Читать книгу Перо из крыла Ангела. Тайны творчества - Любовь Сушко - Страница 17

21 мая какой-то пророк объявил о конце света. Эту новость растранжирили все СМИ, не говоря уж о сети.

Вечером 19 мая Алина легла спать поздно, вспомнив перед сном, что сон с четверга на пятницу, и он должен исполниться. Когда она засыпала, до слуха доносились монологи о конце света, о том, что все отправятся…

А вот куда они отправятся, услышать этого Алина не успела, она провалилась в бездну сна, словно в пропасть…

Странно, это мог быть чуть ли не последний день и в ее жизни.

№№№№№№№№№№№№

Осенний вечер был тих и ненастен.

Алина впорхнула в кабинет редактора и замерла, очарованная, околдованная, излучающая какой – то дивный свет.

– Богиня, – прохрипел человек за массивным столом, который был явно ему не по размеру.

У его ног, как и полагалось Ведущему редактору, улегся на ковер пес.

– Мы принимаем к изданию, остается подписать договор на выгодных условиях.

Она растерялась, может быть в первый раз в жизни.

– Роман «Тайны наслаждения»

– Вот еще, кому нужна эротика. Не смеши меня, королева.

– Эпопею «Лунный лик Люцифера»

– Нет, Мессир просил положить это творение в издательский портфель, он еще подумает, стоит ли игра свеч.

– Значит, «Лабиринт Тезея»

Писательница была страшно легкомысленна, она же прекрасно знала своего редактора, он давал на отгадывание его загадок только три попытки, и только теперь она поняла, что все три выстрела и близко не попали в цель.

– Спокойно, Алина, – произнесла она почти беззвучно, – стоит сохранить хорошую мину при плохой игре. Как же на самом деле звучало это крылатое выражение.

Но вспомнить его она уже не могла.

– Богиня, – усмехнулся ее редактор, – хорошо, только ради тебя, наступая на горло собственной песне, даю тебе еще одну попытку угадать, что же мы будем издавать уже завтра. Но если не угадаешь, не выведешь тень из тьмы, потому не просись, как Орфей, назад, даже Харон был непреклонен, а меня ты знаешь.

– Я знаю тебя, – задумчиво произнесла Алина…

Что будет издавать этот тип? Какова его редакторская политика. Если учесть, что у Алины есть творения всех жанров и даже скучного, а он знаком со всем, что ей творилось и бросалось, и дописывалось, то угадать практически невозможно.

В первый раз она пожалела о том, что написала так много. Нет, больше трех романов писать нельзя, если бы было три, она бы угадала его замысел, а так, это же не реально.

И странно: жизнь была – восторгом, бурей, адом,

А здесь – в вечерний час – с чужим наедине —

Под этим деловым, давно спокойным взглядом,

Представилась она гораздо проще мне…

Алина бормотала это стихотворение, то ли для того, чтобы немного потянуть время, то ли пыталась угадать, отыскать в тексте ответ на свой вопрос.

Редактор сидел молча, он казался непроницаемым, наверное, даже он в тот момент не ведал, близка ли она к разгадке или стала от нее еще дальше.

Когда работаешь с женщинами, разве хоть что-то предугадать можно?

Кажется, он даже загрустил, или это только сплошное притворство?

Представилась она гораздо проще мне… И словно в той самой безбашенный игре, где проигрывали миллионы, если не правильно отвечали, она напряглась так, что могла бы лишиться чувств.

От ее недавней легкости не осталось и следа. Алине казалось, что Атлант, о котором она только что закончила повествование, положил земной шар на ее плечи, и она не сможет обмануть никакого Геракла, так и придется держать его до самого конца своих дней… Странное чувство, ничего не скажешь.

Она вела свою игру, только не «Как украсть миллион», потому что нельзя взять деньги и уйти, не отвечая на следующий вопрос. Как раз наоборот, ей не достанется ничего, если она уйдет молча… Такую игру мог вести только ее редактор.

– Орфей, помоги мне, Орфей

– Вот к нему —то нужно обращаться в последнюю очередь, – подсказал ей редактор, – он и любимую свою не смог вывести, а тебя и подавно. И за что только вы все так любите этого Орфея… Хотя, понимаю, любовь зла, полюбишь и Орфея.

Это было озарение или величайшая глупость, на которую только женщины и способны. Мысленно Алина попрощалась и с редактором, и договором, а может быть и со своим творчеством, но то, что она выпалила, сначала не поняла даже сама, и он, кажется, не понял.

– Поэтический сборник, 20 авторских листов.

Теперь она пристально смотрела на него, так как никто никогда на него не смотрел, не посмел бы, но этой девице больше нечего было терять.

Она видела, как каменело и мертвело его лицо, словно он раздумывал о чем-то и прикидывал, что же ему следует сказать и сделать…

– Почему ты так решила…

– Я брякнула первое, что пришло в голову.

– Орфей спас тебя или ты его, черт ногу сломит, чтобы разобраться в том, – бормотал он, доставая договор, где так и было все указано, но самое главное, Алину поразила цифра гонорара..

Какие там «Тайны наслаждения» и «Легкая эротика метели» тиражом 100000 экземпляров.

Она поставила свою подпись и взяла экземпляр договора, уверенная, что он тут же растворится у нее в руках, ну в лучшем случае там будет только несколько белых листков.

– Не исчезнут, не надейся, я слишком долго ждал автора, который сможет угадать мою редакционную политику, с того проклятого 1917 —ни один не угадал. Они строчили дикие производственные романы, нудные воспоминания из собственной бесцветной жизни, ужасающую порнушку, любовную тягомотину, из-за которой у меня сводило скулы. Но ни один из авторов 20 века никогда не мог угадать чего хочется мне. Не обольщайся, ты тоже недалеко от них ушла, три раза ты пыталась угадать чего якобы хочется мне самому – какая дикая порой самонадеянность бывает у людей… Не знаю, что позволило тебе, наконец, угадать..

– Орфей, – говорила Алина

– И все-таки Орфей, – задумчиво повторил Редактор, – впервые за тысячу лет он немного по-другому подумал об этом герое-неудачнике, который не мог ничего сделать в реальной жизни, даже спасти свою любимую, и только его песни способны были чаровать весь мир.

У него не было ни дерзости Тезея, ни силы и воли Геракла, ни невероятного обаяния Персея, ни коварной хитрости Одиссей, ни мощи царя Агамемнона, у него были только чарующие песни. И кто бы мог подумать, что именно Орфей окажется в какой-то миг впереди и победит в поединке пошлятины и лицемерия с ПОЭЗИЕЙ. Он не вывел из тьмы свою Эвридику, но он попытался вывести к редактору Поэзию.

Но ему на этот раз удалось вывести Алину из лабиринтита бульварщины, и где-то рядом уже хрипел Пегас Персея, и она верила, что голова Медузы не обратит ее в камень на дороге, по пути к Парнасу. А надо было признать, что дорога эта стала нехоженой, неезженой и заросла крапивой, лопухами и колючками да так, что и самому отважному не пробраться…

Поэзия снова вошла в сферу интересов ее любимого редактора и стала частью редакционной политики, как во времена серебряного века, какой чарующий и сладостный сон, как же не хочется просыпаться и возвращаться к пошлой и жуткой реальности. Но сон с четверга на пятницу, а если сбудется?

Правда, да конца света, до 21 мая всего один день, наверное, это слишком мало, хотя если есть еще хоть один денно, то не все потеряно…

Вот и мне подумалось, если вдруг 21 мая наступит конец света, как об этом твердят то там, то тут, то на суде, которым нас так пугают, что смогут сказать, как оправдаться наши редакторы, наводнившие мир творениями явно сомнительными.

То, что поэзии нет в их планах и в помине, это не только их вина, и наша беда, это то отторжение от поэтического слова, возникшее у нас (и у них, у редакторов) в душах, когда издавалось поэзии больше, чем достаточно.

У меня у самой несколько сотен тонких, копеечных сборников с набором текстов, которые ничего не дают ни уму и ни сердцу…

Эти люди на тусклых фотографиях рифмовали все порой довольно умело, мой брат называл их стихоплетами, но почему же они так страшно далеки от нас, боюсь, что большую часть тиражей поэтических книжек никто никогда не открывал и не откроет, как и творения сегодня в Интернете.

Но даже те стихи, которые находят отклик в наших душах, скорее из-за актуальности проблемы, и страшно далеки от совершенства по форме – они тоже вбивают свои гвозди в крышку гроба Поэзии, и хоронят ее безжалостно. Да, что там – давно похоронили, как Святогора в каменном гробу похоронил Илья из Мурома в свой срок.

Я прекрасно понимаю тех издателей, которые не собираются издавать поэтических сборников – не хотят плодить бесчисленные необитаемые острова, куда ни один Одиссей даже по воле Посейдона не заглянет, а если такое чудо и случится, то тут же убежит с этого острова не глядя.

Кто сегодня поверит в то, что во времена серебряного века – поэзия была всем, и через пару лет после 1917 года, вопреки миллионным тиражам, она стала уже ничем?

Как такое произошло, и будут ли иные времена для Поэтов?

Конечно, если не наступит конца света.