Читать книгу Душеед - Максим Бодягин - Страница 9

Кан Иебедайя не обманул, послушный аэрокаб Каймана действительно казался произведением искусства. Длинный, аж в девять метров, сигарообразный корпус серо-металлического цвета увенчивала спереди никелированная радиаторная решётка. Волнистые полосы стрингеров, тянущиеся по всей длине бортов, придавали ему изысканно-винтажный вид. В носу пряталась мощная силовая установка, внутри которой установили эфироновые накопители с дополнительной защитой. Из кормы выпирала охлаждающаяся часть двойного ртутного контура, спрятанная внутрь рамки безопасности. Широченные подкрылки выпирали из корпуса на чуть большую, чем обычно, длину, аж метра на три. Кабину этого нарядного монстра изнутри обшивал тёмно-бордовый бархат, кокпит из розового дерева местами укрывала полированная кожа, каждый датчик прятался за сияющей медной решёткой.

Когда Кромм залез в глубокую кабину, словно опустился в уютную тёплую перчатку, взялся за обшитый кожей штурвал и застонал от удовольствия: ох, как же я хочу такую красотку! Он запустил заворчавший ртутный контур, силовая установка гукнула и равномерно замычала, её глубокий звук распространился по всему корпусу, передавая лёгкую дрожь Кромму. Он потянул на себя штурвал и поднял аэрокаб вверх, чувствуя его массу и мощь. Вот на таком точно можно было бы облететь всю ойкумену максимум за пару недель.

Кромм вылетел на поиски машины снов сразу же, как только разобрался с управлением аэрокаба. Покидать Большую Сеэру ему было очень жаль, игрушечный городок пришёлся ему по душе, но его гнало вперёд радостное предчувствие добычи. Он вытер вспотевшие ладони о штаны, чувствуя дрожь во всём теле. Из-за опасения снова столкнуться с аэриниями Кромм вёл аппарат на самой малой высоте, почти касаясь верхушек деревьев полированным днищем корпуса. С каждой милей, оставленной за кормой, он чувствовал как неугомонное сердце бесится в груди, он пытался выровнять дыхание, но ничего не получалось, в висках бешено пульсировала кровь. Протей, скоро я разгадаю твою загадку, шептал он, несясь вперёд, к линии горизонта.

Весь световой день Кромм шёл на север, чувствуя, как холодеет воздух за стеклом фонаря, закрывавшего кабину. Он глянул на забортный термометр, столбик показывал всего сорок по Фаренгейту. Ближе к закату внизу всё чаще стали мелькать разлапистые облака сосновых крон, через полтора часа лёту лиственных деревьев за бортом не осталось совсем, их сменили величественные сосны и островерхие тёмные ели, почти чёрные.

Кромм понял, что за целый день полёта он ужасно проголодался и зад его совершенно одеревенел, несмотря на удобное кресло. В сумерках он аккуратно опустил аэрокаб на небольшую прогалину в чаще. Сначала он вообще не хотел приземляться и думал заночевать прямо в воздухе, но он совершенно не представлял, насколько мощные у машины нутониевые подъёмники и как сильно их разрядит долгая ночёвка в воздухе.

Кромм откинул фонарь и на него тут же навалились пропахшие хвоёй влажные сумерки, неожиданно холодные, будто бы он на секунду заглянул в покои Снежной Королевы. Он зябко передёрнул плечами, набросил тёплый плащ, включил бортовые огни и в их неярком свете быстро сложил костерок, благо валежника вокруг оказалось полным-полно. В небе лениво поднимался бледный полумесяц. Где-то далеко, ближе к линии гор, которых он хотел достичь на рассвете, завыл волк, потом ещё несколько. Кромм улыбнулся этому звуку, ему приятно было думать, что в этих краях живут нормальные земные животные, к которым он привык.

Он поджарил на огне несколько игриво шипевших копчёных колбасок, истекавших янтарным жирком, слегка подсушил хлеб и умял этот нехитрый ужин, заедая его кислыми вялеными ягодами, название которых он забыл. Потом он завёл часы на завтра, достал бутыль дурильни и щедро налил себе полный стакан. Рассмотрел жидкость на просвет, одобрительно хмыкнул, отсалютовал полумесяцу в небе, пролил глоток на землю и негромко сказал: живым и мёртвым. После чего выпил содержимое в один присест, затоптал костёр и в полудрёме поднялся в кабину аэрокаба, где и проспал до самого рассвета до тех пор, пока мелодичная трель часов не разбудила его в половине пятого утра.

Он кое-как умылся из фляги, наскоро почистил зубы и торопливо рванул дальше на север, идя к горам и глядя, как розовый свет красит серо-белые каменные громадины вдали. Он летел ещё часа полтора. Солнце окончательно проснулось и наполнило мир ярким белым светом, заставив заиндевевшие за ночь островерхие ёлки играть и переливаться под своими лучами словно бриллианты. Целью Кромма был огромный утёс, нависавший над заброшенным кладбищем и напоминавший голову собаки или волка. Примерно за десять миль до него, Кромм забрал направо и обошёл ориентир по длинной дуге, летя на минимально возможной скорости, практически прижавшись к каменной гряде, подойдя к Собачьей скале с противоположной стороны. Посадив аэрокаб на скалу, он по-пластунски он вполз на каменный нос утёса и с полчаса внимательно смотрел на кладбище и его окрестности через бинокль. Когда грудь и живот окончательно заломило от холода, пробравшегося сквозь подстеленное одеяло, Кромм залез в аэрокаб и вернулся тем же маршрутом к исходной точке, откуда направился уже напрямик к утёсу, вновь стараясь лететь как можно тише и ниже. Лавируя между деревьями, он добрался почти до границы кладбища и кстати обнаружил небольшой овражек, окружённый густым лапником и робко зазеленевшей осиной. Он вертикально опустил аэрокаб прямо в овражек, матерясь на излишне громкий шум тормозных струй, после чего плотно запер кабину и выполз наружу.

Оставив опушку, Кромм внимательно осмотрел проход в кустах, через который он покидал лес, чтобы как следует запомнить путь к отступлению. Безмолвный погост лежал перед ним, словно бы поглощая все звуки вокруг. Кромм подошёл к высокому охристому травняку, покачивавшему длинными жёлтыми кистями под слабым ветерком, опустился на четвереньки и тихо пополз вперёд. Струйка живого песка танцевала перед ним, словно указывая дорогу.

Через несколько метров Кромм услышал редкое тяжёлое дыхание и почуял кисловатый запах псевдоживого изделия. Интенсивный запах. Кромм ящерицей пополз на звук, пытаясь двигаться совершенно бесшумно. За высокими стеблями он разглядел стоящий на земле остован. Кромм похолодел. Аэринии? Не может быть. Как они догадались?

С остована сняли обшивку и его уродливый костяной корпус слегка вздымался в такт кислому дыханию, казавшемуся жалобным и печальным. Длинные крылья, забросанные срезанными стеблями, упруго покачивались. Без обшивки псевдоживая машина была почти такого же охряного оттенка, что и травняк вокруг. Умно, усмехнулся Кромм и вынул длинный нож. В кабине остована было пусто. Кромм сощурился и огляделся. Вокруг тоже было пусто. Если кто-то и спрятался неподалёку, то он явно умел маскироваться в этих зарослях как выпь.

Кромм заполз под остован, нащупал сочленение между его грудных щитков, до отвращения напоминавших лопатки человеческого скелета, с усилием перерезал два псевдосухожилия, приставил острие к образовавшейся щели и с силой ударил в торец рукояти, вгоняя лезвие на всю длину. Он запомнил, что именно сюда била Эумене во время ночной схватки с аэриниями. Память его не подвела. Остован жалобно вздохнул, парковочные ножки подломились и он рухнул на землю обесформленной массой костей. Кромм еле успел выкатиться из-под него. Он тихо выматерился, поскольку не успел достать из брюха остована длинный нож и теперь у него осталось только короткое лезвие. Длиной чуть более пяди.

Он вновь опустился на четвереньки и пополз. Казалось, толстым жёлтым стеблям не будет конца. Он полз и полз, периодически останавливаясь и прислушиваясь. Наконец, он выполз на кладбище и, пригибаясь к земле, побежал между позеленевших надгробных плит, слегка оскальзываясь на вездесущем мокром мху. Почти пулей он влетел в большой склеп, прижался спиной к стене и отдышался.

А если аэринии его найдут? Хотелось бы, чтобы они меня насмерть подстрелили, подумал Кромм. Живым я им не дамся точно. Перережу себе горло. Если успею. Они же молниеносны, они двигаются как взмах меча. Вжик и уже на другом месте. Спокойно, Кромм, спокойно. Сейчас их нет, сосредоточься.

При мысли о том, что он может встретиться с воздушными убийцами, Кромму делалось физически нехорошо, но как только он думал о том, чтобы малодушно свалить отсюда за подмогой, грудь начинало предательски саднить. Проклятый Протей, в сотый раз прошипел Кромм. Песок легко затанцевал в маленьком квадратном окошке, откуда внутрь склепа лился бледно-зелёный жидкий свет. Кромм в отчаянии выглянул наружу. Над тающим инеем поднимался лёгкий пар. Кладбище по-прежнему казалось совершенно безжизненным. Нет, я так совершенно с ума сойду, пробормотал под нос Кромм. Или я при помощи машины снов найду следы Протея, либо съеду с катушек. Я почти у цели. Мне осталось совсем чуть-чуть. Ну, же.

Он настолько разозлился на себя, что пошёл к нужной пещере совершенно не таясь, как турист, весело размахивающий руками в такт бодрой ходьбе. Пройдя несколько кварталов, он дошёл до тёмной скальной стены, покрытой совершенно прозрачной ледяной коркой в ладонь толщиной. Кромм поднял голову, пещера должна находиться по центральной оси каменной собачьей морды, нависшей сейчас над его головой. Кромм проследил направление и пошарил по стене рукой. В этом месте скальная плита слегка сдвинулась, разломившись, и за ней он нашёл скрытый вход в пещеру. Ловко, подумал он про себя, входя внутрь и светя себе зажигалкой.

Пройдя поворот, он понял, что вполне можно погасить пламя, света здесь хватало. Он лился сверху, разрезая тёмное пространство, словно кто-то подвесил здесь большие белые листы бумаги.

Машина снов стояла здесь, прямо посреди пещеры.

Величайшее чудо света стояло буднично, как обычный стул или стол. Кромм против воли рассмеялся. Он подошёл к деревянной кубической раме примерно три с половиной метра в высоту и погладил рейки, проклеенные бамбуковым волокном для упругости. По прямоугольному внутреннему периметру, внутри которого располагалось ложе, тёмной цепочкой бежали иероглифы. Вокруг изголовья тускло светились драгоценные камни. Кромм радостно хлопнул в ладоши, но тут же спохватился, воровато оглянушись по сторонам.

Он погладил ложе ладонью и уже собирался опуститься на него, как вдруг увидел нечто непривычное. Живой песок замер. Он совершенно перестал танцевать. Кромм провёл ладонью над ним, песок лишь пошёл слабой рябью. Только не это, сказал Кромм и почувствовал как его сердце обдаёт льдом. Подделка? Он подошёл к изголовью и внимательно осмотрел его. Ничего, похожего на амулет, монтирующийся в изголовье, или гнезда под него, он не обнаружил. Он несколько раз обошёл псевдо-машину, после чего начал выбираться из пещеры.

Сдаёшься, кольнул его внутренний голос: хотя бы попробуй. Давай, иначе ты потом будешь всю жизнь себя поедом изъедать, что у тебя был шанс, а ты им не воспользовался. Заткнись, сказал себе Кромм и вдруг услышал слабый шорох. Он быстро высунул голову из-за каменной складки. Спиной к нему на расстоянии вытянутой руки стояла аэриния. Кромм тут же спрятался обратно. Блин, до чего ж отличная у неё фигура, пронеслась в голове мысль. Кромм пошарил в кармане и натянул на голову кожаную маску Саса, размалёванную под человеческий череп и скрывавшую лицо. Он снял громоздкий кожух с большим биноклем, чтобы не мешал, убрал цепочку часов в кармашек, чтобы не дай бог, ни за что не зацепиться и выровнял дыхание.

Кромм подобрал небольшой камушек, вынул нож и снова высунулся наружу. Аэриния по-прежнему стояла к нему спиной. Кромм быстро метнул камушек в кусты и очевидно попал в какой-то из могильников. Звонкий стук прокатился над каменным безмолвием погоста и аэриния молниеносно выхватила игломёт, держа его вытянутыми руками и нашаривая цель в непролазных кустах перед собой. Зелёно-чёрные псевдоживые мышцы её экзокостюма нервно сокращались в такт участившемуся дыханию.

Кромм вышел из пещеры, неслышно сделал два шага и быстро ударил аэринию ножом слева чуть ниже подмышечной впадины, туда, где защита экзокостюма была слабее всего, вогнав лезвие прямо в сердце, точно между рёбер. Она мягко повалилась, не издав ни звука. Кромм подхватил её под мышки, взял на руки и, тихо шипя сквозь зубы от напряжения, поволок горячее тело в пещеру. Носки её ботинок, оснащённые двумя опасными кривыми шипами, покачивались в такт его шагам.

Уже внутри пещеры он вновь нацепил портупею с биноклем, чтобы не оставлять следов, и забросил неудобный кожух за спину. Быстро взрезал экзокостюм, словно свежуя оленью тушу, сбросил его на пол рядом с машиной снов и бережно уложил тело в облегающем тёплом белье на кожаное ложе. Ничего не произошло. Кромм аккуратно вдел руки и ноги аэринии в мягкие страховочные петли. Обошёл машину. Песок по-прежнему безмолвствовал. Зиз и Махемоф, Гифопот и Лебеофан, всесильные боги баланса, помогите мне, искренне взмолился Кромм и охватил высоко подбритый лоб аэринии узорчатой лентой, прихватывавшей голову гипнонавта к изголовью. Лицо аэринии, раскрашенное алым и чёрным, казалось безмятежным. Обычное лицо женщины лет тридцати. Вот только в глубокие глазницы, прямо поверх её бесцветных глаз, неизвестный живодел впаял голубоватые линзы в толстом медном ободке с рычажками, выпирающими по краю.

Как только Кромм затянул ленту, закрепив её в серебряном замке, механизм щёлкнул и ложе внезапно просело вниз на сантиметр. Кромм едва успел отпрыгнуть в сторону, как тело аэринии пронзили широкие тёмные лезвия, с треском пропоровшие обшивку ложа. Одновременно с этим с высоты потолка послышался звучный удар колокола. Кромм кувырком перекатился ближе к выходу, больно ударившись о тяжёлый кожух с биноклем, выхватил нож и выглянул наружу.

Внизу за кладбищем к скале бежали люди в масках работорговцев, прочерчивая в сплошном жёлтом поле травняка, волнующегося под ветром, чёрные полосы, тут же закрывавшиеся полыми лёгкими стволами с кисточкой на конце. Быстрее всех к нему неслась ещё одна аэриния, с силой бившая по траве игломётом, расчищая себе путь. Сбоку раздался свист. Сверху упали тонкие верёвки. Кромм метнулся в кусты, поднял голову и увидел как трое работорговцев длинными прыжками спускаются вниз с нависающей над пещерой скалы.

Кромм ринулся вдоль скалы изо всех сил, стараясь прикрываться кустарником. Отбежав на сотню метров, он быстро присел и огляделся. Между хаотично воткнутых в землю могильных плит он заметил путь, казавшийся относительно безопасным. Пригнувшись к земле, он добежал до границы травняка, обогнул большой склеп, украшенный побитыми временем ангелами со сколотыми лицами, и в упор встретился с крупным одышливым мужчиной в маске, державшимся за сердце. Сердце Кромма сжалось, но в следующую секунду он вспомнил, что его лицо закрыто точно такой же кожаной маской. Там, неопределённо махнул он рукой и работорговец побежал по направлению к пещере, размахивая тяжёлым топором.

Следующий работорговец выскочил на него прямо из травняка, наводя тяжёлый арбалет. Кромм в темп бега ушёл с линии атаки, слева засадил несчастному нож в горло, подхватил арбалет и, не разбирая дороги, ринулся в густой жёлтый травняк, пригнувшись так низко, как только мог.

Со стороны пещеры до него донёсся крик, то ли победный, то ли горестный, Кромм не разобрал. Он чувствовал на губах противный привкус крови, предательская колика пронзила печень, но спасительная кромка леса шумела буквально в нескольких метрах впереди. Наконец, он добежал до густого хвойного полога и, запыхавшись, обернулся. Люди в масках стояли, растерянно озираясь. Аэриния яростно выла, стоя у входа в пещеру, и веером палила иглами в светлое небо.

Кромма трясло от страха. Нападавших оказалось слишком много. Не помня себя от ужаса, он добежал до овражка, скатился вниз, поднимая тучу опавших листьев, ударился башкой о корпус аэрокаба. Ремень кожуха оборвался, бинокль полувыпал из него и блестел медной окантовкой на чёрной земле. Кромм быстро подхватил его, запихал на место, зажал ремень зубами и вскарабкался в аэрокаб, бросив ненужный арбалет.

Первым его порывом стало желание ударить по газам и лететь вперёд, не разбирая дороги. Потом он подумал, что хорошо бы развернуться и расстрелять по работорговцам весь боезапас пневмопушки. Но вместо этого он тяжело выдохнул, посчитал удары сердца и на самом малом ходу повёл аэрокаб между деревьями на юг, стараясь не удариться корпусом о ствол.

Кромм крался через лес до тех пор, пока адреналин не перестал плескаться в крови, печень не успокоилась и дыхание не пришло в норму. После чего развернул машину и слегка приподнялся над кронами. Глянул в бинокль. Крохотные как муравьи работорговцы стреляли из пневмопушек в лес, явно наугад. Кромм встряхнул головой и полетел обратно в Сеэру на самом полном ходу, стараясь не подниматься слишком высоко. Ещё через полчаса его накрыло, колени размякли и затряслись. Не останавливая аэрокаб, Кромм достал из бардачка бутылку и жадно сделал несколько обжигающих глотков. Дурильня теплом расплескалась в желудке и он почувствовал, как быстро пьянеет. К чёрту, сказал он: в небе препятствий нет. Он поднялся выше и полетел так быстро, как только позволял роскошный аэрокаб Каймана. Щепоть живого песка издевательски резвилась на кокпите, поднимаясь тонкими столбцами и вновь опускаясь вниз.

***

К одиннадцати часам вечера он уже был у ворот Большой Сеэры, почти разрядив тревожно покашливающие подъёмники. Уровень эфирона в системе упал почти до нуля и силовая установка раз в минуту подавала тревожный сигнал. Кромм кое-как довёл аэрокаб до дворца кана Иебедайи и аккуратно посадил его между фонтанов. Охрана изумлённо переглянулась и на всякий случай взяла секиры наизготовку.

То ли разбуженный воем перегруженных двигателей, то ли ещё неложившийся кан Иебедайя в толстом халате вышел на крыльцо с развесистым канделябром в руках, прикрывая ладонью самую большую из свечей. Между распахнувшихся пол халата выглядывала смешная кружевная ночнушка, спускавшяся на разношенные войлочные тапки. Что случилось, обеспокоенно спросил кан Иебедайя, глядя, как Кромм неловко вываливается из кабины, и сползает на мраморные плитки двора, скользя спиной по полированному корпусу аэрокаба.

Вы мне сейчас не поверите, великий кан, но я почти угодил в ловушку, прохрипел Кромм: и расставлена она была так грамотно, что мне остаётся только восхититься Коггом Химероном или кто там ещё всё это придумал. Он истерично хохотнул, колени подкосились, и Кромм упал на четвереньки, чувствуя, как всё тело сотрясается от крупной дрожи. Он попытался приподняться, но не сумел и просто сел по-турецки, чувствуя холод мраморных плиток под задницей. Мне срочно нужно выпить, сказал Кромм, потом заметил Каймана, маячившего за спиной Иебедайи с обеспокоенной рожей и добавил: заметьте, на вашем аэрокабе ни единой царапинки, патрон Кайман.

Он проснулся около полудня в своём гостиничном номере. В постели рядом валялись несколько бутылок сидра и ополовиненная бутыль крепкого самогона, однако похмелья Кромм не чувствовал. Все мысли покинули его и только ярость холодной голубой стрункой пульсировала внутри в такт щепотке живого песка, бесившегося рядом. Ох, спасибо тебе, великий буамакан, ты спас меня этим своим песком, прошептал Кромм, чувствуя сильное желание поцеловать танцующие песчинки.

Он тяжело выбрался из кровати, распинывая одеяло ногами, добрёл до ванной, пропустил непрогревшуюся воду, налил почти до краёв ванны исходящего паром кипятка, подождал, пока он слегка остынет, и медленно опустился в воду.

Идиот. Торопыга. Кто тебя гнал? Кромм нырнул, чувствуя, как обжигает лицо, вновь поднялся над поверхностью, отплёвываясь и отжимая бороду, и снова спросил, глядя на собственное раскрасневшееся отражение в зеркале: доволен, блядь? Тебе, бойцу деревенскому, живодел Деметрия понятным языком сказал: не спеши, людей насмешишь. Кромм вспомнил издевательское выражение лица Каймана, вместе с Иебедайей выслушавшего всю историю поездки к машине снов, и снова нырнул-вынырнул со словами: господи, стыдно-то как. Он растёр лицо, словно соскребая с кожи невыносимое ощущение стыда и вылез из воды, роняя крупные капли.

Ненавижу. Ненавижу себя, проскрежетал он, шлёпая ногами к полотенцу. Он кое-как почистил зубы, чувствуя на губах привкус перегара, наспех оделся и спустился в холл. Церемонный гостиничный служка посмотрел на него с гримасой преданности, но Кромму почудилось, что он тоже насмехается. Кромм скрипнул зубами, неразборчиво буркнул в ответ на предложение позавтракать, и вышел на шумную площадь, залитую пением и звуками льющейся отовсюду музыки.