Читать книгу Четыре сестры - Малика Ферджух - Страница 12

Вот что было самое ужасное, что наполняло ее яростью, гневом, стыдом: она ведь и вправду поверила, что Хуан ею заинтересовался. Ей хотелось завопить во всю силу легких, во всю силу сердца, но она только и могла, что кусать подушку и глотать слезы.

Беттина отлично поняла предательство Хуана. Пре-да-тель-ство. Как он мог принять сторону этой ломаки? Как мог проявить к ней интерес? Как? Это не укладывалось у нее в голове.

В горле пискнуло, ноздри наполнились слезами. Беттина захлебывалась, как утопающая. Ей казалось – и это было больно и обидно, – что в ее сердце натыкали гвоздей.

Она села на кровати, тяжело дыша, засунув в рот уголок простыни. В темной комнате возникла Коломба, ее личико цвета свежих сливок, коса, спокойный взгляд… Беттина открыла глаза, их щипало от слез.

Было темно, и Коломбы здесь, разумеется, не было. Она рядом, в гостевой спальне… От яростного всхлипа у нее перехватило дыхание.

Беттина встала. Пол был ледяной. Она лихорадочно порылась в комоде и нашла то, что искала. Большие острые ножницы.

Дверь открылась, не скрипнув петлями, и, точно призрак, Беттина вошла в гостевую спальню.

* * *

Энид на другом конце коридора тоже не спала. Но ее, в отличие от Беттины, не обуревали мрачные мысли.

Уютно свернувшись в постели, прижимая Роберто к одному боку, Ингрид к другому, девочка прислушивалась. Поднимался ветер. Станет ли он достаточно сильным, чтобы вибрации струн проникли сквозь стены из подземелья?

Она услышала. Но не сразу. Среди ночи, когда ветер разбудил ее в самом конце интересного сна. Энид открыла один глаз, но не шелохнулась. Ей больше не было страшно. Даже приятно слушать эту странную мелодию. И думать, что она единственная в доме знает, откуда эта музыка взялась.

Кто-то приоткрыл дверь. Она тут же зажмурилась. Ингрид и Роберто тоже.

Энид узнала голоса Шарли и Базиля. Они шептались:

– Вот видишь, она не боится: спит как сурок.

– А ведь этот дурацкий призрак так расшумелся!

– Надеюсь, ты не веришь в него всерьез?

– В кого?

– В призрака.

– Нет.

Шарли чуть помедлила с ответом. Энид едва дышала. Шарли продолжала еще тише:

– Вот и застукали. Я так и думала, что эти два блохастых спят с ней.

– Я знаю еще двоих, которые спят не на своем месте…

– Про тебя-то все знают.

– Но мы не подаем виду.

– Тсс, разбудишь ее.

– По-моему, она притворяется.

Энид зажмурилась крепче. Ей очень хотелось шевельнуться, повернуться, чихнуть, заговорить, засмеяться…

– Хоть бы он прекратил свое свинство.

– Кто?

– Призрак.

Дверь бесшумно закрылась, и они ушли. Энид открыла глаза. Она чувствовала себя в ладу с музыкой, в ладу со всеми призраками на этом и на том свете. Секрет Гийеметты стал ее секретом. С помощью арфы она говорила с людьми. Энид погладила Ингрид и Роберто.

– Большой секрет. Скажите «Клянусь».

Те поклялись. То есть заурчали от скуки. Но Энид успокоилась. Она отыскала Свифта и открыла тайну призрака.

Когда встречаешься с Вечностью в девять с половиной лет, больше ничего не страшно.

* * *

Солнечный лучик лег на край одеяла, как будто хотел там отдохнуть. Но скоро он сдвинулся с места, выстучал азертиуиоп на клавиатуре компьютера, повернул, ксдфгхжлм, и упал, бам, прямо на глаз Беттины.

Одну секунду Беттина чувствовала себя как всегда по утрам – в общем, обычной девочкой, не сильно страшной, без проблем, ей не в чем было себя упрекнуть, разве что в оценке 4 из 20 по биологии и в том, что ей еще далеко до Рене Зелвегер, короче говоря, она была счастлива, насколько можно быть счастливой в тринадцать с половиной лет.

Но уже в следующую секунду к горлу подкатила тошнота. Голова раскалывалась от боли, и гвозди в сердце никуда не делись. Нет, теперь они были другими. Уже не от ярости и не от гнева. Скорее от омерзения и стыда. И от чувства вины. Ужасный вопрос встал перед ней.

Как сегодня встретиться глазами со всеми?

Она спрятала лицо в подушку и попыталась снова уснуть.

– Ты должна встать, – сказал голос отца.

– Ты должна встать, – подхватил голос мамы.

Они были в костюмах для верховой езды, со следами травы на сапогах. И явно куда-то спешили.

– Вставай. Рано или поздно тебе придется выйти.

Мама погладила ее по щеке:

– Мужайся. Ты знаешь, чтó должна сделать. Мы тебя любим.

Беттина снова уткнулась в подушку.

Через две минуты в дверь постучали. Сердце забилось как безумное.

– Беттина? – позвала Женевьева. – Десять часов!

– Ммм.

– С тобой все хорошо?

– Ммм.

Зазвучал голосок Энид:

– Ты проснулась?

– Ммм.

– Мы оставили тебе сливок от Сидони!

Беттина заткнула уши. Что не помешало ей услышать стук Шарли.

– Эй, там, подъем! Ты меня слышишь?

Шарли толкнула дверь, ворвалась в комнату и раздернула занавески, твердя, что десять часов утра – вполне достаточно для…

– Ладно, ладно, ладно, – пробурчала Беттина. – Сейчас спущусь.

– Только не мой каждый волосок по отдельности, нам еще нужна ванная!

Почему она так сказала?

Нет, наверно, случайно. Беттина не стала занимать ванную на три часа, однако умывалась не торопясь. В какой-то момент Гортензия крикнула ей через дверь:

– Продолжай, уже скоро обед!

Вот теперь ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пора было спуститься. Отступать некуда.

Беттина собрала свое мужество в кулак и понесла его как могла. Ей непременно надо было спуститься с ним вместе. Не без труда: оно хотело вырваться, убежать, оставить ее выкручиваться одну. Ему тоже было стыдно. Но все же они добрались до кухни вдвоем.

Там разбирались с посудой после завтрака. Шарли и Гортензия мыли, Базиль, Женевьева и Коломба вытирали и расставляли. В общем, отличный День всех святых.

Беттина взглянула на Коломбу. Та уже смотрела на нее с этим ее загадочным выражением лица.

– Ты тоже удивилась, да? – воскликнула Энид.

– Мы находим, что ей это суперски идет, – подхватила Шарли. – Правда, мы все считаем, что Коломба так очень красивая?

– Все, – подтвердил Базиль. – Мужской взгляд особенно ценен…

– Самое невероятное, что она остригла их сама, без посторонней помощи. Здорово, правда?

Коломба запустила пятерню в свои короткие волосы, на голове остались бороздки. Как от вилки в пюре, отметила про себя Беттина.

– Так получилось, – объяснила она. – Я видела сон, будто мне отрезали косу. И утром я… закончила дело.

– Скажи ей, Беттина, что она просто прелесть.

Беттина выпила стакан воды. Вода оказалась ужасно горькой. А Коломба по-прежнему была непоправимо хороша.

– Ей очень идет, – сказала она тихо.

– Для нашей Беттины «очень идет» – это суперкомплимент… Коломба, ты можешь понимать его как «божественно»!

Невидимая улыбка Коломбы распалила гнев Беттины. Ох как она ее ненавидела! Ненавидела ее спокойные ласковые глаза и ее добренькую ложь! Пусть бы лучше наябедничала! Пусть бы сказала: «Это она! Это Беттина отрезала мне косу ножницами ночью, когда я спала! Беттина ревнует! Она завидует!»

Но нет. Она милосердно солгала. Беттине хотелось укусить ее за это.

«Она ждет от меня извинений, – подумала Беттина, злобно размешивая хлопья в йогурте. – Умрет – не дождется!»

– Ты хочешь взбить йогурт в пену? – засмеялась Гортензия.

Беттина отложила ложку.

– Мне надо уйти, – вдруг сказала Коломба (и порозовела). – Я… Друзья предложили мне погулять с ними в лесу, на весь день.

Беттина снова посмотрела на нее. И подумала: «У нее слишком счастливый вид, чтобы я перед ней извинялась!»

Вместо этого Беттина достала из кармана отрезанную косу и положила ее на стол перед Коломбой.

– Это был не сон, – сказала она. – Тебе отрезали патлы сегодня ночью.

Коломба посмотрела на косу, погладила ее кончиком пальца. Потом приподняла, точно мертвую змею, и преспокойно выбросила в зеленое мусорное ведро.

– Это помогло мне почувствовать себя другой, – тихо сказала она. – Но я не буду тебя благодарить, а то ты разозлишься.

* * *

Впервые после смерти родителей Энид миновала четвертую дверь на втором этаже не бегом. Она даже чуть было не зашла.

Но нет. Это в другой раз.

Солнечным утром Дня всех святых пять сестер пошли украсить вереском пустые могилы Люси и Фреда Верделен.

После обеда позвонил месье Бельмонбиш. У него выдался свободный час, свободный трактор, свободный сотрудник – короче, все офигительно свободны, можно приехать и убрать клен из колодца?

– Сподобился наконец! – вздохнула Шарли, вешая трубку.

У Энид сильно забилось сердце. Вдруг месье Бельмонбиш заметит под кленом дыру? Туннель? Сквозняк? Что он тогда сделает? Неужели ее секрет будет раскрыт?

Дыру он, разумеется, заметил. Однако ничего не сделал. Филипп Бельмонбиш был профессионалом. Но профессионалом пе-ре-гру-жен-ным. И он знал, что Верделены на мели.

– Заделать эту штуку? Монтаж и демонтаж. Леса. Спуск. Работа. Это вам обойдется…

И произнес одну из цифр-стимуляторов, так хорошо ему известных.

– Нет, – твердо сказала Шарли. – Это слишком дорого.

Месье Бельмонбиша это устроило. Бури шли чередой, и дел у него было по горло и выше.

– Ладно, – заключил он, – заделаем крышку. Цементом. Недорого. Замажем. И все шито-крыто.

Его жевательная резинка была сегодня розовой и кочевала с зуба на зуб, между е и и.

Клен вытащили, подняли в кузов, крышку колодца починили, уложили на бортик. Месье Бельмонбиша с коллегой горячо поблагодарили. Энид с облегчением смотрела вслед грузовику, удалявшемуся в Тупике.

После обеда она позвонила Гулливеру, который как раз пришел с волейбола.

– Заделали колодец? Как же теперь выберется твоя летучая мышь?

– Балда Через утес. Из туннеля, который выходит к морю. Здорово?

– Ммм.

– Пойдем посмотреть с пляжа?

– Ммм.

– Ну?

– Ммм?

– Большой секрет, ладно?

– Большой-пребольшой.

– Увидим, где она влетает и вылетает.

– Хорошо, – согласился Гулливер с умеренным энтузиазмом. – Как ее, кстати, зовут, твою летучую мышь?

В прихожую вбежала встрепанная Гортензия. Энид быстро повесила трубку.

– Тревооооога! – кричала Гортензия.

Больше ничего не надо было говорить. В Виль-Эрве крик «Тревооооога!» всегда предшествовал появлению тети Лукреции.

Ее «твинго» въехал в ворота и затормозил у заднего крыльца, со стороны кухни. Шарли поспешно повязала клеенчатый фартук, чтобы скрыть дырки на футболке. Беттина кухонным полотенцем стерла с губ помаду. Энид выгнала из дома Ингрид и Роберто – из-за жестокой тетиной аллергии и несовместимости их с Делмером, ее свамп-терьером. Гортензия и Женевьева не сделали ничего, только попытались выглядеть нормально, отчего стали выглядеть подозрительно. Базиль же приготовил свою самую целебную улыбку.

Когда тетя Лукреция вошла, в костюме из каталога «Тамар», с самой раздраженной миной и пускавшим слюни Делмером, они поняли, что этот день, как всегда, будет пожертвован ее жалобам.

– Какая утомительная дорога! – пропыхтела тетя, опустившись на диван и едва не придавив Делмера.

Именно в эту минуту Ингрид тайком прошмыгнула в дом, а следом за ней и Роберто. Они как раз обсуждали, какой дорогой пробраться наверх, чтобы избежать встречи с Делмером, но пес учуял их и залаял так, что у всех заболели уши.

Он перепрыгнул через тетушку, та взвизгнула. И пока он гнался за ненавистными кошками на второй этаж, тетя Лукреция заваливалась на софу на грани обморока.

– Скорее, мою сумку! – простонала она. – Мой арманьяк! Мой старый арманьяк…

Беттина вскочила на ноги и завертела головой во все стороны, как будто искала кого-то.

– Старый маньяк? – повторила она. – Где тут старый маньяк?