Читать книгу Документальные повести - Людмила Смильская - Страница 19

Всеобщая паника людей, которым приказали срочно покинуть свои дома, их страх перед опасностями войны, их бездумный бег в никуда – об этом пишет в своих воспоминаниях и Консуэло, жена Сент-Экзюпери. «Удаляешься от врага, бежишь неизвестно куда, и у тебя возникает ощущение ещё большей опасности. И тут мной тоже овладела паника, которая уже охватила сорок миллионов французов, получивших приказ оставить свои дома, свои родные деревни и бездумно, как животные, из последних сил идти в никуда. <…> В суматохе невозможно было думать о бомбардировках, которые немцы обрушивали на нескончаемый поток людей, хлынувший на поля и дороги Франции.

Каждый считал, что знает, куда идёт, но если бы они дали себе труд задуматься хоть на минуту, они бы тут же и остановились, потому что это иллюзия – верить, будто, перемещаясь, миллионы людей найдут на новом месте еду и кров. Но они продолжали двигаться вперёд, как скот на бойню. Мы слышали вопли раненых во время бомбардировок – немецкие самолёты расстреливали нас практически в упор».

Известный французский публицист Андре Жиро45 в своей статье «Гамелен», напечатанной в 1941 году в американском журнале «Foreign affairs», задаётся вопросами: «Забудем, что французский генеральный штаб недооценил германскую стратегию, хотя давно уже было известно, что немцы рассчитывают прорваться и предполагают пустить вперёд авиацию и танки… Все же трудно объяснить, почему генеральный штаб опрометчиво отказался от обороны и очертя голову бросился в контратаку?

Почему пренебрегли обороной Мааса – этих исторических «ворот во Францию»? Почему во время передышки между сентябрём 1939 года и маем 1940 года укрепления типа линии Мажино не были продолжены от Монмеди до Северного моря? И почему там не расположили постоянные, специально обученные для этой службы, войска? <…> Почему делались такие недостаточные попытки для освобождения французской и английской армий от многотысячной волны беженцев, которые, в конце концов, парализовали военные передвижения, подобно тому, как лилипуты парализовали гиганта, сковав его мириадами крохотных цепей. Даже самые выдающиеся военные авторитеты едва ли рискнут полностью ответить на такие вопросы».

Многие передовые французы, в их числе и Сент-Экзюпери, связывали поражение Франции с преследованием французской буржуазией своих экономических выгод, со страхом перед большевизмом, массовым рабочим движением, с надеждами сохранить свои классовые привилегии, благодаря гитлеровской оккупации. Представитель богатой французской буржуазии, Шарль Моррас, назвал поражение Франции и гитлеровскую оккупацию «божественным сюрпризом».

Сент-Экзюпери отразил реалистично и честно горькую правду своего времени в «Военном лётчике». Но кому и когда была по душе горькая правда?! Особенно если она связана с многочисленными жертвами соотечественников, если ради собственного благополучия пренебрегли интересами целого народа, отдав его на растерзание врагу. «Какую замечательную схему построят впоследствии историки! Каких только осей они не придумают, лишь бы придать смысл этой каше! Они уцепятся за слова какого-нибудь министра, за решение какого-нибудь генерала, за совещание какой-нибудь комиссии и из этой вереницы призраков создадут исторические беседы, на кого-то возложат ответственность, кого-то объявят весьма дальновидным. <…> Историки забудут реальные события. Они выдумают каких-то здравомыслящих людей, связанных таинственными нитями с миром, в котором всё для них было ясно, способных на глубокие обобщения и на важные выводы по всем правилам картезианской логики».