Читать книгу Сказки-притчи для детей и не только - Любовь Чабина - Страница 25

Иван и Философ только под утро позволили себе выйти на дорогу, не опасаясь, что их может настигнуть погоня. Мимо пролетали обгонявшие их автомобили, и Философ, которому надоело идти пешком, предложил:

– Давай попутку поймаем! Город недалеко должен быть, у меня тётка здесь живёт. Заедем, пообщаемся.

– Мы ж зарок насчёт семьи давали!

– В принципе, все люди – братья, вернее, дальняя родня. Тётка, кстати, тоже родня неблизкая. А я уже идти не могу – ноги сбил.

И они, повернувшись лицом к нагоняющим их машинам, стали голосовать. Повезло – первый же грузовичок откликнулся на их призыв и остановился.

Философ радостно полез в кабину:

– Нам до города только!

Тронулась попутка да… развернулась на все сто восемьдесят и помчалась в обратном направлении, а водитель счастливым голосом вещать начал:

– Я и не надеялся, мужики, что найду вас. Наши как узнали, что вы не сгорели, меня и командировали вам вслед: без них, говорят, не возвращайся!

Философ молча вцепился в баранку грузовичка; Иван пытался стукнуть водителя по голове, но теснота кабины не позволяла им вдвоём эффективно обезвредить водителя, а тот, прикрывая правым плечом голову, торопливо успокаивал пассажиров:

– Мужики, да я, да мы знаем уже, что не вы поджигали! Мы отдать вам кое-что хотим! Да послушайте вы меня!

Наконец машина, вильнув с дороги, остановилась. Иван и Философ выпрыгнули из кабины и направились в сторону города, а водитель бежал рядом и взывал к их разуму:

– Мужики наши, когда протрезвели, за голову схватились: как могли пойти на такое зверство?! Тут ещё жена Иудова прибежала: что, говорит, вы с моим мужем сделали?! И рассказывает, что он ночь проворочался без сна, а потом вены себе порезал. Она скорую вызвала, те его забинтовали и в больницу. Он там таблеток опился. Промыли ему желудок, а он петлю давай мастерить… Мы и смекнули, что к чему, – пришли к нему всей компанией, а он на колени перед нами: я, говорит, и поджёг, и на убийство вас сговорил. Убивайте и меня теперь! Я себе жить всё равно не дам! Мы вместе с ним к сторожке пошли, думаем, сначала косточки ваши земле предадим, а потом сдаваться властям пойдём. Копали пожарище, копали, а косточки нет ни одной! Поняли, что сбежали вы! Ох, мы и обрадовались, вы не представляете. Зато знаете, что нашли? Под сторожкой обнаружился подвал, а там сундучок, забитый до верха царскими червонцами. Мы на них комплекс свой лучше прежнего восстановим, а половину вам решили отдать. Типа ущерб моральный возместить. Для этого меня за вами и послали. Поедем, мужики!

Иван и Философ молча переглянулись и направились в сторону грузовичка…

Встречали их как героев: бригадир в дом свой привёл, стол накрыли по-царски, гостей было не вместить. Каждый старался извиниться, руку пожать.

Даже Иудов пришёл и попытался оправдаться, рассказав гостям историю своих отношений с односельчанами. Рассказать рассказал, да ответа не понял – Иван, взглянув победно на Философа, высказал:

– Говорила книжка нам про памятозлобие, злословие и клевету?

– Ну.

– Иудов на эту удочку и попался!

– А клевета при чём? Он же в докладной правду писал.

– Он через много лет нас оклеветал! Только жить с этим не смог – совесть у парня обнаружилась!

И, повернувшись к Игорю Удову, Иван продолжил фразу:

– А если есть совесть, значит, жить можно! Не переживай, есть Правда в этом мире – всё ведь к лучшему обошлось!

А потом жизнь пошла как в счастливом сне: накормили, напоили, спать уложили, утром деньги предложили.

А Иван возьми и брякни:

– Мы не можем взять – обет дали такой. Храм на эти деньги постройте!

Философ только крякнул от неожиданности, но перечить не стал.

Подивились люди такому ответу и, чтоб хоть как-то отблагодарить своих благодетелей, предложили пожить немного у них. Сказочник и Философ охотно согласились. И началось!

С утра до вечера хвалят, кормят, поят, работать не дают, девчонки молодые с героев глаз не сводят, зазывно ресницами машут! Разомлели наши путешественники, забыли о том, что обещались надолго нигде не задерживаться.

У Философа даже роман с одной кралей намечаться стал – ходят вечерами парочкой по посёлку, о том, о сём беседы ведут. Парень по очереди то на кралю свою нежно поглядывает, то на друга оборачивается – неловко как-то бросать его одного.

Наконец девушка догадалась:

– А давай друга твоего с подружкой моей сведём!

Сказано – сделано. Вот уж и Иван с девушкой под ручку по посёлку прогуливается, беседы ведёт. А та ему вопрос за вопросом:

– А почему вы даже немножко денег не взяли?

– Мы же объясняли уже!

– Ах да, я запамятовала! А что это за обеты такие были?

Иван как вкопанный остановился, потом развернулся и быстро-быстро побежал Философу память возвращать:

– Обеты-то не соблюдаем! Мы же не можем тут долго жить!

– Да я жениться уж подумываю. Деньги мужики дадут – на храм и твоей доли хватит.

– А жену свою искать не будешь? А сына забыл?

– Как я её найду? Сына, может, и нет вовсе, – понурился Философ.

– Какая жена? Какой сын? Ах ты, подлец!!! – звонкая пощёчина крали довершила начатое Иваном.

Вскоре друзья, пожав на прощание не один десяток мозолистых рук, покинули посёлок.

Дорога пыльной лентой вилась под ногами, идти было легко, но как-то грустно – изменились они, пока жили сладко.

Наконец Иван спросил:

– Что дальше в книге?

– Как обычно, одни неприятности, – буркнул Философ и отказался читать, – сам смотри, если интересно!

Открыл Иван оглавление и захохотал:

– После ступени отказа от злословия и клеветы надо отказаться, во-первых, от болтовни, полюбив молчание, потом от лжи (а не то пощёчину влепят!), от лени и уныния, а ещё от чревоугодия и блуда! И сребролюбия! А ещё нестяжание полюбить надо! А потом говорится о нечувствии, которое от сладкой жизни появляется, и о многоспании. Прикинь, девять ступеней за плечами, стоило только от сладкой жизни в посёлке отказаться! Там ещё про тщеславие и гордость есть – мы же тоже от этого ушли сейчас. То есть уже одиннадцать ступеней за один раз перепрыгнули!

– Что-то легко всё у тебя получается. Так рассуждать – так все ступеньки во всём могут одолеваться. Хотя… Сладкая жизнь эти ступеньки преодолеть не позволит. Зря люди к удовольствиям и лёгкой жизни так стремятся – погубят они любого. Лучше скромно жить, – Философ был непривычно серьёзен. – Знаешь, Иван, я понял, что книжкой этой мы как-то не так пользуемся. Надо сначала одну ступень во всём находить и преодолевать, потом – вторую и так далее.

– Эдак нам всю жизнь придётся взбираться по этой «Лествице»! В результате мы сможем стать святыми, потом помереть и на небе оказаться? – Иван насмешливо посмотрел на Философа, а тот, не обращая внимания на иронию, спросил, как ответил:

– Может, там и живёт Правда? Ты же не случайно её Святой Правдой называл. Может, эта «Лествица» к небу ведёт? В смысле – к Богу? Он – Святая Правда?

– Но не только же на небесах Правда есть – она и здесь, на земле обязательно должна быть! И «Лествица» ведёт к ней, даже если мы неправильно живём. Близко где-то уже она! И жена твоя тоже близко! Сердцем чую!

– С чего ты решил, что книжка меня к жене приведёт?

– Любви разлука не помеха, любовь всегда сердца соединяет! Это, кстати, тоже проявление Правды!

– Это же в сказках, – Философ обречённо махнул рукой, а Иван торжественно завершил свою речь:

– Если есть Правда на земле – найдётся супруга твоя! А Правда есть! Матушка мне про это говорила, когда книгу давала.

– Дальше что в твоей книге?

– Ступень двадцатая: «О бдении телесном: как мы через него достигаем духовного и как должно оное проходить», – выразительно зачитал Иван и пояснил: – Духовное – это уже совсем к Правде близко!

– И к городу, кстати, тоже, – повеселев, продолжил Философ. И верно, уже виднелись первые дома.