Читать книгу Консервативные концепции земского самоуправления (1864–1905 гг.) - М. А. Саевская - Страница 7

Дворянство в Российской империи всегда обладало определенными привилегиями. Изначально особые права дворянства уравновешивались его обязанностями по гражданской и военной службе. Эпоха дворцовых переворотов, характеризовавшаяся тенденцией у правящих монархов опираться именно на господствующее сословие, своеобразно понятые Екатериной II идеи просвещенного абсолютизма – все это приводило к постоянному увеличению привилегий дворянства, часто за счет остальных сословий. Обратный процесс начался только в XIX веке, когда Павлом I был издан «Манифест о трехдневной барщине», юридически ограничивший применение крестьянского труда в помещичьем хозяйстве. Отмена крепостного права в 1861 году сблизила дворянство с остальными категориями населения Российской империи. Введенные в 1864 году земские учреждения так же не были чисто дворянскими, а предполагали участие всех сословий204.

В вопросе о всесословности земских учреждений снова проявились две традиции консервативного восприятия русской истории. Славянофилы обращались к ранним временам еще Древней Руси, когда границы между сословиями были наименее определены, представители консервативно-государственнической концепции, напротив, искали идеал монархии в старых имперских порядках, где дворянство имело особые права, и особые обязанности. В то время как славянофилы в большинстве своем поддерживали идею всесословности земства, сторонники усиления роли дворянства в земских учреждениях апеллировали к особым историческим заслугам этого сословия, его образованности и преданности монарху.

Как показал современный исследователь В. А. Румянцев, еще задолго до реформы 1864 года оппозиционное дворянство требовало создания земских органов самоуправления с целью «компенсировать утрату власти над крестьянами» в результате отмены крепостного права205. Эта мысль находит подтверждение в некоторых источниках. Так, в письме от 2 августа 1859 года министр внутренних дел С. С. Ланской в своем докладе Александру II высказал свои предложения: «Дабы вознаградить дворян за потерю помещичьей власти, им следует предоставить первенство в местной хозяйственной администрации, а для того, чтобы даровать им возможность нравственного влияния на местных жителей, полезно было бы прямое их участие в выборах мировых судей и других, общих для обоих сословий, должностных лиц, – в собраниях общих как дворянского, так и крестьянского сословий»206.

Позднее о том же писал русский консервативный мыслитель Н. И. Черняев: «С конца 50-х годов в том лагере, к которому принадлежали Шидловский и граф Орлов-Давыдов, стала укореняться мысль, что дворянство должно быть вознаграждено за потерю власти над крестьянами приобретением политических прав»207.

Б.Н. Чичерин, которого обычно относят к либеральной традиции политической мысли, в 1866 г. в статье «О земских учреждениях» утверждал, что в земском управлении к местному интересу присоединяется интерес государственный, и «поэтому во главе местного управления должно стоять то сословие, которому государственный интерес ближе всего, а это и есть дворянство, по самому его значению»208209.

Идея руководящей роли дворянства была близка многим консервативным мыслителям. Стоит отметить записку государственного деятеля и публициста А.Д. Пазухина «Современное состояние России и сословный вопрос», написанную в 1885 году. Автор записки был убежден в потребности «для массы крестьянского населения в ближайшем руководстве и защите», которая не «могла быть удовлетворена властью без посредства поместного дворянства»210. Если крестьянская реформа по мнению Пазухина, сохранила иерархию сословий, то земская, напротив, разрушив ее, ввергла местное самоуправление почти в анархию, так как была нарушена исконная сословность русского общества211. По мнению Пазухина, «главная ошибка в вопросе о реформе местного управления и состоит в том, что земство признавалось за ту силу, которая способна заменить старое поместное дворянство»212. Он видел главный недостаток всесословных земских собраний в том, что «дворяне порвали нравственные связи со своим сословием, и, стараясь приладиться к вкусам бессословной толпы, вполне погрузились в пучину земских интриг»213.

С точки зрения А.Д. Пазухина, верным путем к преодолению проблем русского земства и в целом русского общества было возвращение к временам Петра I. Он писал: «Петр совершил важные преобразования сословий. Реформы шестидесятых годов были построены на отрицании сословий. Петр усилил деятельность общественных союзов, обновил сословную жизнь притоком в нее новых сил. Реформы шестидесятых годов внесли в эту жизнь начало разложения»214. Здесь стоит отметить, что А.Д. Пазухин имел мнение прямо противоположное тому, которое высказывали славянофилы215.

В представлении историка-славянофила И.Д. Беляева, выборные должности в земских учреждениях допетровской Руси часто «избирались без различия сословий»216. Однако, начиная еще со времени правления Алексея Михайловича, отделившего дворянство от народа, а в особенности после реформ Петра Великого, общество было так разъединено, «что и при желании со стороны правительства мудрено было и думать о его соединении и сплочении в одну цельную земщину»217.

Славянофилы выступали сторонниками возрождения в земствах идеи и практики традиционных русских земских учреждений, основанных, по их убеждению, на принципах народности и всесословности218. А.Д. Пазухин, явно вступая в полемику со славянофилами, писал: «Весь общественный быт древней Руси покоился на строгом сословном начале. Каждый гражданин Московского государства непременно состоял в каком-нибудь чине, принадлежал к известному сословию, обязанному отбывать то или другое государственное тягло. Русский народ, распределенный на известное число государственных чинов со строгим различием в правах и повинностях, и есть та «вся земля», по выражению наших летописцев, то историческое земство, к основам которого теперь так любят взывать политические мыслители, мечтающие, в явное противоречие с историей, утвердить современный политический строй России на торжестве бессословного начала. Сословная организация, по понятиям древнерусского человека, была залогом порядка и спокойствия в стране»219. По мнению А.Д. Пазухина, для восстановления исторической земско-сословной организации дворянство должно стать «снова служилым и вместе земским сословием». «Только возвратив дворянству его права, а с тем вместе и обязанности, – утверждал он, – по государственной и земской службам можно скрепить связи между правительством и дворянством и между дворянством и землей»220. В то же время министр внутренних дел граф Д.А. Толстой считал, что крупные землевладельцы должны иметь право участвовать в работе земских собраний без выборов.

Характеризуя взгляды А.Д. Пазухина и Д.А. Толстого, А.Ю. Шутов пишет: «Не следует забывать, что эти акценты были сделаны на фоне структурных изменений в социальной сфере российского общества, когда удельный вес и политическое влияние дворянства стали заметно снижаться по сравнению с буржуазными сословиями. Правивший класс встал перед необходимостью обеспечить себе политические гарантии в сфере местного самоуправления. Именно эти настроения в правительстве и обществе выражал проект реформы земского представительства Толстого – Пазухина»221.

Поддерживал идею особых дворянских привилегий в земских учреждениях и публицист второй половины XIX века генерал Р. А. Фадеев, который в земском самоуправлении видел «корни всякого народного и общественного преуспеяния»222. Спустя десять лет после проведения земской реформы, Р.А. Фадеев утверждал, что «земское дело не принялось на нашей почве, – не вследствие тех или других подробностей учреждения, или новизны, не давшей людям времени спеться, но по той простой и вместе мудреной причине, что с самого начала оно не пошло»223.

Главной причиной неудачи земской реформы он считал разрозненность общества, отсутствие идейного единства, неспособность общественных групп выработать «совокупное мнение» или «провести в жизнь какое-либо совокупное дело»224. Такая идейная и организационная анархия, по убеждению Фадеева, была вызвана «бессословностью» русского общества225 и недостаточным значением роли дворянского сословия в земской жизни226.

Замкнутое дворянское сословие, по мнению Р. А. Фадеева, само вышло «почти поголовно» из народа, являлось его нераздельной частью, было ему близко по духу. Вслед за славянофилами Фадеев считал, что из этого органического сближения «власти» и «земли» должен был развиться живой государственный строй – земская, «истинно народная» монархия. Это сближение было, однако, прервано реформами Петра I227. Отрицательными последствиями правления Петра стали «закрепощение крестьян, подчинение церкви государству, всесилие бюрократии, пресечение земской деятельности»228.

Однако Фадеев, в отличие от славянофилов, считал, что Петр I следовал исторической необходимости. Необходимость эта заключалась в обособлении дворянского сословия, образовании его в европейском духе, как оплота просвещения229. Создание культурного дворянства, по мнению Фадеева, стало главным положительным следствием петровских преобразований. «Мы вступаем в пятую эпоху своей истории с крупным, но единственным наследством, оставшимся нам от воспитательного периода – с нашим культурным слоем, который Петр Великий назвал русским дворянством» – писал он230.

Обосновывая необходимость преимущественно дворянского состава земских учреждений, Фадеев утверждал, что для «развития земства в местном и государственном смысле, для освобождения его от неусыпного административного надзора нужно, прежде всего, чтобы оно находилось в верных руках»231, то есть в руках дворянского сословия. В свою очередь сам доступ в дворянское сословие должен быть затруднен почти для всех, кроме богатых купцов или особенно талантливых представителей других сословий, например, выдающихся ученых. Местные дворяне, как знакомые с жизнью в уезде и понимающие его нужды, противопоставлялись чиновникам, назначаемым извне232. С другой стороны, обеспеченные и образованные дворяне лишены, по мысли Р.А. Фадеева, материальной заинтересованности в предлагаемых на их рассмотрение делах, в отличие от назначаемых чиновников233.

Р.А. Фадеев, так же, как и А.Д. Пазухин и Д.А. Толстой, считал, что земская деятельность должна стать не просто правом, но даже обязанностью дворянства, которое, как и раньше, обязано нести военную и бесплатную гражданскую службу234. Он утверждал, что дворянство должно быть «сословием обязательно служилым, а не вольницей», так как «права без обязанностей не ведут ни к чему, колют всем глаза и производят только распущенность вместо того, чтобы нравственно скреплять людей»235.

Но, как замечают А.Р. Альменеев и А.А. Уткин, «посвятив немало времени попыткам осмысления того, каким должно быть местное дворянство, а также какова его роль и положение в земском самоуправлении, Р.А. Фадеев вместе с тем не ушел далеко от системы местного самоуправления, действовавшей в это время в Великобритании и являвшейся по своей сути глубоко консервативной и одновременно эволюционной, поскольку именно в Англии возникла идея о проведении свободных открытых выборов в органы местного управления»236.

Концепция Фадеева вызвала бурную дискуссию в консервативных кругах, которые в целом не просто не приняли ее, но сочли необходимым объяснить, в чем заключалась ее несостоятельность237. Видный государственный деятель и яркий представитель славянофильского движения Ю.Ф. Самарин в своих аргументах против продворянской концепции Фадеева особенно обращает внимание на «западничество» своего оппонента. По мнению Ю.Ф. Самарина, Р.А. Фадеев получил «из западноевропейского исторического музея готовую картину», чтобы «повесить ее в Петербурге»238, используя «прием безоглядного применения готовых прозвищ и результатов чужого опыта»239.

Особой критике Ю.Ф. Самарина подверглась теория Р.А. Фадеева, согласно которой в народе в отличие от дворянства нет никакой созидательной, творческой, духовной силы. «Вы не допускаете даже возможности такого явления в народной жизни, которое имело бы свой корень в сознании общих начал, составляющих внутреннее ее содержание!»240 – писал Самарин Фадееву.

Славянофил Ю.Ф. Самарин подверг сомнению и безусловную преданность дворянства царской надсословной власти, о существовании которой говорил генерал. По утверждению Самарина, именно из высших «наикультурнейших сфер исходили покушения, которым всегда без участия и ведома народа подвергалась именно всесословная цельность верховной власти, начиная от первого царя из дома Романовых»241.

В то же время, подчеркивал он, именно простой народ уберег «для России и то историческое понятие о земском (не сословном) державстве, в котором мы, культурные люди, так недавно начали опознавать существенное условие нормального прогресса без внутреннего раздвоения»242.

Образ русского земского, народного царя Самарин противопоставляет образу западного монарха-дворянина. Ту же мысль высказывал и И.С. Аксаков, который утверждал, что русский царь «не есть ни какой-либо “первый дворянин”, как бывало во Франции, ни представитель какого-либо господствующего в данную пору сословия», но «первый человек своей земли и своего народа, никому и ничему неподвластен, лишь Богу и Его заповедям»243.

Не соглашается Ю.Ф. Самарин и с тем утверждением Р.А. Фадеева, что главной проблемой неустройства земских учреждений является их всесословность, вызванная общественным настроением пятидесятых и шестидесятых годов XIX века и нигилизмом в особенности. По замечанию Самарина, еще в московском периоде в XVI и XVII веках выработалась «не путем подражания, а от собственного корня, самородная форма государственного представительства всей Русской земли, так называемые земские думы или земские соборы»244 – «чистейший тип собрания всесословного в полном смысле слова»245.

Идеи Фадеева не нашли понимания и у известного идеолога консерватизма пореформенной России К.П. Победоносцева, который довольно скептически относился к идее верховенства дворянства в общественной жизни246. По его мнению, продворянская направленность земских учреждений плохо сочеталась с надсословным характером самодержавия. По мнению К.П. Победоносцева на крупных землевладельцев «невозможно заранее положиться, ибо крупное землевладение само по себе далеко не представляет в сем отношении надежного ручательства». По замечанию Константина Петровича это было понятно из самой практики земских учреждений, когда «нередко именно крупные землевладельцы и люди богатые вносили в земское собрание дух беспорядка и фантастического многоглаголания»247