Читать книгу Документальные повести - Людмила Смильская - Страница 15

В 1935 году я летел в Индокитай

В 30-е годы лётчики один за другим устанавливали рекорды дальности и скорости перелётов. За установленные рекорды они получали солидные денежные премии. В 1935 году Сент-Экзюпери, надеясь поправить своё финансовое положение, принял решение установить новый рекорд скорости на трассе Париж – Сайгон. В случае победы его ожидал денежный приз в размере 150 тысяч франков. Дидье Дора помог Антуану купить на льготных условиях новый, ещё не собранный «Симун»40.

Самолёт «Симун»

В течение двух недель Антуан с механиком Андре Прево готовились к перелёту. Наконец, самолёт был собран. Для облегчения веса они сняли с «Симуна» всё, что посчитали лишним, оставив на борту только самое необходимое. Антуан решил убрать даже радиоаппаратуру, в те времена она была громоздкой и тяжёлой. В лётной школе Анри Фармана он прошёл одиннадцатичасовой инструктаж по слепому пилотированию и надеялся обойтись в полёте без радиоаппаратуры. С собой Антуан взял своего друга, механика Андре Прево.

Наконец, 29 декабря 1935 года Антуан и Андре вылетели с аэродрома в Бурже по намеченному маршруту, но через 4 часа 15 минут полёта их самолёт потерпел крушение в Ливийской пустыне. По совету предусмотрительного Дидье Доры Сент-Экзюпери застраховал самолёт, чтобы в случае неудачи вернуть свои деньги.

Антуана и Андре, умирающих от жажды, спасли бедуины. «В 1935 году я летел в Индокитай, – пишет Сент-Экзюпери в «Планете людей», – а очутился в Египте, у рубежей Ливии, я увяз там в песках, как в смоле, и ждал смерти… Кажется, я только и ощутил, как наш мир содрогнулся и затрещал, готовый разбиться вдребезги. На скорости двести семьдесят километров в час мы врезались в землю.

Потом сотую долю секунды я ждал: вот огромной багровой звездой полыхнет взрыв, и мы оба исчезнем. Ни Прево, ни я ничуть не волновались. Я только и уловил в себе это напряжённое ожидание: вот сейчас вспыхнет ослепительная звезда – и конец. Но её всё не было. Что-то вроде землетрясения разгромило кабину, выбило стекла, на сто метров вокруг разметало куски обшивки, рёв и грохот отдавался внутри, во всём теле.

Самолёт содрогался, как нож, с маху вонзившийся в дерево. Нас яростно трясло и колотило. Секунда, другая… Самолёт всё дрожал, и я с каким-то диким нетерпением ждал – вот сейчас неистраченная мощь взорвёт его, как гранату. Но подземные толчки длились, а извержения все не было. Что же означают эти скрытые от глаз усилия? Эта дрожь, эта ярость, эта непонятная медлительность? Пять секунд… шесть… И вдруг нас завертело, новый удар вышвырнул в окна кабины наши сигареты, раздробил правое крыло – и всё смолкло. Всё оцепенело и застыло. Я крикнул Прево:

– Прыгайте! Скорей! В ту же секунду крикнул и он:

– Сгорим!

Через вырванные с мясом окна мы вывалились наружу. И вот уже стоим в двадцати метрах от самолёта. Спрашиваю Прево:

– Целы?

– Цел! – отвечает он и потирает колено.

– Пощупайте себя, – говорю.

– Двигайтесь. У вас ничего не сломано? Честное слово?

А он отвечает:

– Пустяки, это запасной насос…

Мне почудилось – его раскроило надвое, как ударом меча, и сейчас он рухнет наземь, но он смотрел остановившимися глазами и всё твердил:

– Это запасной насос…

Мне почудилось – он сошёл с ума, сейчас пустится в пляс… Но он отвёл, наконец, глаза от самолёта, который так и не загорелся, посмотрел на меня и повторил:

– Пустяки, запасной насос стукнул меня по коленке.

Непостижимо, как мы уцелели».

Он… не утратил ни на йоту живости ума

Невзирая на неудачу – падение в пустыне, Антуан, в начале 1937 года, на полученные от страховой компании деньги за разбитый в Сахаре «Симун», покупает другой самолёт и прокладывает новую авиалинию Касабланка – Тимбукту.

Он благополучно делает перелёт по маршруту Касабланка – Тимбукту – Гао – Бамако – Дакар. Посмотрите на карту, вы увидите, что это путь не в одну тысячу километров над безжизненной пустыней. А ведь он уже умирал от жажды в Сахаре. Но в этот раз он горд и доволен собой. Об этом перелёте он пишет другу Гийоме: «Дружище, отсылаю тебе твой словарь ворожбы. В настоящее время я в Алжире, где пытаюсь написать ряд статей, которые оплатят мне часть расходов по путешествию. Отсюда я вернусь прямо во Францию и встречусь с тобой. Благодаря моему роскошному компасу и усовершенствованному указателю сноса, выкрашенному в белый цвет (у него такой дешёвый вид), я здорово летаю. Я совершенно точно приземлился в Атаре, где остался ночевать, в надежде присутствовать при великих пиршествах, о которых мне говорили. К несчастью, полковник добродетелен, и мы большей частью распевали духовные гимны.

На следующий день, всё ещё по своему компасу, пренебрегая ориентировкой по тропам, проложенным в пустыне, я прямиком угодил в Форт-Гуро, а затем и в Тэндуф. Прямой путь перерезает Рио-де-Оро. <…> В Тэндуф я попал с точностью до трёх километров. Когда какой-нибудь филантроп подарит мне большой компас, величиной с суповую миску, я буду попадать с точностью в середину круга».

В 1938 году Сент-Экзюпери пытается осуществить прямой перелёт Нью-Йорк – Огненная Земля. Такого маршрута ещё никто не предпринимал. Но Антуан терпит аварию в Гватемале. Несколько дней он находится без сознания, его отправляют на самолёте в Нью-Йорк, на лечение. «Я долго пробыл в коме – ощущение более чем неприятное, потому что к жизни возвращаешься не сразу: приходишь в себя медленно, и кажется, что поднимаешься, всплываешь сквозь какую-то густую, вязкую массу на поверхность внешнего мира.

Я делал мучительные физические и умственные усилия, но не мог вырваться из власти забытья. Помню, как проснулся ночью потому, что с меня сползли простыни и одеяла. В Гватемале из-за большой высоты над уровнем моря ночи очень холодные. У меня было восемь переломов, и до одеял мне было не дотянуться».

Но и на этот раз Антуан справляется с потрясением и тяжёлыми физическими травмами. «…Он не потерял трудоспособности, не утратил ни на йоту живости ума», – пишет об этом эпизоде Марсель Мижо.

Из воспоминаний фотографа журнала «Лайф», Джона Филлипса: «Самая страшная катастрофа случилась с ним в Гватемале, где, как, он любил выражаться, он „узнал всю серьёзность гравитации и восемь дней не приходил в сознание“. Один шрам после этого несчастного случая задрал бровь, придав взгляду постоянное вопросительное выражение, а из-за другого шрама на губах играла кривая усмешка».

Это удивительно, но много раз оказываясь на волоске от смерти, превозмогая тяжёлые травмы и ранения, Антуан вновь поднимался в небо. «Действие спасает от смерти. Оно спасает и от страха, и от всех слабостей, даже от холода и болезней», – записал Сент-Экзюпери в своём блокноте.

Мне нельзя обращать внимание на этот утробный страх

Лётчики, служившие с Антуаном, рассказывали о его необыкновенном бесстрашии. Вот как описывает Сент-Экзюпери пережитое им в бою в «Военном лётчике»: «Мышцы бёдер обладают поразительной силой. Я жму на педали так, словно хочу пробить стену. Я бросаю самолет в сторону. Он делает резкий рывок влево, треща и вибрируя. Корона взрывов скользнула вправо <…> Я обманул орудия, они бьют теперь мимо. <…> Но, прежде чем я нажал другой ногой, чтобы уйти в противоположную сторону, надо мной снова возникла корона. С земли опять пристрелялись. Самолёт, ухнув, вновь низвергается в провалы. Но я опять всей тяжестью тела навалился на педаль. Я бросил или, вернее, рванул самолёт в противоположную сторону (к чёрту координацию!), и корона съехала влево.

А вдруг продержимся? Но долго эта игра продолжаться не может! Как бы резко я ни двигал педалями, оттуда, спереди, на меня опять надвигается ливень разящих копий. Корона опять нависает надо мной. Всё мое нутро вновь сотрясается от толчков <…> Теперь каждый разрыв уже не угрожает нам: он нас закаляет. При каждом разрыве, в течение десятой доли секунды, я думаю, что моя машина превратилась в пыль. Но она все ещё повинуется управлению, и я поднимаю её, как коня, туго натягивая поводья…

Я живу. Я жив. Я ещё жив. Я превратился в источник жизни. Меня охватывает опьянение жизнью. Говорят: «Опьянение боем…» Но это и есть опьянение жизнью! О, знают ли те, кто стреляет в нас снизу, знают ли они, что они нас выковывают? Маслобаки, баки с горючим – всё пробито. Дютертр говорит: «Закончил! Набирайте высоту!» <…> А я медленно перевожу дух. Набираю полную грудь воздуха. Как чудесно дышать!»

В 1943 ─ 1944 г. Сент-Экзюпери воевал на самолёте «Лайтнинг П-38» – это двухмоторный тяжёлый истребитель и самолёт-разведчик американской компании «Локхид», один из самых скоростных в то время. Не напрасно английские лётчики прозвали его «Лайтнингом», что в переводе с английского означает – «Молния». Позже это название закрепилось официально за самолётом, он развивал скорость свыше 600 километров в час и летал на высоте 10 тысяч метров. Немцы называли его «вилохвостым дьяволом», а японцы – «два самолета – один пилот».

Каким бы смелым человеком не был Сент-Экзюпери, ему, как всякому смертному, был свойствен страх, с которым он боролся, развенчивая его как призрак: «Заранее ведь известно, что на десяти тысячах метров существует определённый процент несчастных случаев из-за аварий с кислородом, а это смерть. Потому необходимо усилие, чтобы безоглядно выбрать эту профессию. Но тогда получается, что храбрость – это нечто, отличающееся благородством от буйства подвыпившего унтер-офицера: она становится условием познания самого себя.

Я, разумеется, тоже не из числа «несгораемых»… Не люблю высоты. Десять тысяч метров – это нежилой мир, и меня все время преследует мысль, что авария кислородной маски придушит меня, как цыплёнка… Мне нельзя обращать внимание на этот утробный страх, которому я, как всякий, могу поддаться», – напишет он в письме другу.

40

Французский самолёт «Simoun» представлял собой четырехместный прогулочный моноплан с повышенной надежностью и комфортностью. (Моноплан – это самолёт с одной парой крыльев, расположенных в одной плоскости).