Читать книгу Наука требует жертв - Людмила Яхнис - Страница 16

***

Аля со вздохом отложила телефон. Очень хотелось продолжить переписку, но она и так уже зашла слишком далеко и позволила себе лишнее. Ремезова может просто перепугаться. Хотя, судя по ее ответам, она пока не против пофлиртовать. В том, что для женщины это просто игра, Аля не сомневалась. И это ее печалило. Она не вчера родилась и понимала, что пока глупо рассчитывать на внезапную вспышку любви со стороны Ирины. Но можно ведь хотя бы приручить? Аля усмехнулась своим мыслям: тоже мне великий манипулятор, пока что сама привязалась и думаешь о ней почти ежеминутно. Ирина становилась ее наваждением: чем больше она узнавала эту женщину, тем больше ей хотелось быть с ней рядом. Она даже не столько думала о сексе, хотя в ее жизни он имел огромное значение, сколько о том, что именно с таким человеком ей могло бы быть интересно всегда. Даже с Лорой ей было не так комфортно. Нет, у них были, конечно, очень страстные отношения, и они не могли насытиться друг другом, особенно в первые месяцы. Но, по-большому счету, они мало разговаривали. Встречались тайком: то в Лориной общаге, когда соседка уходила, то у Али, когда родители уезжали. И сразу срывали друг с друга одежду. Трахались до изнеможения, а потом молча курили, иногда пили вино. Лора не любила читать книги или смотреть сериалы, она любила дискотеки, дорогую одежду и Алю. Все это закончилось в один прекрасный майский день, когда родители раньше времени вернулись с дачи.

Аля вспомнила красное лицо матери, когда она вошла в комнату и увидела, что ее дочери делает куннилингус голая девушка с татуировкой бабочки на заднице. Почему-то мамаша запомнила именно эту проклятую бабочку, в дальнейшем она называла Лору не иначе как «эта тварь с бабочкой на жопе».

Аля как-то, не выдержав, спросила ее:

– Тебе не понравилась задница или татуировка?

Мать побелела от злости и влепила ей пощечину:

– Ты не моя дочь, ты извращенка, выродок, я не позволю тебе позорить нашу семью.

Отец молчал, и только по тому, как ходили желваки на его скулах, можно было понять, насколько сильно он нервничает. Он никогда ничего не говорил. Только когда мать начала кидаться на Алю с ремнем, удержал ее за руку и отвел в другую комнату.

Через неделю мать отвезла ее в психиатрическую клинику в другой город, чтобы не засветиться в Новороссийске. Нашла там «специалиста по девиантному поведению», который пообещал, что сотворит чудо и сделает из Али «нормальную девушку».

Месяц ее накачивали транквилизаторами и периодически заставляли смотреть порнофильмы.

Во время одного из таких «киносеансов» она положила руку на колено молодой симпатичной медсестры и подмигнула ей. На следующий день за ней приехала злая, как фурия, мать и забрала домой.

Через два месяца, сразу после выпускных экзаменов, ее отвезли сюда, в Краснодар, к сестре отца – поступать в университет. Варя была хорошей доброй женщиной, она никогда не пыталась читать Але лекции о том, как неправильно любить женщин. Сказала:

– Мне все равно, с кем ты там любовь крутишь, главное – не подцепи заразу и не залетай, пока институт свой не закончишь.

А потом и вовсе уехала в Москву к мужу и оставила Алю жить в их двухкомнатной квартире.

Мать тогда только назначили заместителем главы госадминистрации, и она как огня боялась огласки, поэтому на родину Але путь был заказан. Отец, главный инженер крупного завода, редко приезжал, всего несколько раз за эти два года. Но он хотя бы звонил и регулярно отправлял ей немалые суммы денег. Возможно, это происходило тайком от матери, а может, с ее молчаливого согласия. Аля не знала.

Мать она не видела с того дня, как уехала из Новороссийска в Краснодар.

Сейчас ее маман явно метила на должность мэра, Аля видела в интернете, что конкурентов у нее много, и кандидаты жестко поливают друг друга грязью.

Можно вообразить, как бы они ликовали, если бы нарыли такой горячий компромат на Евгению Слуцкую.

Аля представила себе заголовки в газетах: «Мать лесбиянки хочет быть мэром» или «Мама, я девушку люблю: Евгения Слуцкая в шоке, ее дочь оказалась лесбиянкой».

Маман всегда была воинствующей гомофобкой, и когда группа геев-активистов обратилась в мэрию с просьбой-петицией о проведении гей-парада, она не просто отказала, но еще и дала интервью местной «мурзилке» о том, как надо бороться с гей-пропагандой и всех сажать. Буквально через месяц после этого интервью – вернулась с дачи, в руках ведро с клубникой, а перед глазами Лоркина задница со злополучной бабочкой, и родная дочь с полузакрытыми глазами стонет и извивается от удовольствия. Интересно, куда тогда делось то ведро? Все, что Аля запомнила об этом дне – дурманящий клубничный запах и дикие вопли матери, которая все время пыталась вцепиться Лоре в волосы. И еще чувство облегчения. Теперь можно было не скрывать.

– Да, мама, я люблю женщин. И никогда не выйду замуж. И мне нравится быть такой, какая я есть, и я никогда не стану другой.

Все это она выпалила ей сразу после того, как оделась. Она ликовала, ее пьянило неожиданное чувство свободы. Наконец-то она смогла произнести вслух: «я лесбиянка».

Сколько раз она с ужасом думала, что будет, если родители нечаянно узнают, если догадаются, если кто-то донесет. Она холодела при мысли, что ее ожидает. Но в момент, когда это действительно произошло, ей перестало быть страшно.

Аля посмотрела в окно, было уже совсем поздно, но дома сидеть не хотелось. Все же пятница, одиннадцать часов – время детское. Хоть завтра и к первой паре, но это же история. Можно было бы сейчас сходить в «Родон», тем более это совсем недалеко. По пятницам там всегда много темных девочек. После переписки с Ремезовой ей безумно захотелось секса. А если выражаться грубо, ей необходимо было кого-то трахнуть. Хотелось примитивно обладать чьим-то телом, ни о чем не думая… только загнать поглубже будоражащее желание коснуться тела совсем другой женщины.