Читать книгу Сочинения (с иллюстрациями) - М. В. Ломоносов - Страница 3

Он в сих уже стенах! о лютая напасть!

Ты знаешь, Демофонт, его велику власть.

Желание мое как может совершиться,

Где Полимнестора мой слабой дух страшится?

Начто ты отлагал, начто толь долго брак?

Мне строгая судьба повелевала так!

Но что великой страх?

Еще ли вопрошаешь?

Давно, уже давно ты всё подробно знаешь,

Что мне с тех пор страшна понынь его гроза,

Когда родителю сомкнула смерть глаза.

Он, жизни своея последний час кончая:

«Прости, – сказал в слезах, – Филлида дорогая,

Живи и возрастай счастливо под рукой,

Что в возрасте тебя на трон возвысит мой.

Ты князю будь, как мне, до времени послушна;

Я ведаю, что мысль его великодушна». —

Промолвил и с тем дух последний испустил,

И Полимнестор власть над царством получил.

Через двенадцать лет коль сильно укрепился,

То видел ты теперь, но как ты не смутился?

И неподвижно как возмог смотреть на страх,

Которой был на всех и на моих очах,

Смущенных от его внезапного приходу?

Сие ли устрашит геройскую породу?

Или забыла ты, что я Тезеев сын?

Чего желаю я, то получу один.

И чаешь ты, чтоб тот сим видом взволновался,

Кто Гектора видал и в поле с ним сражался?

О мужестве твоем не сомневаюсь я;

Иной напасти ждет печальна грудь моя.

По всем признакам я, бессчастна, примечаю,

Что к пагубе своей любовпю пылаю.

Ты знал, что князя весь монархом чтит народ

И что владеть ему остался целой год;

В отсутствие его, уговорясь с Мемноном,

Мы брачным укрепить любовь могли законом.

И подданные все, увидев наш союз,

Отстали б от него, отвергнув тягость уз.

На храбрость бы твою надежду положили,

Против его свой дух и руки обратили.

Но ныне с воинством в сей город он вступил,

Победами свое правленье укрепил.

Он больше прежнего уж власть свою умножит,

По умыслам своим и брак мой расположит.

Но ты спокойно мог сея напасти ждать!

Как можешь предо мной себя ты оправдать?

Смущения твои, драгая, все напрасны,

И тени кажутся одне тебе ужасны.

Хоть Полимнестор здесь, но он, как твой отец,

Твоим сомнениям желанный даст конец.

Когда в младенчестве он был твой покровитель,

То будет ли в твоем уж возрасте гонитель?

И медленность моя вредить не может нам;

Пока я долг отцу в отечестве отдам,

То княжеско к концу владение достигнет,

И твой народ тебя и он на трон воздвигнет.

В Афинах укрепя престол свой, возвращусь

И, будучи царем, с царицей сопрягусь.

Так можешь целой год пробыть и без Филлиды!

Такие ли казал сначала ты мне виды?

Когда свирепый вихрь разбил твои суда,

Когда еще текла с одежд твоих вода,

Когда из челюстей несытыя пучины

На мой ты принят брег, спасен от злой кончины,

Ты так ли говорил? ты так ли припадал?

И так ли взор взводил, и так ли воздыхал?

Слезами и бедой твоей я умилилась,

На твой плачевный вид, на жалку часть склонилась.

Почти без чувств тебя я в дом свой привела,

Спокойство от трудов и жизнь тебе дала.

И для меня Мемнон явил тебе приятство,

Из недр морских извлек троянское богатство,

Которое тогда ж тебе возвращено,

И к ним сокровище мое сообщено.

Как можешь, что достал убийством ты и кровью,

Сравнить с тем, что тебе моей дано любовью?

Когда она двоих сердца уж сопрягла?

Я общим всё добром имение звала.

С сугубой хочешь в дом корыстью возвратиться,

Троянским и моим богатством возгордиться?

О как мне речь сия в печальну грудь разит!

Подумай, что теперь отец мой говорит:

«Меня противник здесь от царства отлучает,

А сын, о мне забыв, любовью ныне тает

И в роскоши, презрев естественный закон,

В ничто вменяет скорбь отеческу и стон».

Представь, дражайшая, ты гордого Мнестея,

Что хочет хищной снять рукой венец с Тезея,

И в старости ему он казнию грозит;

Представь себе, представь Тезеев скорбный вид.

Возлюбленный отец, о как ты воздыхаешь!

Ты взоры слезные чрез воды простираешь,

И наблюдаешь всех судов бегущих путь,

И на берег едва дерзаешь ты взглянуть,

Где злой тиран тебя насильно утесняет,

Тогда как Грецию отрада оживляет.

С победою пришли обратно там цари,

Восходит к небу плеск, дымятся олтари.

Троянским златом все блистают там чертоги,

Приемлют злато в дар отеческие боги.

Отцы и матери встречают там сынов,

И радость изъяснить недостает им слов.

Все слушают от них Приамову судьбину,

И Гекторову смерть, и славы их кончину.

А ты, родитель мой, утехи той лишен!

Не мною ли он в сей печали погружен?

Такой мне от богов уже предел поставлен,

Что я хоть на сей брег от ярых волн избавлен,

Однако чтоб на нем в смущеньи утопать!

Но я ли строгостью могла тебя смущать?

И кто препятствовал намеренью скончаться

И прежде князя нам на царство увенчаться?

И силу бы твою услышав там, Мнестей

Державы досягать дерзнул ли бы твоей?

Подумал ли бы он, что фраческая сила

И с ней рука твоя ему бы не отмстила?

Так хочешь, чтобы я не видел нынь Афин

И там не защитил отеческих седин?

Ты, ведая мою любовь, как можешь мыслить,

Чтоб стала я своим веселием то числить,

Когда бы ты отца и скиптр свой позабыл?

Мне толь же, как тебе, поверь, отец твой мил.

Я, власть здесь укрепя, с тобой бы в Понт пустилась.

Ни острых камней я б, ни бурь не устрашилась;

Какую б радость твой почувствовал отец,

Увидев на тебе и свой и мой венец!

Не знаешь зависти меж греками, не знаешь!

И так ли два венца совокупить ты чаешь?

Лишь только дойдет весть к соседям через Понт.

Что принял от тебя власть царску Демофонт,

То, силою в боязнь приведены моею,

Все обще поспешат венец отдать Мнестею.

Мне прежде должно власть наследну укрепить

И после с оною твою совокупить.

Не мысли, государь, чтобы младые лета

И слепота любви меня лишили света,

Чтоб мыслей я твоих приметить не могла,

Которы страсть к себе другая отвлекла!

И речь твоя тебя, и взгляды обличают

И сердца твоего всю тайну открывают.

Я вижу из твоих потупленных очей,

Что больше нет уже ко мне любви твоей.

Драгая, перестань терзать мой дух смущенный!

Бежишь от глаз моих? уж мысли развращенны

Не могут утерпеть моих правдивых слов.

Уже ты к своему отшествию готов

И долее меня не хочешь удостоить.

Позволь, любезная, мне сердце успокоить!

Не ясно ль кажет мне его сомненна речь,

Что я слезам своим даю без пользы течь!

Ты видишь по всему, любезная Креуза,

Что он нарочно бег от брачного союза.

Я сердцем трепещу, смущения боясь!

Что будет, как твою любовь узнает князь?

О Демофонте что, царевна, он помыслит,

Которого врагом со греками он числит?

Могла ли я такой печали ожидать?

И что уже теперь, бессчастной, мне начать?

Ты рок готовишь мне, возлюбленный мой, втайне?

Креуза, ах, поди, спеши, старайся крайне,

Вступи с ним обо мне в пространной разговор

И примечай слова, движения и взор.

Тебе покажут все вопросы и ответы:

Ты знаешь мыслей в нем наружные приметы.

Дай, небо, чтоб в твоих намерениях всех

Был равен моему старанию успех!

Чтоб он любил меня, еще могу я верить?

И страсти в нем другой я не могу измерить?

Не тщетно ль жду того, что он мне обещал

И что мне клятвою стократно подтверждал?

Однако, так моей любовью одолженный,

Гнушаться мерзкия не будет ли измены?

Горячая его к родителю любовь

Не возмутит ли в нем такой напастью кровь?

Но я, ослеплена, причины вымышляю!

И, видя явну лесть, его же извиняю!

Ах, как мне ныне быть? и Полимнестор сам

Является моим, ах, полным слез очам!

Уже мне наконец приятною судьбою,

Царевна, суждено увидеться с тобою.

От взору твоего три лета отлучен,

Всегда против твоих врагов был ополчен.

Раздоры внутренни и внешни успокоил,

Противных победил и с ними мир устроил.

Неоднократно я всю кровь хотел пролить,

Чтоб царство для тебя недвижно утвердить,

Но щедры небеса судьбину отвратили

И жизнь мою с твоим наследством сохранили.

Что защищая ты во мне Ликургов род

На брани положить готов был свой живот,

За то благодарят тебя народы многи,

И чтят завистники, и любят сами боги.

Сим счастием хотя я много веселюсь,

Но больше радуюсь я ныне и дивлюсь,

Увидев, что в мое отсутствие Филлида

И возрастом своим, и красотою вида

До тех достигла мер, когда уже любовь

Ликургову тобой восставить может кровь.

Едино совершить мне дело уж осталось,

Чтоб сердце чрез меня достойное сыскалось,

Достойное тебе быть ввек поручено.

Усердие твое известно мне давно:

Хотя рука твоя сим царством, князь, владела,

Но я, лишась отца, в тебе его имела.

Превыше ныне мер тобою я почтен,

Что именем я толь великим наречен.

Довольно, если б я того был удостоен,

Чтобы через меня народ был успокоен,

Которой в радости уже всечасно ждет,

Кого твой нежной взор и сердце изберет,

Чтоб царствовать с тобой на отческом престоле;

О счастлив, счастлив тот и всех он смертных боле!

Я верю, что народ Ликурга не забыл,

Которой нравам он похвальным научил,

Но сколько от твоей он ревности желает,

Моя несчастна грудь того иметь не чает.

Я счастлива была б, когда твоя бы власть

Могла мне укрепить мою желанну часть.

Хоть всею я еще Фракиею владею,

Но силы таковой и власти не имею,

Какая в нежности и младости твоей

Блистает из твоих пленяющих очей.

Своею больше ты успеешь красотою.

Коль мало пользовать могу себя я тою!

Ты можешь ею всё…

Узнаешь скоро сам.

Но время приносить тебе хвалу богам.

Надеясь твоего в великий храм прихода,

Несчетно множество стекается народа.

Я войско по местам расставил, государь,

И жертву приносить богам готов олтарь.

Какое принесу я им благодаренье,

Когда повержен я после трудов в мученье,

Когда меня любовь в спокойны дни крушит

И в мирные часы в груди сей брань чинит?

В тебе ли можно быть каким мученьям месту?

В спокойном торжестве ты видишь здесь невесту;

Геройску видишь дочь, геройскую сестру,

Пылающу к тебе в усерднейшем жару.

Всего лишась, она тобой была спокойна,

Супружества с тобой в несчастии достойна.

Желание свое ты можешь совершить

И с браком торжество сие соединить.

Она после тебя минуты всё считала;

По Трое, по отце не столько воздыхала,

Как взору твоего крушилася лишась.

Коль часто слез река из глаз ее лилась!

Что часть ее жалка, Мемнон, я признаваю,

С любовью купно скорбь для ней претерпеваю.

Сугубо чувствую я бремя на плечах!

И что, скажи, теперь я видел при брегах?

Чьи флаги на водах борей фракийский веет?

И что в намереньи Филлида здесь имеет?

Скажи и не утай, что было без меня,

Что в доме делалось и в сердце у нея?

Возможно ль от тебя мне, государь, таиться?

И должность, и любовь велит тебе открыться.

За полгода пред сим, когда здесь не был слух,

Где с воинством тебя водил геройской дух,

И после, как пришла во град сей весть плачевна,

Что Трою рушила в конец судьбина гневна,

Внезапно солнца вид на всходе стал багров

И тусклые лучи казал из облаков.

От берегу в дали пучина почернела,

И буря к нам с дождем и с градом налетела.

Напала мгла, как ночь, ударил громный треск,

И мрачность пресекал лишь частых молний блеск.

Подняв седы верьхи, стремились волны яры,

И берег заревел, почувствовав удары.

Тогда сквозь мрак едва увидеть мы могли,

Что с моря бурный вихрь несет к нам корабли,

Которы лютость вод то в пропастях скрывает,

То, вздернув на бугры, порывисто бросает;

Раздранны парусы пловцы отдав ветрам

Уж руки подняли к закрытым небесам.

Мы чаяли тогда Энеева прихода

С остатками троян, несчастного народа.

Объята жалостью, подвигнута бедой,

Царевна на берег без страху шла за мной.

Тут алчный Понт пожрал три корабля пред нами

И, в части раздробив, изверг на брег волнами.

Увидев, что с водой там бьется человек,

С рабами я спешил и на песок извлек.

Он, очи смутные со страхом обращая

И томные уста чрез силу отверзая,

К Филлиде, облившись слезами, говорил:

«Когда небесный гнев меня так поразил,

То я уже взирать на небо не дерзаю;

К тебе, богиня ты иль смертна, прибегаю,

Или, как чаю, сих владычица брегов,

Покрой нас и превысь щедротою богов».

Царевна таковым подвиглась жалким слухом

И нежным, преклонясь, ответствовала духом:

«Спокоен будь теперь и отложи весь страх:

Не варварски сердца родятся в сих местах.

Хотя не знаем мы, какого ты народа,

Но бедным помогать велит сама природа!»

Кто сей несчастный был?

Царя Тезея сын,

Он сердца нашея царевны господин!

Народ его, что с ним от пагубы избавлен,

Спокойством ободрен, и флот его исправлен.

О вести странные! О чудный суд богов!

Но пойдем их спросить; я ко всему готов.