Читать книгу Перо из крыла Ангела. Тайны творчества - Любовь Сушко - Страница 20

Часть 1 Кот Гения и код графомана
Глава 17 Извлечение Люцифера

Оглавление

На город опускается туман,

Окутал душу ужасом и снами,

Нам Лучезарный был однажды дан,

Что сделали мы с ним? И за словами,

Исполненными трусости и лжи,

Он гордый, стал однажды глыбой мрака,

И кот Баюн от ярости дрожит.

Но рукопись еще горит по знаку….


На этот раз кот Баюн был страшно серьезен. Вот именно страшно, потому что в комнате повисла тишина ничем и никем не нарушаемая. Ужас метался из одного угла в другой. И хотя в лапах Баюна не было револьвера или стрелы каленой, но слышались выстрелы, невидимые пули метались в воздухе, и летели стрелы во все стороны.

Елизавета не могла и голоса подать, таким подавленным и почерневшим его никто и никогда не видел.

– Что это с тобой?

– Я в печали, моя царица, – заявил кот.

– С чего бы это, и когда это началось? – допытывалась королева.

– А тогда, когда огненный кот Баюн почернел от горя и стал моим собратом по окрасу. В 10 веке, и вот уже 11 век я в плену и в печали, – пожаловался кот.

– Ну как бы не почернел наш Баюн, он никогда не станет таким коварным и яростным, как ты теперь, – вырвалось у Елизавета.

Мефистофель посмотрел на кота, кот на Мефи, бесы смотрели на них обоих. Каждый ждал, пока кто-то другой произнесет слово и откроет рот.

– Королева, ты не права, Баюна сегодня всякий обидеть может, но в шкуре каждого кота, не только в моей, сидит тот Баюн.

Как и всегда кот заговорил первым…

– И когда же он выйдет из этой шкуры? – поинтересовалась царица или королева, да как хотите называйте, она была и той, и другой.

– Когда будут исполнены три желания – ничего нового, желания будет три, только они очень сложные, почти неисполнимые, как в мифах и сказках. Зато, если сбудется, то Иванушка дурачок станет царевичем, -пообещал кот, напоминая, что все сказки он знает прекрасно, ничего не забыл.

– Боюсь даже представить себе, что это будут за желания – задания

– Ничего личного, – кот поднял лапу вверх, – все для того, чтобы изменить и спасти этот ужасный и несчастный мир.

– Баюн спасает этот мир? – спросила Елизавета.

– Баюн спасает этот мир, Мефистофель только помогает ему.

– Ну, хорошо, – Лизи понимала, что с котом спорить бесполезно, с ним даже Мефи сроду не спорит.

– Желание первое – поджечь все рукописи и проверить, что вы натворили, чего они стоят, и мертвые они или живые.

– Чтобы вся литература сгорела ясным пламенем? – настороженно спросила писательница.

– А вот и нет, это ведь все святоши придумали, что если рукописи не горят, то они хороши, правильные, так, обдурив вас, они оставили вам мертвые рукописи, словоблудие спасло их на тысячу лет… Но разве ты не убедилась, что рукописи должны гореть, а не дымить и не чадить, не подожжешь только того, кто уже сгорел, это даже ваш какой-то там поэт говорил, помнится на заре туманной юности. Он еще хвастался, что согрел своими творениями любимую. Хорошее дело кстати, хоть на что-то они у него сгодились. Подожжем мы рукописи, те, которые горят, оставим, остальные на свалку. Тогда снова настанет золотой век для литературы…

Кот плутовато взглянул на Елизавету, от вечной его печали не осталось больше и следа.

– А позволь мне угадать, чего ты боишься? Не того ли, что роман века сгорит? Ничего не обещаю, это уж как получится. Но не можем же мы из-за одного романа заставить погибнуть остальной мир, тогда и этот роман останется без надобности, живой он или мертвый, сгоревший или спасенный.

– Ну, хорошо, мы столько пережили всего, что придется согласиться, но там ведь есть еще два желания, которые должны исполниться.

– А то, и второе из них, – Баюн ткнул пальцем в Рыжего и Темного – оправдать наших бесов, которые вовсе и не бесы, а черти, и вернуть их в древний мир сатиров и духов. Пока этого не случится, а они будут нагло смешаны с бесами святош, чему те страшно рады, все остальное бесполезно, пусть черти снова станут милыми сатирами, а бесы убираются вместе с ангелами…

– Ты меня запутал, в этом я ничего не понимаю, – обреченно вздохнула Елизавета.

– А в этом никто ничего не понимает, я тут давеча сказку прочитал «Черт и Ангел». Интересно как можно ставить древнего чудного черта рядом с этим бесплотным и бесчувственным ангелом. Да будет тебе известно, насколько они древнее, прекраснее. Да каждый черт – лучшая часть человека, его первый помощник, его душа, которая всегда могла быть по ту и по эту сторону бытия, общалась с миром духов. И человек всегда был защищен, никогда не оставался в одиночестве. И вот свалились с небес те самые бесы, присосались к чертям, перепутались с ними с великой радостью, так что их ангелы уже от чертей не отличали, и все творили от их имени, втиравшись в доверие, а люди предали своих чертей, стали обзывать их бесами. А те и рады, они достигли своего, всего, чего им хотелось… И только кот Баюн, последний из племени чертей, требует, чтобы вы прогнали бесов и вернули чертей, тогда и люди переменятся, вы души их защитников им вернете.

Елизавета взглянула на Мефистофеля, – тот казался безучастным.

Почему-то она поверила на этот раз коту ученому… Но можно ли отделить чертей от бесов, сдадутся ли те просто так?

– А третье желание? – очень тихо спросила Лизи.

Баюн молчал, словно ждал, пока Мефистофель позволит ему говорить.

Незаметный жест Мессира заставил кота взмахнуть лапой и открыть рот.

– На заре времен у нас был самый прекрасный и восхитительный из богов – Лучезарный хранитель света, он был неотразим, обольстителен и прекрасен, я не понимаю, как мог он превратиться в Глыбу мрака, какой ужас должны были внушить вам святоши, чтобы такое случилось. Но когда они лишили вас чертей и сатиров, и кот Баюн почернел от горя, то им осталось немногое: гордость превратить в гордыню, белое сделать черным, живое – мертвым, Люцифера – хранителя света – глыбой мрака, огонь костра превратить в огонь свечки, такой тонкой, что и в лапах не удержать – Бегемот взглянул на лапы…

– А почему же он не противился, – вырвалось у Елизаветы.

– Из вредности, ему хотелось, чтобы человек сам осознал, что он творит, а вот это труднее всего. Когда черти стали бесами, преданные ушли в тень и ждали, когда очнется и одумается мир, когда найдется тот, кто захочет все понять и спасти его, мы нашли тебя, мы оторвали головы самым страшным злодеям, мы долго и упорно шли к спасению…

– И что же теперь делать?

– Заставить гореть творения, прогнать бесов и вернуть чертей, и Глыбу мрака превратить в Хранителя света, и тогда

– И тогда кот, почерневший от горя, станет огненным Баюном, – наконец произнес то, что давно у него вертелось на языке, кот ученый.

– Но у нас больше не будет черного кота, а мы привыкли к тебе такому, – вырвалось у Елизаветы.

– А на кой он вам нужен, от него же только заботы и хлопоты, и пожары, – стал перечислять все свои деяния кот, переставший со временем быть ученым..

– Ну, все равно жалко.

Кот не верил ушам своим, он и на самом деле не ожидал такого от любимой королевы… Доигрался, надо как-то спасать ее и себя.

– Но я обещаю, если ты вернешь мне огненную шкуру настоящего Баюна, пару раз в году становиться Бегемотом, и тогда мы с тобой почудим и почудесим, только не забудь, что делу время, а потехе час. Торжественно обещаю превращаться для забавы в черного кота, чего не сделаешь ради королевы.

Елизавета улыбнулась. Они еще могут спасти от мертвечины, от мрака мир, и будут гореть романы, черти станут лучшей половиной самого человека, Люцифер – Хранителем света и того небесного огня, которого нам всем так не хватало в последние века. Но самое главное, иногда к ней будет возвращаться черный кот, и чего еще могла пожелать ведьма, ставшая королевой? И вдруг она встрепенулась:

– Скажи, а потом, когда загорятся рукописи и души людей, и света станет больше, чем тьмы, тогда…

– Все правильно, тогда вернется Богиня Лада вместе с Велесом, и будет страсть и радость и все у нас будет ладом…

Только на миг Баюн снова стал огненно- рыжим, каким же прекрасным он был в то мгновение.

– Баюн, ты и на самом деле Баюн, – прошептала Елизавета, – как же мы могли все это время довольствоваться огоньком свечи – такой малостью, когда мы забыли про костры? Почему мы забыли про костры, несчастные…

И огонь вспыхнул в камине, там уже полыхали какие-то рукописи, те, которые должны были сгореть…

– Конец света отменяется, – усмехнулся и подмигнул царице Баюн, – ты настоящая царица, да что там, богиня…

Елизавета с грустью смотрела на огонь, где сгорали без следа какие-то романы – тот самый наркотик, который какое-то время еще создавал иллюзию жизни, по сути своей являясь хранителем смерти.

– Рукописи должны гореть и не сгорать, – повторила Елизавета слова нового Баюна…

Конечно Баюна, и на камине проступила золотая цепь древнего славянского письма. Та самая, над которой чах Кащей, и хранил на протяжении веков кот Баюн… Конец света отменяется?

Из брани избран, чтобы стать

избранником судьбы и рока.

И на челе его печать

отверженного и пророка.

Про рок устал он говорить,

да кто его теперь услышит?

И пусть во тьме свеча горит,

душа, дыша, взлетает выше


И падает, и грешный мир,

оставленный, о ней вздыхает,

Из брани голоден и сир,

пророк, как рок, один шагает.

От чаянья беды молчит,

отчаянье в себе подавит.

И снова с нами говорит,

пусть мир воинственный бездарен.


Но где-то у иной черты

и в полосе иного света

Над миром дивной красоты

он избран, чтобы слыть поэтом.

И вдохновение к нему

нисходит – боль и наказанье,

И этот свет, и эту тьмы

он видит в тишине от брани

Ушел, но только краткий миг,

и вечность будет за плечами…

Какой-то призрачный старик

от чаянья души не чает.

И с частью горести и лжи

расстанется, чтоб счастье ведать,

Но как душа его дрожит

в преддверье смерти и победы….


И в вечных отсветах огня

он тень и свет иной эпохи.

И снова смотри на меня

про рок забыв, пророк высокий,

В тумане, в сумраке тревог

один, забытый в поле воин,

И только век, и только бог

его внимания достоин…


Про рок устал он говорить,

да кто его теперь услышит?

И пусть во тьме свеча горит,

душа, дыша, взлетает выше

Из брани избран, чтобы стать

избранником судьбы и рока.

И на челе его печать

отверженного и пророка.

2.


На город опускается туман,

Окутал душу ужасом и снами,

Нам Лучезарный был однажды дан,

Что сделали мы с ним? И за словами,

Исполненными трусости и лжи,

Он гордый, стал однажды глыбой мрака,

И кот Баюн от ярости дрожит.

Но рукопись еще горит по знаку….


И все – таки от горя почернел,

Стал черным —черным наш Баюн прекрасный.

И тот, кто цепью золотой владел,

Исчез, и призывал нас всех напрасно.

И цепь иная полонит кота,

Он пленник Лукоморья-Люцифера,

Но где тот мир, где дивная черта,

И черт стал бесом, а Морена пела


О гибели, и содрогнулся мир,

Хранимый ими, рукопись сгорела,

Но только дуб священный перед ним,

Еще заря последняя алела.

И вот тогда, решив спасти от тьмы,

Явился иностранный к нам профессор,

Его на Соловки отправить мы

Хотели снова, пошленькая пьеса

Трагедией суровой обросла,

И головы шальные полетели,

Но в мире этом станет больше зла,

И больше бед, мы этого хотели.


Они уносят Гения опять.

Чтобы избавить от тоски и мрака.

И будет королева долго ждать,

Пока еще над миром этим драма

Не кончилось, отчаянный пророк

Про рок твердит, и падает устало,

Ну разве не настал еще тот срок,

Чтоб рыжий кот вернулся к нам сначала,

Потом и Лучезарный, а не мрак

Пришел в тот мир, о, жуткая година.

И мир ослеп от боли и от драм,

Когда его последний бес покинул….


Мы, наконец, осилим лабиринт,

Где все – тупик и нет пути иного.

Смотри—ка, снова рукопись горит.

И стало больше значить мысль и Слово.

И в тишине, у дальнего костра

Не ведьмы, берегини чаровали,

Лишь Очкастый мрачен был с утра,

А Темный позабыл про все печали,

А рыжий растворился до поры,

Нет бесов, черти – наше отраженье,

И там, в лесу, уже горят костры,

Огонь нам снова дарит воскрешенье…


И суть иную обрели слова,

Свеча костром Купальским обернулась,

Елизавета навсегда права,

И с ладом Лада в этот мир вернулась.

Никто не станет в тишине скулить

О том, что тьму осветит лучезарный,

И пусть огонь небесный в нас горит

И только разгорается с годами…



Перо из крыла Ангела. Тайны творчества

Подняться наверх