Читать книгу Сказки-притчи для детей и не только - Любовь Чабина - Страница 20

Коля подозрительно оглядел необозримое пространство, раскинувшееся перед ним. Вроде бы всё было в порядке: ни бочек, ни ям, ничего другого страшного не видать. Николай вздохнул и пошёл вперёд.

Пыль тропинки ласково обнимала уставшие ноги, щекотно пробираясь сквозь пальцы; прохладный ветерок овевал лицо нежным дуновением; казалось, что даже каменные своды подземного царства пропустили к мальчику живительные солнечные лучи.

– Как хорошо! – Коля смотрел по сторонам и не успевал удивляться всё новым и новым, возникающим по сторонам видам: то морской прибой, то берёзовый лес, то лужайка, усыпанная цветами…

Впервые за много дней Коле очень захотелось спать. Он попытался выбрать наиболее подходящее для отдыха место, но глаза слипались так настойчиво, что он понял, что ни до берёзки, ни до беседки ему уже не дойти, и потому решил просто улечься на широкой пыльной тропе – на минутку, чтобы чуть-чуть отдохнуть.

Посмотрев вниз, ахнул – нежная пыль проглотила его ноги уже по колени!

– Это что же – меня засосёт тропа? Или трава? Или всё, что здесь есть?

Но сон упрямо смеживал веки. Коля полз по-пластунски, чтобы не проваливаться, постоянно щипая себя и царапая, борясь со сном, а сбоку слышались ехидненькие пояснения домового беса:

– Это ленивое поле: сколько часов переспал-переотдыхал в своей жизни, столько и придётся пробираться, недоспав-недоотдохнув. У тебя, как видишь, безделья в жизни хватало!

Долго ли, коротко ли, но старая истина подтвердилась: любая дорога имеет конец. Тропа оборвалась у шикарно накрытого стола: фрукты-ягоды громоздились на высоких вазах, газировки всех сортов топорщили горлышки бутылок над колбасами, тортами и другими самыми разнообразными лакомствами. Было, пожалуй, всё, кроме каши, супов и хлеба.

– Это мне типа награда за стойкость? – Коля был приятно удивлён.

– Да, это тебе, но не за стойкость, а за то, что ты всегда был истинным ценителем вкусной еды и никогда не мог устоять перед лакомствами! Поздравляю, ты достиг мытарства чревоугодия и не минуешь его, пока всё это не съешь!

– Да мне за сто лет не съесть столько! – аппетит мальчика тут же испарился.

– Не ври: за двенадцать лет в том мире ты прекрасно всё это одолел!

Коля аккуратно отщипнул от кисти ягодку винограда, надкусил и тут же выплюнул:

– Её что, уже кто-то ел?

– Разумеется, её ел ты!

– Невозможно же есть то, что уже переварено!

– А зачем ты перевёл столько еды напрасно? Там, где достаточно одного кусочка торта, ты давился, но проглатывал три – портил продукт, вредя и своему здоровью, и пожирая то, что должно было напитать других или тебя же, но позже. Ешь теперь!

И Коля стал есть – давился, плакал, рвота захлёстывала его, но желудок оставался почему-то пустым и лишь беспомощно, но больно судорожно сжимался.

Сколько длилась эта пытка, Николай не знает, одна мысль – МАМА – заставляла его жевать и глотать, не обращая внимания на мерзкий вкус. Стол, наконец, опустел и исчез.

Путь вперёд был свободен. Более того, он вёл к тоннелю, в конце которого виднелся свет – настоящий солнечный свет! Коля торопливо зашагал дальше, потом побежал, боясь, что луч исчезнет, а вместе с ним и надежда, что скоро всё закончится.

Дорога круто вильнула вниз, и мальчик заскользил по жидкой грязи в зловонную яму, кишащую змеями. Противные твари шипели, извивались, переплетались между собой.

– Я же миновал червивые мытарства!

– Это не черви, а змеи!

– Откуда они?

– Мытарство клеветы – каждая змея является отражением твоей лжи о человеке.

– Да я не врал ни про кого, я не сплетник!

– По твоим словам, более двадцати твоих одноклассников застряли в детстве, в отличие от тебя! Одним этим ты оболгал и товарищей, и себя! А Таньку как-то раз дурой обозвал, а она, между прочим, не такая уж и дура. А ещё…

– Да понял я, понял, не отвлекай! – Коля сражался со змеями, опутавшими его со всех сторон. Он пытался свернуть им головы, кусал скользких гадин, топтал…

– Ух, кажись, всё!

– Они тебя укусить не могли – душа в пятки спряталась. А тело эти змеи укусить не могут. И тут тебе повезло. После настоящей смерти они бы тебя ядом клеветы пропитали и ты остался бы в этой яме навсегда.

Коля, брезгливо отпихнув змеиные тушки, выбрался из ямы и только сделал шаг в сторону туннеля, как свалился в ещё одну ловушку.

– Фу, пиявки, что ли? Присасываются!

Мальчик отрывал и отбрасывал в сторону слизких существ, а Домовой с удовольствием наблюдал и комментировал:

– Мытарство лжи! Длинные пиявки – это красочные придуманные истории, короткие – трусливые отпирания, но, присосавшись, начинают грызть, потом ползают внутри и пожирают, пожирают! У тебя их немного. Надо признать, ты довольно честно жил.

– Живу! – поправил Коля беса, остервенело отрывая от себя скользкие комочки и раздавливая их ногами.

Наконец и эта беда миновала – вернее, Коля миновал её.

– Всё, кажется? – мальчик брезгливо вытер руки о штаны.

– Вроде всё, хотя и странно.

– Что странного?

– Ты что, никогда в жизни ни над кем не смеялся так, чтоб не в бровь, а в глаз?

– Да нет, – немного подумав, ответил Николай.

– А нудить тоже не умеешь?

– Как это?

– Ворчать, стонать, все жилы из человека вытягивать?

– Не знаю, не пытался как-то.

– Повезло! – бес был откровенно разочарован: Коля явно «уплывал» из его лап.

– А если бы смеялся или нудил, что было бы? – хмуро поинтересовался мальчик.

– Сначала примчались бы бешеные пчёлы. Ох, и повизжал бы ты от их укусов! А потом бы прилетели гигантские комары – кровушку испить до донышка. От них редко кто спасается!

А вот и вход в тоннель. Перед самым входом – чашка лапши, точнее – тазик, ещё точнее – целая ванна!

– Ешь!

– Не хочу!

– Тогда оставайся со мной, я буду только рад.

– А что это?

– Это мытарство празднословия – оно самое первое для новопреставленных; для тебя, соответственно, последнее.

– И что это за лапша?

– Всё, что попусту болтал и ругался. Мерзкие слова, которыми люди речь свою приправляют, обычно коричневой жижей эту лапшу сдабривают, точней, «сзловонивают», но ты, к сожалению, не «выражался». У тебя так только – разговоры во время уроков.

– Что-то еды многовато в последнее время, – проворчал Коля и начал жевать…