Читать книгу Рябиновая невеста - Ляна Зелинская - Страница 15

Внизу, в Медовом зале, гости уже расположились, как у себя дома: обедали и пили эль. И ярл Римонд должен был присутствовать на этом обеде. На пир позвали скальда, и он затянул какую-то песню о великом Севере. Весь двор замка охраняла стража, так, что и мышь не проскочит, а со двора доносился стук молота. Это проповедники привели кузнеца и занимались рабами – снимали ошейники. Как и предположила Олинн, вспомнив рассказ Игвара, никто по доброй воле в рабстве остаться не захотел. Все присягнули новому королю и приняли истинного бога, даже если в него и не верили. На хозяйственном дворе запылал большой костёр, там проводили ритуал очищения огнём для вновь обретённых божьих детей. А когда им выкатили ещё и бочку эля, то и вовсе начался праздник во славу нового короля и заодно командора Грира, который отдал эти распоряжения. Олинн слышала радостные возгласы сквозь открытое окно, но была как будто в другом месте, для неё всё случившееся было слишком неожиданным и стремительным. Всё изменилось в одно мгновенье.

Пока служанки спешно одевали будущую невесту для смотрин, эйлин Гутхильда, словно ворон, кружила вокруг. Мачеха сама перерыла все сундуки Фэды и принесла одно из тех платьев, которые её старшая дочь не любила. Светло-зелёное, подбитое золотым кружевом. Эту ткань и кружево отец привез с юга, когда вернулся с очередной добычей. Платье сшили для Фэды, но оно ей не понравилось. Не к лицу той оказался травянистый цвет ткани, слишком жёлтой выглядела от него кожа. Платье сложили в сундук до поры до времени – подрастёт Селия, той всё сгодится. А вот Олинн платье подошло в самый раз, и цвет, и фасон, только оказалось длинновато, ведь Фэда куда выше ростом. И служанки, упав на колени, отпарывали кружево и споро работали костяными иглами, подбирая юбку. К платью мачеха принесла прозрачную накидку для головы и с тоской посмотрела на украшения, которые ярл Римонд вывалил из ларца на кровать, приказав служанкам, чтобы на невесту надели всё.

И служанки старались. Искусно заплели волосы витиеватыми косами и уложили, перевив жемчугом и янтарём. Покрыли голову накидкой и прикололи к плечам драгоценными фибулами, а на грудь повесили многослойное ожерелье. Браслеты и кольца, и даже пояс, всё было украшено камнями так обильно, что Олинн казалось, ей на плечи положили по мешку ячменя, такое всё тяжёлое! Мачеха хотела забрать её серебряный кулон, но Олинн вцепилась в него мёртвой хваткой – не отдам! И спрятала под остальными драгоценностями.

Как ни странно, мачеха даже позволила ей посмотреться в своё зеркало. Олинн глянула и не узнала себя.

И вовсе не красивое платье и все те украшения, что так непривычно смотрелись на ней, вызвали у неё недоумение, а глаза…

Ох, Луноликая, а что это у неё с глазами?

Вот теперь она поняла, о чём это последнее время все у неё спрашивают. Ей казалось, что сейчас из зеркала на неё смотрела не Олинн Суонн, вернее, теперь уже Олинн Олруд. Какими−то особенно яркими стали её глаза. И совсем зелёными. Как будто ушла из них половина других оттенков, и лишь совсем немного осталось карего с желтизной. И Олинн невольно посмотрела на свои ладони, подумав о том, что, может, это всё из-за звезды? Но последний раз знак проступил на ладони в тот вечер, когда эрль провёл по нему гусиным пером. С тех пор звезда молчала, и Олинн сжала руку в кулак. На всякий случай. Привыкла уже невольно прятать руку, как будто на ней стояло клеймо. А вот теперь придётся прятать и вторую, хоть на ней и не видно ничего. Но ощущение того, что она проклята, легло на душу  тяжёлым грузом.

Прибежала Бруна, сказала, что объявили смотрины и ярл требует привести дочь. Эйлин Гутхильда набросила ей накидку на лицо, схватила падчерицу за руку и потащила за собой, решительно направившись вниз по лестнице. Олинн путалась в слишком длинной юбке и едва успела подхватить её другой рукой, а то бы точно наступила и упала. И пока шли, она судорожно вспоминала всё, что знала о короле Гидеоне.

Только сейчас она осознала то, на что обрёк её отец: ей придётся уехать из Олруда?! Она вспомнила о кострах, на которых сжигали таких, как она и Тильда, и подумала, что вот она опять попала, из огня да в полымя. Неизвестно, что ожидает её за стенами крепости. Может, король, женившись и получив так нужные ему земли, бросит её где-нибудь в болоте по дороге на юг, а всем скажет, что она умерла в пути от лихорадки. А может, её поймают на воровстве перстня и повесят. А может, она ещё не понравится королю… А может, его сестра-ведьма всё поймёт…

Так много было этих «может»!

Но если бы люди короля не взяли замок, то за пропавшую звезду её прибил бы отец. Как ни крути – всё плохо! А начались все её несчастья с появления Игвара. Она только успела прочитать короткую молитву Луноликой Моор-Бар, как эйлин Гутхильда втащила её в Медовый зал, украшенный цветами и гроздьями красной рябины.

Зал был полон. Олинн увидела сидящих за столом мужчин, которые ели и пили, даже не сняв кольчуг. Их оружие стояло рядом с ними или лежало на лавках, и появление Олинн они встретили громкими возгласами и стуком кружек по столу.

− Скёлль! Скёлль!* – кричали они, и Олинн в испуге попятилась.

Но эйлин Гутхильда сжала её руку почти до боли и вышла вперёд, закрывая падчерицу собой. Во главе стола сидел, очевидно, командор Грир, рядом с ним – Бреннан Нье'Риган, и ещё по левую руку – коротышка в красной рубахе, что приехал с отрядом. А по правую понуро сидел ярл Римонд с унылым видом проигравшего. В зале было сумрачно, и накидка мешала смотреть, так что Олинн не успела разглядеть всех лиц.

Эйлин Гутхильда медовым голосом поприветствовала воинов, пожелала им здоровья и не стесняться в еде и напитках, и даже поклонилась, стукнув Олинн по спине и заставив сделать такой же поклон. Когда нужно, мачеха умела сглаживать острые углы.

− Ну, так веди невесту, ярл, − произнёс командор Грир, откинувшись на спинку большого резного стула, на котором раньше восседал хозяин замка.

Услышав этот голос, Олинн вздрогнула и схватилась пальцами за прозрачное покрывало, наброшенное на лицо.

Не может этого быть!

Ноги налились тяжестью, и она бы с места не двинулась, но эйлин Гутхильда снова схватила её за руку, потащила навстречу мужу и вручила ему, как трофей.

− Так ли она хороша, как поют скальды? – добавил командор, вставая и с шумом отодвигая тяжёлый стул.

Все воины одобрительно загудели, и кружки снова грохнули о стол, а у Олинн сомнений больше не осталось.

Игвар! 

Это был его голос. Она не могла ошибиться.

И, когда командор распрямился в полный рост, последние остатки сомнений развеялись. Эту огромную фигуру она бы не спутала больше ни с чьей. Только сегодня Игвар выглядел совсем иначе: кольчуга и кожаные наручи, покрытые металлическими шипами, широкий ремень, украшенный посеребренными бляхами, подпоясывал его могучее тело. А рядом с ним, прислоненный к столу, стоял огромный меч, совсем ему под стать. И вот в этом облике он был похож на того, кого Олинн всё пыталась разглядеть под ветхими лохмотьями монаха. Всё встало на свои места – она спасла, вылечила и привела в их дом врага. Да не просто врага, а самого главного человека после короля Гидеона. Того, кто воспользовался тайным ходом в сердце скалы, чтобы войти в крепость и захватить её.

Нет, он не утонул в водах Эшмола и не погиб от клыков призрачных гончих. Он стоял сейчас, живой и невредимый, здоровый и вполне весёлый, держа в одной руке кружку с элем, а другой небрежно опираясь о спинку стула. Шрамы на лице стали почты незаметны, и он собрал свои космы в хвост на затылке, а бороду остриг, так что стал почти похож на человека, а не на лесное чудище. На его губах даже застыла довольная ухмылка. Но держалась она ровно до тех пор, пока ярл Римонд не откинул полупрозрачную накидку с лица Олинн со словами:

− Моя дочь − Олинн Олруд.

Несколько оглушительно тихих мгновений они смотрели друг другу в глаза. А может, Олинн просто показалось, что в зале повисла мёртвая тишина? И в этом взгляде они одновременно и узнавали друг друга, и отдалялись так, как будто увиделись впервые, потому что в один миг оказались по разные стороны правды.

Ухмылка  стаяла с лица Игвара, и он медленно, даже слишком медленно, опустил кружку на стол. А потом посмотрел на своих людей и скомандовал коротко:

− Все вышли из зала! Мне надо перемолвиться словечком с ярлом Римондом… наедине.

Последние слова он произнёс с такой зловещей интонацией, что воины без возражений вскочили с лавок и, бряцая оружием, спешно стали покидать зал. И только коротышка в красной рубахе хотел, было, возразить и подойти поближе, чтобы рассмотреть королевскую невесту, но Игвар одним коротким движением набросил Олинн накидку на лицо и, обернувшись к своему спутнику, рыкнул:

− И тебя это тоже касается, Хейвуд! Или зубы во рту лишние?

− Я всего лишь хотел… Но, как скажешь, командор, как скажешь… Ничего такого… Уже ухожу.

Коротышка попятился к двери, продолжая любопытно вглядываться в скрытую под покрывалом невесту. И пока он шёл, его преследовал тяжёлый, мрачный взгляд командора. А, когда дверь за Хейвудом захлопнулась, Игвар схватил кружку и с такой силой ударил ею о стол, что она разлетелась на куски.

− У тебя что, Римонд, голова лишняя? Ты собрался подсунуть королю экономку вместо собственной дочери?! Не знаю даже, то ли отрубить тебе голову сразу, то ли сначала посадить на цепь во дворе, на потеху моим воинам? Чтобы остальные не думали, что со мной можно шутить!

− Она не экономка, − попыталась возразить эйлин Гутхильда мягко, − вернее, да, экономка, но она, и правда, дочь ярла Римонда!

− «И правда, дочь ярла»? Это как понимать, женщина?! – грозно спросил Игвар, поворачиваясь к Римонду.

− Она моя дочь, − ответил тот глухо.

− Незаконнорожденная, очевидно?

− Почему же, вот бумаги, они подтверждают всё, − ярл протянул командору свитки. – Я дал ей имя своего рода.

− Что-то, я чую, чернила даже не просохли, − произнёс Игвар, поднеся свиток к носу и не сводя с противника глаз, − сильно торопился, ярл? А куда же ты свою-то законную дочь подевал, раз тебе пришлось принарядить в невесты этого воробья?! Припрятал, чтобы сосватать за кого-то из северян-мятежников?

− Я обещал королю старшую законную дочь и земли, − ответил ярл, с прищуром ненависти глядя на своего врага, − и вот она пред тобой. По бумагам она законная дочь, и земли идут ей в приданое. Чего же ещё ты от меня хочешь? Я обещал – держу слово. И ты клялся королю – так тоже держи слово. Забирай её и уезжай. Чем ты недоволен?

− Ты, видимо, думаешь, что наш король такой дурак, что поверит в это? В то, что всё это – правда. А может, он подумает, что ты решил по глупости его перехитрить и взял первую попавшуюся девку со двора, выписал на неё бумагу, чтобы потом объявить договор вне закона?! Она на тебя даже не похожа! – Игвар схватил Олинн за локоть и развернул к ярлу лицом, а потом откинул накидку. – Как думаешь, что скажет наш король, когда посмотрит в эти глаза? А, ярл? Не держи и меня за дурака, она тебя такая же дочь, как я монах!

Игвар отошёл, взял меч и пристегнул его к ремню, а потом сказал, уже тише, без ярости в  голосе:

− За этот обман, ярл, твой сын лишится головы…

Но он не успел договорить, эйлин Гутхильда шагнула ему навстречу, рухнула  на колени и обхватила его ноги руками.

− Молю вас, командор! Не убивайте его! Он же не со зла! Так вышло! Возьмите, что хотите! Все богатства замка! Драгоценности, меха! Только оставьте его в живых! У меня есть ещё дочь, возьмите её! Но она… не слишком красива, а другая ещё мала! Мы сделаем всё, что скажете! Только не губите Харальда!

Никогда Олинн не видела, чтобы эйлин Гутхильда так унижалась. И в какой-то момент ей даже стало жалко мачеху. Она представила, как Игвар отрубит голову Харальду прямо здесь, в замке, во внутреннем дворе, где они когда-то все вместе играли с деревянными мечами и плетёными из лозы щитами, и ужаснулась этому видению. И мысль, что на руках Игвара будет эта кровь, иглами прошила вены.

Это безумие какое-то! Игвар – это тот самый командор Грир, что стоял на Перешейке рядом с красноволосой ведьмой и руководил битвой? Это о нём ей рассказывал Свен. И получается…

А ведь это она виновата во всём! Если бы она не помогла бежать Фэде, а рассказала всё мачехе, Харальду бы не грозила сейчас смерть. Если бы она не привела Игвара в замок, кто знает, как бы оно всё вышло. Олруд мог выстоять, а болотный мор – погубить войско короля Гидеона. Если бы она послушала Торвальда, то их командор сгинул бы в болоте, и Север мог победить. А теперь Игвар стоит здесь, как хозяин, и говорит о ней, будто о вещи! Разумеется, такая, как она, без надобности его королю. И что ещё хуже, таких, как она, его король с лёгкостью отправляет на костёр!

И если бы только это! Но Игвар солгал ей. Он с самого начала её обманул! Как же, не помнил он, как сюда попал! Помнил! Знал! Знал о гончих, знал, что это дело рук их колдуньи, а они ведь погубили Тильду! А он ещё и утешал её там, у воды, сочувствовал. Подлец! Она-то думала, что он погиб, а он… Эти гончие его бы и не тронули. И, скорее всего, он видел, куда она ушла, там, у реки. Сидел, наверное, в зарослях и наблюдал, и обнаружил тайный ход. Так его воины и попали в замок. А она была такой наивной и доверчивой! Глупая, глупая Олинн!

И осознание всего этого перевернуло её мир и заставило посмотреть на Игвара с ненавистью. В этот момент она готова была стать женой короля, украсть то, что просил отец, чтобы отомстить за Тильду, а потом бежать с этим камнем обратно на север.

«Кто ещё отомстит за твою старуху, если не ты?»

− Так куда делась настоящая дочь? – спросил командор жёстко.

− Она сбежала. А я ей помогла, − ответила Олинн с вызовом, глядя Игвару прямо в глаза, и, содрав с головы накидку, швырнула её на пол. – А теперь она уже далеко. В Эгельстайне. Я помогла ей добыть лодку и нашла воина, чтобы её сопроводил.

− Ты? – Игвар посмотрел на Олинн, и снова пронизывающая зелень его глаз будто пригвоздила её к полу.

Наверное, она только что подписала себе смертный приговор, ведь отец тоже смотрел на неё, и в его глазах она легко прочла, как к нему постепенно приходит понимание… Он понял, что она видит Игвара не впервые и что как-то причастна к тому, что он стоит хозяином посреди Медового зала.

Но теперь и она осознала очевидную правду: Игвар – враг. Лживый, коварный и подлый враг. И во всём этом её вина. Она рассказала ему о том, чем дорожит Белый Волк, и он всё это использовал против него. Она своими руками сделала всё это!

− Да, я. Я и тебе помогла, или ты забыл? Я тебе жизнь спасла, а следовало сбросить тебя в болото! − произнесла она со злостью, что ей теперь терять! – И ты сам сказал, что у меня в долгу, Игвар. Так сдержи своё слово – верни долг.

− И что же ты хочешь в уплату этого долга? – он прищурился, усмехнулся зло и сделал шаг назад, освободившись от цепких рук эйлин Гутхильды.

− Пообещай, что не тронешь никого в замке. Ни Харальда, никого, − ответила Олинн. – Оставь их всех в живых. Я дочь ярла Олруда, любой в замке это подтвердит, да и вон, бумага у тебя в руках, а раз есть уговор с королём, то и будь добр его исполнять.

− Ты не можешь мне приказывать, пичужка. А просишь очень многого,  − ответил Игвар, бросив на ярла короткий взгляд. – Но раз я дал слово…

Он стоял и смотрел на Олинн тяжёлым взглядом, в котором почти не осталось зелени. Смотрел так, словно она только что вонзила нож ему в сердце, и думал о чём-то, и молчал. Как будто не знал, что делать дальше. И все застыли, не понимая, что происходит и что за этим последует.

Игвар положил пальцы на рукоять кинжала и сжал её, а потом продолжил негромко, но в голосе звучала скрытая угроза:

− …раз я дал слово… Будь по-твоему. Я не трону никого. Но будем считать, что твоя дочь, Римонд, твоя настоящая дочь и невеста короля, умерла от болотной лихорадки, пока мы дрались у Перешейка. И ты об этом не знал. Именно так я и скажу королю. Цени это. Потому что только обещание, данное ей, − он кивнул в сторону Олинн, − не позволяет мне укоротить тебя на голову! Но на этом моя милость заканчивается.  А теперь живо тащи сюда другую свою дочь, ту, что некрасива, и надень на неё это платье. Надо, чтобы мои люди видели, от какого «богатства» я спасаю своего короля. Пусть Гидеон подумает, так ли нужен ему этот брак. Только это сохранит жизнь тебе и твоему сыну, ярл.

− Благодарю вас, господин! − эйлин Гутхильда вскочила и с небывалой прытью  бросилась к двери.

Махнула служанкам, и вот уже Олинн спешно увели в другую комнату, стащили с неё платье и украшения и надели на Селию. А её заперли на замок.

И от всего пережитого за этот день Олинн почувствовала себя опустошённой и такой усталой, будто из неё душу вынули. Встреча с Игваром, то, что он оказался врагом, то, что он и его король с колдунами виновны в гибели Тильды, проклятье отца и руны на её руке, всё это отняло последние силы. Она даже заплакать не смогла, всё внутри высохло. А в голове засела только одна мысль: что бы ни случилось дальше, в Олруде ей не жить. Весть о том, что она виновна в падении крепости, быстро разнесётся среди людей, уж эйлин Гутхильда постарается. А в замке, когда все узнают… а узнают обязательно, что это она привела врагов в их дом, её убьют. Отравят или в реке утопят. Или отец в сердцах зашибёт. Или мачеха. Или кто-то из воинов, оставшихся в живых…

«…ты потеряешь всех, кого любишь…»

И раз королю она не нужна как невеста, то теперь у неё выход только один − бежать.

Но куда бежать? Тильды больше нет… Может, в её избушку? А если её и там найдут? А ведь найдут. И бежать-то некуда…

… если только к Фэде в Бодвар?

Эта мысль блеснула спасательным лучом.

А ведь и правда! Спрятаться там у неё, она ведь предлагала когда-то найти ей в Бодваре жениха. Главное – выбраться отсюда. А Фэда её обязательно спрячет. Она поймёт, ведь сама беглянка. Если, конечно, Фэда добралась благополучно и в безопасности. Но выбора у Олинн всё равно нет, ни одна семья на Севере, узнав, кто она такая и что сделала, не даст ей убежища. А Хельд Бодвар сам присягнул королю, так что, получается, и он предатель. Только там на Олинн никто не укажет пальцем.

Но больнее всего было осознавать, что предателем  оказался Игвар. И то, что вот так она поплатилась за свою доброту и заботу.

Эх, знала ведь! Не хочешь зла – не делай добра.

Но теперь нечего сожалеть, нужно думать о бегстве.

*Скёль! («ваше здоровье!») – скандинавский тост за здравие, произносимый перед употреблением горячительных напитков.