Читать книгу Орион. Око земли - Макс Фетт - Страница 3

Руф проснулся от громкого звука удара. Подняв изрядно исхудавшее тело, он медленно начал путь, который в юности смог бы преодолеть за пару секунд, но сейчас казавшийся бесконечным. С каждым шагом старая рана напоминала о себе все сильнее, будто говоря, что она все еще здесь и до конца жизни будет сопровождать ее обладателя. Даже надеваемый на ногу протез не мог избавить от боли разорванных мышц. С огромным усилием Старик смог добраться до распахнувшегося окна. Его бледную кожу обдувал пробирающий до костей ветер, но Руф, будто не чувствовал его, и лишь смотрел монотонным взглядом вниз.

Днем из-за нескончаемых выхлопов заведенных паровых машин удавалось разглядеть разве что проржавевшие куски металла под ногами, но ночью отчетливо просматривались все детали Туманной улицы, погруженной под тонкую корку льда. С крыш свисали огромных размеров обледенелые куски, достающие до земли. Каменные стены попросту исчезли за толстым слоем инея, а дорога выглядела, как вышедшее из берегов застывшее море. Завывающий ветер царствовал над его гладью, проникая во все недоступные для остальных уголки. Каждый, кто имел неосторожность встретиться с ним, застывал на месте, словно статуя, а в стеклянных глазах навеки оставался лик пришедшей смерти. И если жители могли укрыться в домах, то беднякам судьба уготовила иную учесть.

Большая часть из них заполняла храм Юны. В нем всегда был приют для каждого нуждающегося в помощи, но даже его стены не могли вместить в себя всех до единого. Оказавшись на улице до наступления темноты, в то время, когда жители запираются в домах с паровыми печами, будущий обледенелый труп пытается избежать незавидной участи, но ничего лучше, чем крики и мольбы о помощи, на ум обреченного человека прийти не может. Но не все были одинаковы в свои последние часы жизни. Рыбаки из порта рассказывали, как вытаскивали обледенелые трупы жителей в сетях вместе с уловом. В отчаянии люди ныряли в воду в надежде отплыть как можно дальше от настигающей их смерти.

За час до темноты Руф всегда был на одном и том же месте, тем самым как бы проверяя себя: «Если я все еще здесь, значит, я все еще жив». Он сидел на полу первого этажа, накинув на ноги старый протоптанный ковер, и вливал в себя непонятную брагу из Веркаса, что закупал у торговца свечами. Крыса барыжит этим пойлом нелегально, провозя его торговыми судами под видом новых зелий для алхимиков. Хоть старику оно и не нравилось – уж слишком сильно после него болела голова, а запах напоминал скорее болото, нежели что-то спиртное. Руф делал глоток за глотком, наблюдая, как солнце медленно скрывается за стоящим на окне горшком и растущим из него цветком. Тень от стебля ровно ложилась на лицо, разделяя его на две одинаковые половины, а лепестки темными пятнами закрывали глаза от света, постепенно уходящего за крыши домов солнца.

Те, кто не успел в храм или у кого не было динариев, чтобы засесть в одной из таверн на ночь, начинали стучаться во все возможные места, и дом Руфа не был исключением. Услышав топот босоногих жителей, а после и настойчивые удары в дверь, старик не торопился открывать и только ждал, заливаясь виски. С приближением ночи криков становилось все меньше. Понимая, что хозяину дома наплевать, люди на улице попросту разбегались и в панике пытались найти любое другое место или средство, чтобы согреться. Вновь и вновь старик отвечал себе, что останется на месте, но как только стекло за стеной покрывалось первыми морозными узорами, начинал медленно подниматься, опираясь на горлышко кувшина.

Из-за старых крыш показались лучи утреннего солнца. Неужели он простоял здесь всю ночь с открытым окном? В его годы время текло уже слишком быстро. В юности казалось, что каждый день длится чуть ли не вечность, но теперь все происходило так быстро, что порой Руф спрашивал себя, не спит ли он? Тело замерзло настолько, что назвать его своим не поворачивался язык. Попытки двинуть головой карались ужаснейшей болью и скрипом суставов.

Вернувшись из собственных мыслей в реальный мир, он поймал себя на том, что смотрит на застывшую фигуру на ступенях таверны «Сладкий Джо». Приглядевшись, он увидел юнца в старой рваной рубашке и штанах, чей цвет сливался с уличным. Парень видимо пытался согреться бутылкой соевой водки, но недооценил угрозу, что неумолимо нависала над ним. В правой руке он держал тару с обжигающим напитком, а левой со всех сил прижимал колени к груди. На минуту повисла тишина, и только где-то глубоко внутри раздавался тихий голос, желающий забрать кувшин с недопитым.

Старик не стал отвечать. Его заботило лишь то, что еще несколько дней все будут вспоминать о случившемся, споря, что же убило паренька: пронзающий холод, погубивший уже не один десяток людей, или паленая водка Джоанны, владелицы трактира, которая отправила в мир Талии куда больше несчастных. Еще один повод для пьяной драки.

Память Руфа так же, как и зрение, подводила все чаще. Вспомнить нужные слова удавалось с трудом. Вот они уже лежат на языке и ждут, когда смогут скатиться вниз, но тут же исчезают, оставляя после себя привкус горечи. Помедлив, старик нахмурился и, сложив бледные ладони, буркнул единственную фразу, что крепко засела в нем еще с детства: «Да примет тебя Юна».

Скоро нужно было отправиться на рынок и забрать заказанные кувшины у свечника. Крыса называл это Веркасским виски и описывал так, будто с его помощью люди чуть ли не из мертвых поднимались. Почему именно Веркасский, если, по его словам, готовили выпивку не там, и что такое виски вообще, Руфа волновало мало. Главное, что пойло помогало заглушить боль, да и засыпать с ним было куда проще.

Под наблюдением сонных рабочих заработали паровые паровые двигатели. Из труб повалил сероватый дым с примесью пыли, заполняя собой все то небольшое пространство, что оставалось между несколькими жилыми домами на Туманной улице. Они составляли от силы треть всех зданий. Остальная же территория была отдана цехам, где конструировали новые паровозы и всю экспериментальную технику, чьи образы рождала больная фантазия инженеров, а также зданиям, где располагались паровые котлы, обеспечивающие энергию практически всему Солтису, и кузницам, где выковывались все нужные им детали.

Люди стали постепенно выходить из своих жилищ и осторожно ступать на подтаявший лед. За месяц аномальной погоды они привыкли к протекающей по улочкам реке. Многие верующие считают, что все это началось по вине Юны. Раз в два дня она рыдает на своей луне, заливая слезами всю Империю – эти слезы, сбившиеся с истинного пути, ошибочно принимают за обычный дождь, – а ночью гневается, замораживая их своим охладевшим сердцем.

Обычные же рабочие, кому было глубоко наплевать на религию и все ее составляющие, приводили в примеры рассказы моряков и торгашей, утверждавших, что в северных землях все с точностью наоборот. С заходом солнца вода начинала бурлить и кипеть, будто светило уходило под землю и подогревало океан, как какую-нибудь кастрюлю с похлебкой. Рыбы, которые раньше обитали исключительно на дне океана, до чьих глубин сети попросту не способны были достать, десятками всплывали кверху брюхом, а когда их вылавливали, те оказывались теплыми.

В это же время по всей столице начинали свой незамысловатый путь повозки, собирающие обмершие скульптуры. Одна из таких притормозила напротив таверны. Заметив нового пассажира, кучер резко потянул поводья, остановив кобылу. Он аккуратно спрыгнул вниз, предварительно осмотрев место приземления, и, сняв с бортика над колесом лом, зашагал к примерзшему к крыльцу пареньку. С кряхтением отковыряв застывшие конечности от дерева, он кинул сгорбившееся тело в повозку к остальным. Кучер также попытался осторожно вытащить бутылку из мертвой хватки паренька, но, после двух неудачных попыток, сплюнул на ступень и рывками стал выдирать ее, пока, наконец, отломив четыре пальца бедолаги, не вызволил пойло из заточения. Руф наблюдал за сценой, но даже не думал крикнуть кучеру, чтобы тот прекратил. Подобное случалось не раз, потому пытаться что-то изменить было сравнимо с желанием разрушить главные ворота города одним лишь молотком.

Он закрыл окно и, развернувшись на здоровой ноге, поковылял к кровати. Сев на край, Руф надел мешковатые коричневые штаны, лежащие на стуле рядом, достал из-под низа протез, закрепил его поверх правой штанины и с помощью ключа затянул четыре гайки под коленом, две у ступни и две чуть ниже пояса. С трудом переваливая потяжелевшую конечность, он подошел к шкафу, не глядя выбрал висящую там потрепанную бежевую рубаху и кожаный жилет. Эти вещи уже долгие годы оставались неизменными в его гардеробе и служили как одеждой для траура, так и для нечастого выхода на люди. Не обратив внимания на висевшее перед входом зеркало, он с трудом сунул ноги в истоптанные ботинки и вышел из дома.

Рынок располагался на площади в центре Солтиса, где пересекались все главные улицы столицы. В самой ее середине возвышалась почерневшая от времени статуя, изображавшая восседающего на троне правителя, чье имя сохранилось разве что в постепенно превращающихся в пыль книгах из дворцовой библиотеки. Одетый в раскинувшуюся волнами по телу тунику, он навечно скрестил руки в замок и неустанно смотрел в сторону горизонта, не замечая, что происходит у его ног. Собиравшиеся вокруг люди уже давно привыкли к молчаливому изваянию, служащему местом для отдыха птиц.

Площадь вмещала в себя десятки или даже сотни различных лавок со всевозможными товарами со всех уголков Ориона. Здесь и восточные украшения с инкрустированными в них драгоценными камнями, и шкуры диких дарнаков с вершин северных гор, и даже мясо грифонов со все еще свежей кровью. Внушительную часть территории ухватили себе владельцы алхимических лавок с редкими травами и пузырьками свежесваренных зелий. Ходили слухи, что наемники с развалин старого города закупают здесь ингредиенты для ядов, но доказать этого пока никому не удавалось. Во многом это связанно с тем, что, когда дело доходило до городской полиции, все свидетели умолкали или необъяснимым образом пропадали со всем имуществом.

Гуляя меж ветхих лавок, можно было наткнуться на артефакты, обладающие уникальными особенностями. Например, по словам продавца, предлагаемые вам сапоги из ханской стали смогут помочь их владельцу поднять вес, превышающий собственный в сотню раз. Зачастую покупатели велись на уловки, но на следующий же день возвращались с надорванными спинами и требовали деньги обратно.

Все подобные товары добывались с огромным трудом: к примеру, чтобы изловить игломорда, потребуется потратить немало динариев на противоядия, вступить на землю Санов, что после первой войны является нарушением подписанного мирного договора, выследить маленькую тварь и умудриться не попасться Сорогчу – тамошнему зверю, что вырывает глотки и высасывает теплую кровь своих жертв. Но даже после поимки игломорда проблемы не заканчивались. Из него необходимо аккуратно вытащить иглы и снять мощный панцирь, из которого делают уникальное оружие и основу для паровых труб. Из-за всего этого его стоимость оценивается не одним десятком монет.

Хромающего среди толпы старика не замечали, то и дело врезаясь в него и в ту же секунду растворяясь в потоке людей так же быстро, как капля дождя растворяется в бурной реке. Вдруг люди внезапно начали расступаться, оставив бедолагу посреди улицы одного. Меж лавок проезжали пять массивных черных повозок с нагруженными в клетки больными. При виде зараженных, тянущих молящие руки к продуктам на прилавках, торговцы в спешке накрывали товары покрывалами. Повозками управляли люди, скрывающие свои лица за черными птичьими масками с красными, как кровь, линзами. Во главе колонны на седой лошади проходил лидер: чрезвычайно долговязый, он нес знамя империи, а отрешенная улыбка, что играла на его бледном лице, пугала любого, кто посмел бросить на нее неосторожный взгляд. Длинные, черные как смоль волосы водопадом ниспадали до самих плеч, а глаза… Глаза оставались абсолютно пустыми. Вкупе с блаженной улыбкой, этот ледяной взгляд рассекал толпу перед повозками лучше любого глашатая. Не останавливаясь, всадник направил своего коня прямо на Руфа.

– С дороги! – велел он. Не успев увернуться, нерасторопный старик свалился на землю. Никто из стоящих по краям даже не шелохнулся.

Больные в клетках издавали еле слышные стоны с глухими мольбами о помощи. Прогнившая кожа по всему телу кусками отрывалась, принося ее владельцу ужасные муки. Гной тонкой струйкой стекал из каждой раскрывшейся раны по изуродованным конечностям. Собираясь в мерзкие болезненные капли, он падал на металлические прутья, окрашивая их в бледно-зеленый.

Такие колонны проходили несколько раз за день. Людей забирали как заразившихся, так и совершенно здоровых – под предлогом возможного распространения болезни. Их сажали в разные клетки, поэтому создавалось впечатление, что взаперти везут преступников на казнь, а не мирных жителей. По словам одного из приехавших в столицу фермеров, которого пару недель назад встретил Руф, им обещали лекарство и скорое возвращение родных. Фермер ждал свою жену два месяца и приехал в столицу, чтобы проведать ее. На его покрасневшем от выпитого лице красовалась улыбка, а в глазах горел маленький огонек, предзнаменовавший скорую встречу с возлюбленной.

– Ладно, пойду я, пожалуй, – сказал фермер, вставая из-за стола. – С вами, конечно, весело, но не прощу себя, если опоздаю.

– Передавай привет своей женщине, – прохрипел Руф.

Фермер ему нравился. В отличие от той грязи, что называла себя жителями Солтиса, – в нем не было корысти. Напротив, он был приятен своей простотой, чем, по всей видимости, и зацепил старика.

– Обязательно, – закинув сумку за спину, ответил фермер. – Я думаю, что еще загляну сюда на обратном пути, ну а может даже мы заглянем, – он рассмеялся и, помахав на прощание, исчез в свете дверного проема.

С той встречи ни добродушного фермера, ни излеченной жены так и не появлялось на пороге таверны.

Толпа, замерев на время прохождения скорбной процессии, постепенно начала оживать. Вот уже у какого-то толстопузого богача ловкий мальчишка срезал с пояса кошель, а две юных девицы снова захихикали при виде симпатичного юноши в странной перемотанной шляпе и цветастой тунике. Народ вел себя, как ни в чем не бывало. И лишь одна с виду богатая леди, проходя мимо лежащего на земле Руфа, надменно сказала держащему ее под руку мужчине:

– Ах, надо донести до совета, чтобы перестали возить здесь этих… – конец фразы растворился в нарастающем шуме толпы.

Переведя дух, старик, выставив ногу вперед, положил обе руки на колено и медленно поднял свое тело. Поддерживая правый бок, он направился дальше.

Свечник расположился на другом конце рынка и, надо сказать, его лавка пользовалась определенной популярностью среди населения. Большая часть покупателей скупала чарующего вида свечи, а остальные, или «посвященные», – не менее чарующий виски.

Перед лавкой стояли двое мужчин, бурно дискутируя на какую-то тему, и девушка, зацепившая усталым взглядом узорчатую свечу на прилавке.

– А что значат эти картинки? – устало указывая пальцем, спросила она. Размеры мешков под ее глазами точно давали понять, что девушка не спала уже несколько ночей, что мгновенно подметил вышедший из-за ширмы торговец с выпирающими передними зубами. Он оголил желтоватую улыбку и обратился к ней.

– У-у, прекрасная леди, это очень древние узоры «Царства снов», – интригующим голосом начал он. – Легенды гласят, что, сгорая, эта свеча своим дымом успокаивает духов в доме, и сны при ней становятся ярче и могут предсказывать будущее.

Он сказал всего-то несколько слов, но даже их хватило, чтобы крепко обнадежить наивную молоденькую девчонку. Она настолько сильно погрузилась в транс от голоса зубастой кобры, что не заметила, как те двое мужчин, что секунду назад спорили позади, срезали ее сумку и равномерно расплылись в общем потоке толпы.

– Беру! – решительно выдала девушка и потянулась к кошелю за деньгами. В панике дергая за обрезанный ремешок, она еще долго приходила в себя и пыталась понять, что произошло, а после ошарашенно посмотрела на торгаша. – У меня есть деньги! Я сейчас их принесу, я скоро, – она быстро развернулась и перед тем, ка убежать, добавила: – не продавайте ее.

– Ни в коем случае, – трепетно заверил ее торгаш.

Руф медленно приблизился к лавке и, взяв в руки свечку, покрутил ее перед носом.

– Она правда так работает? – слова торгаша заинтриговали и его. Такая вещь могла бы решить множество его проблем. В ответ свечник лишь фыркнул.

– Ну конечно! А эти перчатки мне император связал, на свадьбу, – он раскрыл ладонь и показал рваную на указательном и среднем пальце перчатку. – Руф, не будь ребенком. Я в той свечке вчера ножом ковырялся, пока в сортире сидел.

«Стоило догадаться», – подумал Руф.

Этот крыс мог забалтыванием продать любой хлам кому угодно и где угодно. Он все хвастался, что втюхал какому-то бродяге бездонный кувшин за десяток динариев. На самом-то деле тот был вдрызг пьян и не заметил, как зубастый пройдоха, через проделанную в дне дырку просунул тростниковый шланг и лил через него вино из бочки.

– Прекращай, волшебник, – старик уронил старую ладонь на прилавок. – Ты виски привез?

Зубастый насторожился, его голос показался наигранным.

– Тише, друг мой, – шепотом сказал он и натянул улыбку для проходивших мимо полицейских. Она пропала вместе с тем, как они исчезли из виду. – Хочешь, чтобы меня прикрыли?

– Я хочу то, за что заплатил, – давил Руф, сжав пальцы в кулак. – Доставай кувшины.

Неохотно повинуясь, торговец скрылся за висевшей позади ширмы и аккуратно вынес корзину, полную цветов. Руф нахмурил весьма поредевшие за годы брови.

– Так, под цветами три кувшина. И я буду премного благодарен, если ты донесешь их до дома в таком виде, – он поправил несколько бутонов.

– Зачем? – прохрипел Руф.

– Ты слыхал про Мортимера? Одну шишку из совета, – Руф вновь нахмурился. Это имя было слишком хорошо ему знакомо. – Из-за эпидемии он приказал запретить ввоз товара с юга. Мол, «зараза может исходить от них» и бла-бла-бла. Но это же спирт! Он наоборот – обеззараживает, – старик не отвечал, лишь изучал тяжелым взглядом заостренные по краям усы торговца. – Просто послушай меня и донеси это в таком виде домой. Договорились?

Неохотно повинуясь сложившимся обстоятельствам, Руф кивнул в ответ. Он схватил корзину с условными цветами и отправился назад. После взгляда на бурный поток людей желание пройти кратчайшей дорогой тут же отпало. Да и груз в его руках был слишком ценен и от сильного удара мог попросту выпасть, поэтому оставался только один путь – через старинную башню с часами.

Сделанная целиком из древесины Ашны – деревьев, на чьих стволах исполинских размеров саны располагают свои дома, – башня стояла в самом центре спальных районов города еще со времен Понтия первого – императора, правившего в сотых годах второй эпохи. По аналогии с древесиной, из которой она была сделана, ее обозвали Ашна. По одной из версий ее построили сами саны в качестве подарка императору за помощь в разрешении гражданской войны, что бушевала тогда в царстве санов. Но глядя на башню сейчас, в это верилось с трудом. Хотя внешне она и выглядела целой, внутри все давно пришло в негодность. Даже механизм часов, который каждый день напоминал людям о потраченном времени, работал с перебоями, из-за чего их вечно приходилось настраивать заново.

За все недолгое время прогулки протез перестал плотно прилегать к ноге и старая рана снова дала о себе знать.

«Пара уже починить эту рухлядь», – подумал старик.

У башни он остановился, поставил корзину на землю и потянулся к механизму. Опираясь о стену, Руф, ухватываясь окаменелыми пальцами за края, начал небрежно затягивать болты, когда к нему подбежал бело-рыжий котенок. Зверек посмотрел на него и отправился дальше, поманив за собой старика. Перевалив ногу вперед и с силой опустив ее на землю, он почувствовал отчетливый толчок земли. Затем еще один, но сильнее. Вдали послышались крики горожан. Котенок безмятежно вилял хвостом и изящно уходил в сторону от шума. Третий толчок словно растряс каменную мостовую. Послышался треск дерева. Старик поднял голову и увидел падающую на него верхушку башни…