании…

Паула заказала рыбу, а Хенрик и Урсула – по стейку.

– Ты не ешь рыбу? – спросил Хенрик.

– Нет, – покачала я головой, – я сама «рыба», по гороскопу, – и все засмеялись моей шутке. Я заказала себе греческий салат и картофельную запеканку.

В гороскопе было написано, что у «рыб» слабые ступни. «Хорошо, что у нас вообще есть ноги, – подумала я тогда, – хотя бы такие».

За обедом Паула предложила прогуляться вдоль местной реки: недалеко от ресторана было подобие променада и он заканчивался каменной лестницей, которая была выдолблена в скале. Поднявшись по лестнице, мы оказывались на большой площадке, и там – довольно известная церковь.

Там былая чудесная акустика – это единственное, что мне сразу пришло в голову. Паула рассказывала о церкви, как рассказывают архитекторы и гиды, я выпадала из разговора, потому что его вели на английском.

Да, это был прекрасный храм с очень чистой акустикой и нежной, материнской атмосферой. Храм Девы Марии. Я была глубоко в своих чувствах, разговор шел мимо меня. И, если мы хотели посмотреть церковь, почему нужно было идти непременно через весь променад и подниматься по крутой лестнице, когда был более простой и короткий путь?

Принесли, наконец, наши блюда. Грек подмигнул мне, но я не поняла, что это значило… Может быть, ему понравилось, что я заказала греческий салат, а не стейк. В любом случае, я видела: Хенрик заметил знак грека, – кажется, от его взгляда вообще ничего не ускользало.

«Вот сейчас между нами только стол, – подумала я, – а завтра, Хенрик, между нами будет целая пропасть».

К церкви мы пошли все-таки дальним путем. Променад был пуст, берега реки были усеяны мелкими кустами, а течение размеренно-медленное. У реки было прохладнее. И мы шли очень медленно. С тихой покорностью я ожидала минуты, когда мы окажемся у каменной лестницы, куда вела нас Паула, которая знала, как быстро я устаю и как боюсь высоты.

Паула с Хенриком шли впереди, я замыкала процессию. Так было удобнее, я могла выбрать свою скорость, а поднимаясь по лестнице на скалу, могла б делать перерыв. Хенрик ни разу не обернулся назад, и на меня нашло отчаяние: почему я всегда такая незаметная, почему меня никто не видит и не слышит…

«И бледный монах не молится в тиши монастыря, все мысли его не о Боге, а только о ней, о ней…» – откуда была эта строка, возникшая теперь в моей голове?

Вот и началось мое восхождение… В духе. Я старалась не смотреть вниз, на реку, на променад. Мой взгляд устремлен был на крепкую спину Урсулы, которая ритмично поднималась от одной ступени к другой.

Мои ступни ныли, мне хотелось сесть на ступени, положить голову на колени и заплакать, и мне на мгновение показалось, что я это сделала… Лишь на мгновение… Пролетело наваждение над головой… А на самом деле мой взгляд соскользнул со спины Урсулы и упал вниз на асфальтированный променад и я покачнулась, и присела, но тут же резко поднялась… Мне не хотелось, чтоб кто-то мою слабость заметил… Они были такими энергичными и жизнеспособными, а моя сила… А у меня тоже была сила, но неявная и совсем в другом.

Паула с Хенриком были уже на площадке и ждали нас с Урсулой. Мозоль на большом пальце правой ноги снова кровоточила, красное пятно расплылось и окрасило носок моего тапка.

Конечно же, Паула предложила зайти в церковь. Но вначале они решили с Урсулой покурить.

– Тогда я уже пойду в храм и присяду… Там хорошо, прохладно, – проговорила я и направилась к дверям церкви. Они были массивными, обитыми железом. Я слышала, как Хенрик пошел за мной, он не курил. И он помог приоткрыть дверь, и мы очутились в прохладе. Я подошла к скамье, что была поближе, и словно упала на нее: ноги меня больше не держали.

Ноги я выдвинула под скамью, что была впереди, чтобы Хенрик ничего не заметил. Тут я увидела, что вокруг сидят люди с красными молитвенниками, а впереди пастор, – он читал проповедь. Хенрик сел рядом. Мы неожиданно для себя попали на мессу, и я прислушалась.

Пастор говорил о жертвах, которые мы приносим каждый день в повседневной жизни.

– Знаешь, я люблю готическую архитектуру и люблю церковную музыку, но то, что проповедуют в церкви, – это не отзывается в моем сердце, – прошептала я, наклоняясь к Хенрику.

Прихожане начали оглядываться, и я замолчала. Мы молчали друг с другом. А потом зазвучал орган и все прихожане поднялись с мест, и мы с Хенриком тоже встали. Он был выше меня на голову. И на хорах запели: «Аve Maris Stella», и я почувствовала, что печали и боль этого дня поднимаются вверх, к куполу, и там растворяются. «Спасибо, Господи, я вознаграждена…» – подумала я, чувствуя, как становлюсь радостной и словно легковесной.

Его прикосновение к моей руке было неявным, таким легким и нежным, и моя рука оказалась в руке Хенрика. Я подняла глаза, встретившись с ним взглядом: он чувствовал то же самое: радость присутствия и благодарность этому дню.

Рукопожатие – обычный повседневный жест, потерявший значение, все же, был возможностью прикоснуться к другому и его почувствовать. И в тот миг, когда на хорах пели нежными, чистыми голосами, словно два мира слились друг с другом… И все перемешалось у меня в голове.

Мы вышли из храма в молчании. Вдалеке, на скамье, сидели Паула с Урсулой и курили.

– Почему вы не пришли в храм? – спросила я.

– Нас не пустили! – бросила Паула, выкидывая сигаретку.

– Как это? – удивилась я.

– А так: в пять часов началась служба и нас не пустили. Мы захотели войти, но в дверях встала монашка и сказала, что туристам вход закрыт… Сказала, ждите, пока закончится служба.

– Но мы тоже попали не в самое начало, – проговорила я и пожала плечами.

Урсула предложила возвращаться домой, и все были согласны. Мы возвращались в молчании, Паула вела машину, Хенрик сидел рядом с ней. И впереди у меня была бессонная ночь.