Читать книгу Megapolis. В активном поиске - Макс Алексеев - Страница 14

Он посмотрел на ее ноги и захотел узнать о ее жизни больше. Эта мысль занимала его давно и теперь, когда она превратилась в сформировавшуюся девушку, которая не знала стыда, возродилась снова. Она не знала его в силу отсутствия опыта и моральных норм, навязанных со стороны пуританского окружения ее семьи. Казалось, она даже не заметила его взгляда, но не остановилась, продолжая медленно подниматься по лестнице. Мысленно он раздевал ее и пытался вообразить подробности того, что скрывалось за короткой юбкой и черными колготками. Следуя за ней во власти желания, диктовавшего извращенный интерес и неподдельное желание секса, он сглатывал слюну, мечтая прикоснуться к ее губам. Диким и беспощадным зверем, уличенным в интересе к форме недавно сформировавшейся груди. К дыханию и голосу, звавшему за собой. К ледяному взгляду и нерешительным движениям.

Ожидание съедало его время. Что-то мешало ей сделать первый шаг. Ему показалось, что это был страх перемен. Сомнения начинали вкрадываться черными пауками в его мысли. Где-то в глубине души он понимал, что перешагнув за черту дозволенного. И она бы не отстала от него, не испив до дна. Он мог стать ее домашним котенком, мило урчащим по вечерам. Щенком, просящимся на улицу в дождливое утро. Игрушкой, терпящей побои и зализывающей с трудом заживающие раны. Тем, кто отдастся ей до последнего. И, понимая странные позывы, ему не оставалось ничего, кроме как ждать и наблюдать за ее поведением. В яркой коробочке конфет в разноцветной глазури. Доступной напрокат за небольшое вознаграждение. Взрослеющей и пробующей на вкус сладкую пенку с его груди.

Прошлое напоминало ему холодный душ освобождения. Мыльную пену и горячие прикосновения за деревянной дверью. В разбитом стекле и мыслях, водивших хоровод чудных картин, обрывающихся горизонтом сорванных колготок. Она была его недотраханным критиком, который жаждал очередного юнца, не познавшего боль настоящего вожделения. Парня с соседней лестницы, в тайне употребляющего героин. С тех самых пор, как она перестала верить в добро и зло. Потерявшая для него всякий смысл и выбившего на ее сердце первую рану.

Она повернулась к нему и обнажила звериный оскал. Он посмотрел в ее глаза – в них он увидел прошлое, обернутое в надежды и переживания. Он начал сочувствовать ей, отсасывающей так, словно это была первая и последняя любовь на планете. В галактике и иных мирах, еще не открытых физиками, где совокуплялись народы, рождая новые поколения фантазий инцеста. В свисающих грудях склонившейся над столиком девственницы, слегка приподнявшей юбку и закрывшей от наслаждения глаза. Плавными движениями, доводящими ее до оргазма. На часах короткого времени, в порыве страха и тайны.

Она была полицейским, рыщущим среди кирпичей, оставшихся после авиаударов в квартале величественных зданий. По треснувшим колоннам застывшими псами разврата, терзавшими каждого, кто осмеливался заглянуть в ее чертог. По его телу проходил ток, когда она снова и снова влекла его, наклоняясь над столом. К следившей за секундной стрелкой, замиравшей в ее глазах на двенадцати, не желая продолжать свой ход. Впиваясь губами в капли ее пота, пронизывающие упругое тело механикой любви. Схемами, подводящими к диодам оргазма. В форме латекса, забрызганного горячей спермой. Кровью на губах, превращающейся в мед, падающей струйкой на ее колени.

Иногда она специально мучила его неразрешившимся желанием, терзая грудь красными ногтями. Била острым каблуком прямо в сердце и долбила до тех пор, пока не находила нужным совокупиться на холодных плитах экстаза, запятнанного временем. В тот вечер ее губы молчали – говорил ее взгляд. Повелевающий и бросающий в дрожь, заставляющий обмякнуть в унынии и сплюнуть на пыльный асфальт. Он налил ей еще вина и продолжил играть в холодного старика, перебирающего на скрипке простые мелодии самообмана. Легкого и не менее желанного. В лице старой потаскухи, захотевшей отведать свежей плоти еще не распустившегося мужчины. Между цветами сада, в блядском блеске меланхоличных весенних песен.

Она зашла в его комнату на высоких каблуках. Таких, которые сводили его с ума облегающей кожей ног. И не переводя взгляда на него, она предложила последовать в кабинет, чтобы ввести в курс дел, происходящих внутри. Внутри стен, за которыми умирали и ждали смерти. Под белыми покрывалами, пропахшими мочой. В душных палатах, под несгибаемым наблюдением заснувших медсестер. За стуком ее каблучков по кафелю, за задницей выделывающей изящные па. Он шел за ней как щенок, остановившись как вкопанный, когда она обернулась и открыла дверь в кабинет.

– Хочешь войти?

– Да.

Она взяла стеклянный шприц и медленно протерла носик колбочки о грудь. Потом принялась за острое лезвие и провела им по стеклу, резким движением надломав носик. Шприц жадно всасывал содержимое, наполняя механику внутренностей неизвестным раствором. Она стряхнула лишние капли и начала искать вену на его руке. Он почувствовал, как по ее пальцам побежали удары. Затем она потянула его к своей груди. Ее взгляд медленно поднялся и они сошлись в точке нежного поцелуя, означавшего полную капитуляцию. Шприц упал на пол и закатился под кушетку, кончив содержимым на кафель.

– Мне нравятся молодые.

– Мне нечего сказать на это.

– Я уже давно хотела остаться с тобой наедине.

– Это постоянно витало в воздухе.

– Думаю, теперь мы будем знакомы ближе.

– Я не против.

Он с жадностью поцеловал ее тонкие губы, попробовав на вкус блеск алой помады. Зараженный неизлечимой болезнью, вкусивший один из самых страшных наркотиков современности. Обманувший надежды по венам безразличия к словам и чувствам. Медленно распространявшийся по телу и препятствовавший нормальной работе мозга. Словно вирус, поражающий внутренние органы один за другим. С каждым новым прикосновением, на волне ее уверенного голоса. Шаг за шагом, удаляясь от двери в преступный сумрак белоснежной ширмы.

Утро быстро сменилось душным днем. Он все еще оставался ее мальчиком, обученным манерам и изысканным правилам поведения. Им было безразлично о чем говорят утренние газетные заголовки и кто продолжал колотить в дверь, извергая проклятия, грозно напирая на нее. Иногда они отставали от толпы и он раздвигал ее ноги. Затем он несколькими движениями кончал внутрь, даря на прощание сладкий поцелуй и улыбку. Она приходила к нему каждый раз, когда ее муж возвращался домой уставший и немного выпивший. Он любил ее холодные глаза и аккуратно подстриженные волосы. Стройное тело и тонки пальцы. А она получала от него все, что хотела, наслаждаясь ролью женщины-кошки, мечтающей о собственном сыне, вылизывающем ее гениталии. Идеальный симбиоз, отмеченный галочкой в журнале. Подписанный на рецепте, с синей от холода печатью.

Словно собаки, они не могли прекратить этих кровавых встреч. Ее манила нежная плоть, его – новые эмоции. Каждый раз они начинали все сначала, стоило ключу войти в замочную скважину и щелкнуть тишиной подвального помещения. Наркотический туман обволакивал их сердца покалывающими словами. Она ввела иглу в собственную вену и поставила ему штамп полноценности. В комнату ворвались люди в военной форме и вышвырнули его в коридор. Вентиляторы жадно всасывали горячий воздух, наполняя легкие прохладой цокольного этажа. Не в силах позвать на помощь и вырваться из цепких рук женской сексуальности, он бросил взгляд на парковку. На прощание она поцеловала его в губы и громко рассмеялась. Приклад вытолкнул его на улицу. Мотор резко взревел и колеса впились в асфальт, оставляя на нем черные следы резины.

– Пусть парень повеселится!

– Да, пусть наконец оторвется.

– Он такой милый.

– Не твоего возраста мужчина.

– Ну и что?

– Вечно ты морочишь мне голову.

– Прекрати, это всего лишь игра.

Он повернулся на голос и увидел у окна престарелого человека, курившего трубку. Она подошла сзади и начала нежно массировать его шею. Удаляясь от них, он мечтал вернуться обновленным, с новыми эмоциями и необычными желаниями. Свежий воздух сводил его с ума. Он мечтал, чтобы она достала черную плеть и отхлестала старика, как нерадивого щенка. Свет замигал и внезапно стало темно. Пленка оборвала киноленту. Зал неодобрительно загудел. Из тьмы послышался свист.

Во всем были виноваты проклятые энергетики. Электричество отключили, когда они ехали на полпути домой. К тому же, вражеская засада обломала весь кайф. Отступать не имело смысла – их бы сразу стерли в порошок, не дав передать сигнал о помощи по рации. Блеск снайперских прицелов отбил последнее желание брать оружие в руки. Они молча сидели и ждали отмашки, как им показалось, главного. Тот сравнивал возможности решительных действий, капитуляции и примирения. Нужно было выбирать единственно верное решение, способное сохранить им жизнь в тылу врага, обреченным на медленные муки совести и всеобщего унижения. К ним подошел инспектор и заглянул в салон. Он явно что-то заподозрил, прочитав испуг и надежду на случай в их глазах.

– Даже не думай.

– О чем?

– Ты знаешь.

– Не думаю.

– Вылезай.

Он попытался что-то сказать в свое оправдание, но его придавили кончиком лезвия к протоколу. Нужно было ломать комедию, не иначе. До конца, во что бы то ни стало. Сердце бешено заколотилось и попыталось вырваться из груди. Так бывает, когда надежда оставляет своих героев подыхать в оврагах смерти. Он посмотрел в голубое небо в поисках спасательного вертолета, но удар в челюсть вернул его в реальность. Инспектор приказал выйти и проследовать на досмотр. В его глазах не было ничего, кроме усталости и желания завалиться на кровать. Он застегнул верхнюю пуговицу и поправил берет. Достал документы и приготовился отвечать на вопросы. Допрос длился около получаса. Курок трижды был на взводе, обещая расплату за дезертирство, но приговор постоянно откладывали.

– Вы в ловушке.

– Да, закон военного времени.

– Ну и что нам с вами делать?

– Я не знаю.

Лицо офицера было озадачено, он крутил дулом у виска и перелистывал бумаги. Время тянулось, как ириска, не желавшая отлипать от зубов. Он смотрел на приборную панель, на огоньки рации и средства для отслеживания движения на прилегающей территории. Ему хотелось курить и поскорее покинуть место допроса подозреваемого во всех зверствах мира. Он угрожал ему статьями и пытался прикрепить их к его личному делу. Чтобы тому ничего не оставалось, кроме как держаться на высоте и не выдавать своего замешательства, лишь бы не провоцировать их, жаждущих разоблачать шпионов и прочий сброд, мешающий работать по ночам. Под желтым светом фонаря. Вблизи какой-то станции и железнодорожного перехода.

Без сомнения, они влипли. Мимо них иногда проходил часовой, играя с затвором автомата. Взгляд офицера бродил по бланкам и документам, иногда падая на зажатого в тиски случая подсудимого. На его лице читались мысленные усилия, граничащие с апатией. В какой-то момент ему показалось, что тот не хочет крови. Возможно, его ждала дома семья или у него были иные веские причины не чинить расправу над молодыми псами. В итоге он решил отпустить их, ничем не мотивируя свое действие. Просто всучил ему документы и с каким-то странным вздохом разблокировал двери.

– Уезжайте за тот поворот и гасите огни.

– Хорошо.

– Только тихо!

– Не сомневайтесь.

Дверь открылась и шокированный, еще в полной мере не понимающий своего счастья, он направился в сторону обочины. Медленно сев в автомобиль, он натянул ремень и выключил систему навигации, чтобы стереть себя с лица радаров. Затем посмотрел в сторону удаляющихся красных огней и глубоко вздохнул. Он не мог ничего придумать, что бы сказать на вопрошающее молчание спутника. Им, бесспорно, повезло и пассажир не понимал причину столь доброго расставания с патрулем. Они должны были пришить их, как это делают с теми, кто решает переступить через закон. Пристрелить как взбесившихся животных, осмелившихся кидаться на хозяев. Они были их пушечным мясом и мальчиками для битья. Но самого страшного так и не произошло.

– Просто молчи.

– Мне и сказать-то нечего.

– Мы едем на стоянку.

– Но мне нужно домой.

– Нет, пару часов проведем там.

На небе кляксой светила холодная луна. Дорога была совершенно пуста и девственна. Он свернул в темный переулок и выключил огни. Его спутник дрожал – его нервно трясло от произошедшего. Он даже не хотел курить. Немного погодя они вышли и направились в дикую ночь, чтобы отдышаться. Справа гудела огромными генераторами электростанция, слева – давили на глаза гудронные окна потрескавшихся стен.

– Едем, нам нельзя больше здесь оставаться.

– Да, это шанс.

– Карта говорит, что дальше будет блокпост.

– Мы свернем до него.

– Нам повезет, обязательно повезет.

– Не сомневаюсь.

Он снова завел мотор и они помчались по дороге, развернувшись в неположенном месте. Рабочие, менявшие дорожные знаки, с подозрением покосились на них. Это заставило его вдавить педаль газа в пол. Они свернули на шоссе и понеслись вдоль стального отбойника, обгоняя время, решившее преподнести им сюрприз.