Читать книгу Из Парижа в Бразилию по суше - Луи Буссенар - Страница 6

Жак Арно пил и ел молча; похоже, он до сих пор не сознавал, что давно уже покинул владения сна и его окружает явь. И только когда раздался свисток, сообщавший об отбытии поезда в сторону русско-германской границы, он наконец убедился, что не спит. Понимая, что такие пронзительные звуки прогонят любой сон, он тяжело вздохнул, сообразив, что, кажется, и впрямь отправился в путешествие, о котором хотя и рассуждал, но на деле никуда не собирался ехать.

Его вчерашний энтузиазм полностью испарился, а мюнхенское пиво не обладало свойствами нашего бургундского нектара. Друзья вернулись к себе в спальный вагон, и Жюльен, почитая необходимым оставить друга наедине с его мыслями, устроился поудобнее и приготовился отойти ко сну.

– Так, значит, – произнес Жак убитым голосом, – мы едем?

– Без всякого сомнения.

– В Петербург?

– Я тебе уже сказал об этом в буфете.

– А разве это так необходимо?

– Конечно, ты вполне можешь вернуться в Кёльн, оттуда направиться в Гамбург и там приобрести билет на пакетбот Гамбургской компании, чьи корабли совершают рейсы в Бразилию с заходом в Лондон, Лиссабон, Тенерифе, Пернамбуку и прибывают в Рио.

– Нет, нет! Ни за что!

– Вот и прекрасно! А тогда дай и мне поспать. В прошлую ночь я глаз не сомкнул, пока ты спал сном младенца. Теперь я хочу нагнать утраченное время. Завтра утром, в половине седьмого, мы прибудем в Диршау, город, расположенный в пятистах километрах отсюда. Будет уже светло, и успеем вволю поболтать, прежде чем поезд прибудет на вокзал Кёнигсберга. Миновав Кёнигсберг, мы доедем до Эйдткунена, немецкого пограничного поста, расположенного в восьмистах километрах от Берлина. Там нам останется проехать всего два километра до Вирбаллена, первого русского города, куда мы прибудем завтра в два часа пополудни. А сейчас спокойной ночи.

С этими словами Жюльен закрыл глаза и как бывалый путешественник, знающий, что сон почти столь же важен, как и еда, полностью сосредоточился на мысли о нем. Спустя пару минут он уже крепко спал, оставив Жака – судя по тяжким вздохам – один на один с совершенно безрадостными размышлениями.

В шесть часов, с точностью, свойственной морякам, неизменно просыпающимся за несколько минут до ночной вахты, Жюльен открыл глаза.

– Доброе утро, путешественник, – шутливо приветствовал он друга, еще более озабоченного и хмурого, чем накануне. – Да улыбнись же ты, дружище! Ты мрачен, словно больничные ворота.

– Это потому, что сегодня ночью я много размышлял.

– Лучше бы ты ночью спал.

– Послушай, хорошенько все обдумав, я понял, что предпочитаю вернуться в Париж и отказаться от наследства.

– А твоя отставка?

– Я могу забрать заявление. У меня есть влиятельные друзья, которые поддержат мою просьбу о восстановлении в прежней должности.

– Но, бедный мой друг, ты станешь притчей во языцех для всех служащих префектуры!

– Пусть. Лучше так, чем мчаться неизвестно куда.

– И как ты намереваешься уехать отсюда? Готов держать пари, что у тебя в кармане нет ни единого су.

Жак открыл свой кошелек и обнаружил, что в его распоряжении имеются семнадцать франков и сорок пять сантимов.

Жюльен расхохотался:

– Ты считаешь, что руководство немецких железных дорог откроет тебе кредит?

– Ты одолжишь мне средства, необходимые, чтобы вернуться домой.

– Нет! Ни за что. Ты пообещал сопровождать меня в Бразилию при условии, что я уберегу тебя от морской болезни. Твое слово у меня, и я не намерен возвращать его. Так что волей-неволей, но тебе придется сопровождать меня, если, конечно, ты не предпочтешь выйти в Диршау и отправиться домой пешком, по дороге выпрашивая у немцев картофельную похлебку и квашеную капусту. Иного выхода у тебя нет.

– Но подумай только, дорогой Жюльен, у меня нет ни багажа, ни денег, ни даже запасного воротничка.

– А у меня в дорожной сумке сорок тысяч франков; при таких подъемных мы ни в чем не будем нуждаться. Что же касается непредвиденных осложнений, которые наверняка подкарауливают нас в этом путешествии, обещающем быть долгим и суровым, то я постарался запастись аккредитивами, которые мой банкир наверняка уже отправил в крупные города, где нам придется делать остановки.

– Я даже не заплатил за квартиру… Хозяин вышвырнет мои вещи, и их продадут с молотка.

– Не волнуйся, все улажено. Мой банкир согласился взять на себя все хлопоты. Так что не беспокойся ни о своей квартире, ни об экономке. А что касается твоего внезапного исчезновения, согласись, что, если полицейский комиссар в твоем квартале решит, что с тобой что-то случилось, и велит искать тебя в морге, приключение станет еще занятней.

– У тебя на все готов ответ. Но я все равно чувствую себя не в своей тарелке.

– Ну же, встряхнись… к черту твою хандру! Лучше послушай меня, и слушай внимательно. Настало время раскрыть тебе план, который до настоящего времени я считал нужным держать в секрете, опасаясь, что ты станешь упрекать меня, отнекиваться, колебаться и в конце концов останешься сидеть сиднем как настоящая канцелярская крыса. Поэтому я решил, что лучше тебя украсть. Надеюсь, я оказался прав?

– Пока не знаю. Там посмотрим…

– В таком случае выслушай меня, и тогда уж ты точно не скажешь сразу «нет».

Жюльен вытащил из сумки свою карту полушарий, наклеенную на холст, медленно развернул ее, положил на подушку, разгладил и взволнованно окинул своим орлиным взором: в свое время он побывал во всех отмеченных на ней населенных пунктах.

– Эта карта Меркатора сопровождает меня повсюду. Линии, нанесенные на ней от руки, – это пройденные мною маршруты, они пересекают моря и континенты. Я чертил их карандашом, а иногда и кровью… ты видишь там реки, которые я переплыл, вершины, которые я покорил, леса, сквозь которые я прошел… О, жизнь, полная путешествий, удивительна и прекрасна! Дышать полной грудью бодрящим воздухом, наслаждаться полной свободой… разве не здорово снова вернуться к такой жизни! Перед тобой открываются новые горизонты, природа раскрывает тебе свои тайны, удивляет своими чудесами, одно впечатление сменяет другое, и вот ты уже позабыл о пустых разговорах, скучных канцелярских бумагах, однообразных завтраках, обедах и ужинах… Поверь, ничто не может доставить столько радости, сколько приносят тебе странствия в разных уголках света. Только двигаясь вперед и преодолевая препятствия, ты ощущаешь, что живешь полной жизнью. Так неужели ты хочешь от всего этого отказаться?

Жак, не подозревавший, что друг его обладает столь лирическим складом души, слушал словно завороженный и от изумления не мог вымолвить ни слова.

– Вот, смотри, – промолвил Жюльен, указывая рукой на карту. – Перед тобой весь земной шар. И сейчас мы с тобой отправимся в кругосветное путешествие.

– Кругосветное путешествие! Придется же ехать по воде.

Страхи, терзавшие нашего записного домоседа, пробудились в нем с новой силой.

– Ну это мы еще посмотрим, – ответил Жюльен. – Я намерен четко придерживаться своего плана. Мы едем в Бразилию по суше!..

– Проездом через Петербург?

– Разумеется.

– Похоже, ты избрал не самый короткий маршрут!

– По крайней мере, у него есть одно немаловажное для тебя преимущество: ты можешь не бояться ни качки, ни крена. Итак, мы проезжаем Петербург, Москву, Казань, Екатеринбург, Тюмень, Омск, Колывань, Томск, Красноярск и Иркутск.

– Могу только повторить: маршрут отнюдь не самый короткий. Нам придется проехать через всю Сибирь.

– На санях от Тюмени до озера Байкал, а от Байкала до крайней северо-восточной точки Азии.

– Не имею ничего против саней и не боюсь мороза.

– От Иркутска мы поедем по берегу Байкала и спустимся по Лене до Якутска.

– По реке!.. Ни за что! Я не поеду по воде!.. Ты мне обещал!.. До сих пор с ужасом вспоминаю свою попытку совершить прогулку по Сене.

– Лена к тому времени замерзнет, а ледяная корка еще прочнее, чем мощенная камнем дорога.

– Тогда я согласен.

– От Якутска мы продолжим наш путь на северо-восток, переберемся через Верхоянский хребет, доберемся до речки Колымы и спустимся к самому устью, где она впадает в море. В Нижнеколымске, где находится крупное поселение ссыльных, запасемся продуктами. И вот мы уже на шестьдесят девятой параллели северной широты, значительно выше полярного круга.

– Брр!.. давай дальше.

– Ага, мой мальчик, тебе уже становится интересно.

– Дозволь вставить слово. Если мы поедем в санях на почтовых лошадках, сумеем ли мы найти в тех краях почтовые станции, желательно расположенные не слишком далеко друг от друга?

– Кроме лошадей, еще есть олени и собаки… словом, простаивать мы не будем. Когда же мы наконец прибудем в страну чукчей, нам останется только добраться до мыса Восточный, крайней материковой точки Азии, отделенной от Америки Беринговым проливом… и вот мы уже в другом полушарии.

– Понятно, пролив – это все равно что у нас граница.

– Да, только шириной в пятьдесят километров – иначе говоря, двенадцать с половиной лье.

От Москвы до Якутска

– Я ждал, когда ты это скажешь!.. Никаких переходов по воде, дружище! Ни пятьдесят километров, ни пятьдесят метров, ни даже пятьдесят сантиметров. Это мое последнее слово.

– Как Лена, как Колыма, как весь этот край, где царствует холод, Берингов пролив замерзает. Когда мы будем перебираться через него, ты даже не вспомнишь, что у тебя под ногами вода. И вот мы уже на американском континенте, на мысе Принца Уэльского, в самом сердце страны эскимосов. Раньше эта территория принадлежала России и называлась Русской Америкой, сегодня она собственность Соединенных Штатов и носит название Аляска. Там мы найдем какие-нибудь фактории, где запасемся провиантом, и ни в чем не будем терпеть нужды. Переберемся через Аляскинский хребет, достигнем Скалистых гор, а потом повернем на юго-запад.

– Что ты называешь факторией?

– Форт, основанный правительством Соединенных Штатов в малонаселенных землях. Такие форты, охраняемые небольшим гарнизоном, встречаются до самого Берингова моря. А там и до Британской Колумбии рукой подать. И вот мы уже прибыли в цивилизованную местность.

– Наконец-то!

– Спасибо на добром слове. Ты начинаешь приучаться к походной жизни.

Итак, мы в штате Вашингтон, и по железнодорожной ветке, конечная станция которой находится в городе Такома, расположенном чуть ниже сорок девятой параллели, возле пролива Адмиралти, мы проедем через штаты Вашингтон и Орегон до самого Каньонвилла, что стоит на сорок третьем градусе северной широты. Поездка длиной в четыреста сорок пять километров по железной дороге доставит нам новые приятные впечатления.

Но продолжим наше воображаемое путешествие. Мы находимся на сорок второй параллели, на границе с Калифорнией. Перед нами городок Хенли, откуда по железной дороге, надеюсь уже достроенной, отправляются поезда, позволяющие нам, не теряя ни минуты, пересечь Калифорнию с севера на юг, если только ты не захочешь по дороге сделать остановку.

– Ну, там посмотрим.

– Города Сакраменто и Стоктон стоят того, чтобы в них задержаться. А дальше снова вперед, по железной дороге. И да здравствует Америка! Time is money, время – деньги. Мы, без сомнения, со всеми удобствами доедем до Аризоны, что в тридцати километрах от Мексики.

– Отлично! Только дай мне немного передохнуть. У меня голова идет кругом от столь быстрого перехода от морозов к жаре.

– Нет, не задерживаясь ни на минуту, пересаживаемся на коней! Аризона, Альтар, Эрмосильо, Гуаймас, Кульякан, Сан-Луис-Потоси… Мы едем по тропам, которые в этой стране именуют дорогами, и наконец прибываем в Мехико, откуда по железной дороге проезжаем небольшой отрезок пути до Орисабы – чтобы не отвыкнуть от общения с цивилизацией.

Впереди у нас Гватемала, а следом малые республики: Сан-Сальвадор, Никарагуа и Коста-Рика. Затем, миновав Панамский перешеек, прибываем в Соединенные Штаты Колумбии. И вот уже привет тебе, Южная Америка! Перед тобой открываются бескрайние просторы, изборожденные полноводными реками, и среди них крупнейшая водная артерия, называемая Амазонкой! Для тебя это земля обетованная. Край дядюшек-миллионеров и роскошных асьенд.

Но туда еще надо попасть!

Проехать через четыре республики: Колумбию, Эквадор, Перу, Боливию. К сожалению, железных дорог там очень мало или нет вовсе. Ах, если бы ты не страдал сей непонятной гидрофобией, нам осталось бы только выбирать среди мощных речных потоков… дорог, движение по которым легко и приятно и которые быстро привели бы нас к пункту назначения.

– Никогда больше не напоминай мне о плавании, даже в пруду Люксембургского сада. Иначе вези меня обратно на улицу Дюрантен.

– Молчу как рыба. И вот мы прибыли в асьенду Жаккари-Мирим, раскинувшуюся по берегам одноименной речки, впадающей в один из притоков Параны. Ну как, сдержал я свое слово? Доставил тебя в Бразилию по суше?

* * *

Жак прибыл в Петербург, исполненный решимости ничего не осматривать, ничем не интересоваться, закрывать глаза на все новое и совершенно не заниматься подготовкой к путешествию.

– Я, – говорил он Жюльену, упрекавшему его в апатии, – всего лишь человек-посылка, которую ты везешь по суше через весь мир.

– Но разве тебе не интересно познакомиться с неизвестной тебе цивилизацией?

– Совершенно неинтересно. Петербург – такой же город, как и все остальные, в нем есть красивые дома, хорошо одетые люди, много мужчин в мундирах и газовое освещение, с той лишь разницей, что все купола позолочены, как купол Дома инвалидов, а все кучера с бородой. Я согласен сопровождать тебя в посольства, пробежаться с тобой по магазинам и завершить сей заполненный до отказа день в каком-нибудь театре, но не требуй от меня большего. Позволь мне жить как растение, более или менее наделенное способностью мыслить.

– Хорошенький же у меня будет попутчик.

– Если только ко мне не вернется энтузиазм или хотя бы любопытство. Но я в этом сильно сомневаюсь. Так что постарайся по возможности ускорить наш отъезд. Потому что я чувствую неумолимую потребность отправиться в путешествие, иначе говоря, уехать в Сибирь как можно скорее. Мне скучно в городе. Я хочу вдохнуть воздух деревни.

– Дай мне еще два дня, и ты надышишься сельским воздухом до конца дней своих.

Через сорок часов и после десятидневного пребывания в российской столице оба друга сели на поезд, идущий в Москву, не стали останавливаться в бывшей столице русских царей, а сразу поехали в Нижний Новгород, где кончалась железная дорога.

Несмотря на свое подлинное или наигранное безразличие, Жак не мог не обратить внимание своего товарища на то, что, помимо небольшой ручной клади и той одежды, которая на них, они не везут с собой никакого другого багажа.

– Не волнуйся, – с улыбкой ответил Жюльен. – Напротив, мы сверх всякой меры снабжены всем необходимым, так что любой правитель нам позавидует. Я купил роскошные и удобные сани. В них сложены все наши вещи: снаряжение, одежда, меха, оружие, провизия, книги, предметы для обмена и тому подобное… полный список нашего багажа повергнет тебя в ужас.

– И где они, эти сани?

– Они едут вместе с нами, на платформе, прицепленной в конце поезда.

– Отлично. Но ты только что мне сказал, что железная дорога заканчивается в Нижнем Новгороде. Следовательно, сани надолго завязнут там, потому что снег еще не скоро выпадет.

– Пароход «Днепр», курсирующий между Нижним Новгородом и Пермью, возьмет их на борт, в то время как мы с грехом пополам последуем за ними в тарантасе по твердой земле.

– А как велико расстояние между этими городами?

– Мы без особой спешки преодолеем его за шесть-семь дней.

– Я согласен.

Простившись с железной дорогой и преисполнившись решимости, Жак забрался в тарантас, хотя сей экипаж и выглядел отнюдь не комфортабельно.

В самом деле, тарантас – это такое средство передвижения, на которое даже крестьянин из Нижней Нормандии не глянул бы без презрения. Его кузов громоздится на четырех колесах, вращающихся вокруг деревянной оси, и в нем нет ни намека на рессоры. Сооруженный чрезвычайно неряшливо, он относится к тем изделиям, о которых говорят «топорная работа». Однако, несмотря на отсутствие элегантности, его ценят за прочность, особенно когда приходится мчаться по рытвинам и ухабам, торжественно именуемым дорогами. Прочность – единственное достоинство тарантаса. Тем не менее упомянем все же наличие откидного верха, который путешественники могут поднять, дабы защититься от дождя или пыли.

От езды в столь непривычном экипаже Жака ужасно растрясло, однако он не высказал ни единой жалобы и даже не выказал признаков дурного настроения. Вжившись в роль человека-посылки, он воздерживался от любых замечаний, выходил на почтовых станциях, с аппетитом ел и снова забирался в тарантас, даже не взглянув в сторону протекавшей рядом Волги, по берегу которой они ехали до самой Казани, бывшей столицы Казанского ханства. Однако Жак не удостоил город осмотра. Безучастный ко всему, после семи дней бешеного галопа он прибыл в Пермь, даже не полюбовавшись густыми зелеными лесами и роскошной растительностью, что встречалась им по дороге… Впрочем, он был счастлив тем, что наконец перестал уставать от неудобного сидячего положения, угнетавшего его в первые дни поездки в тарантасе.

– Здесь мы снова сядем на поезд, – объявил Жюльен, который, подобно изысканному гурману, наслаждался путешествием.

– Очень жаль. Я успел привыкнуть к тарантасу.

– Не переживай. Мы проедем всего лишь небольшой участок, связывающий Пермь и Екатеринбург. А там нам снова придется пересесть в нашу колымагу.

– Вот и хорошо.

Жюльен проверил, хорошо ли закреплены на платформе сани, уже несколько дней как доставленные пароходом «Днепр» и сданные на вокзал в Перми; затем друзья сели в купе.

Спустя несколько часов Жюльен заметил на горизонте тянущуюся с севера на юг сероватую холмистую цепь.

– Посмотри, Уральские горы, – обратился Жюльен к Жаку, побуждая его хотя бы взглянуть в окошко.

– И это горы? – презрительно произнес Жак. – Что же тогда говорить о холмах Сюрена и Монморанси? Я сильно сомневаюсь, дружище, могут ли твои так называемые горы превысить громоотводы холма Мон-Валерьен хотя бы на длину зонтика.

– Я с тобой согласен, однако не буду столь категоричен. Действительно, самые высокие вершины Уральских гор – предлагаю сохранить это наименование, дело не в нем – достигают высоты не более полутора тысяч метров. Они скорее представляют собой цепочку холмов, берущую начало на побережье Карского моря и понижающуюся к морю Каспийскому. Они не отличаются ни величием, ни живописностью, хотя и густо покрыты лесом от подножия и до вершин. Но сколь бы заурядными они ни выглядели, они произвели на меня глубокое впечатление.

– О, ты известный энтузиаст. Не ты ли вчера приходил в восторг, рассматривая дома в Перми! Подумаешь, деревянные хижины, разбросанные то там то сям, словно их расшвыривали лопатами! Ну объясни мне, что тебя так взволновало при виде этих кротовьих кучек?

– Дело в том, что Уральская гряда отделяет Европу от Азии. Это значит, что через несколько минут мы окажемся на земле, ставшей колыбелью человечества… Смотри, видишь вон тот каменный обелиск?

– Да.

– Это межевой столб, отмечающий границу между двумя географическими единствами, одно из которых характеризуется высокоразвитой мыслью и утонченной цивилизацией, а другое – варварством и бескрайними просторами.

– Это Азия! – воскликнул Жак с комическим испугом. – И я попал в Азию! Прежде мои вылазки ограничивались административным центром департамента Кальвадос.

– Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь неохватные взором просторы Сибири, которые нам предстоит пересечь! – развивал свою мысль Жюльен, не намереваясь обращать внимание на прозаические соображения друга. – Сибирь занимает гигантскую площадь, равную четырнадцати миллионам квадратных километров. Сибирь богата лесами, где растут сосны, осины и березы, где бродят лоси и олени, рыщут медведи и волки! Она славится своими самоцветами и золотыми приисками, там стоят трескучие морозы, и туда отправляют на каторгу. Сибирь – край полноводных рек и бескрайних степей, где полгода царит полярная ночь. Но живущие там народности приспособились к суровому сибирскому климату.

Через час друзья прибыли в Екатеринбург, где снова пересели в тарантас.

– Знаешь ли ты, как называется дорога, по которой мы сейчас едем? – спросил Жюльен у друга, старательно, но безуспешно пытавшегося подсчитать количество оставшихся позади километров.

– Нет, не знаю.

– Это Владимирка.

– И что же? Обычное русское название, просто оканчивается на «-ка», а не на «-ки» или «-ков».

– Русские никогда не произносят его без дрожи, ибо она ведет туда, откуда не возвращаются. Это дорога на каторгу…

Спустя восемь дней друзья без происшествий добрались до Омска, столицы Западной Сибири[2].