Читать книгу Четыре сестры - Малика Ферджух - Страница 8

Она проснулась с бешено колотящимся сердцем. Дождя не было, но ветер дул довольно сильно и трепал шпингалет ставня. Это ли ее разбудило? Нет… Был еще звук… Звук, который она уже хорошо знала.

ООООоооооохххххоооооОООО…

Призрак.

Его горькая жалоба перекрывала стон ветра, накатывая дрожащими волнами изнутри стен, из самого чрева дома. Слышать это было жутко.

Энид выбежала из комнаты и заколотила в дверь Женевьевы. Женевьева была уже на ногах. Даже в закрытой кровати нельзя было не услышать душераздирающие жалобы, которые шли из стен. Она кинулась зажигать свет на лестничной площадке, а перепуганная Энид так и висела у нее на руке.

Шарли, Беттина и Гортензия тоже вскоре вышли… Все закутанные: ветер проникал в каждую трещинку старого дома.

– Вы слышите?

– Это призрак.

– Прекрати, Энид! Призраков не бывает.

– Не кричи. Она тут ни при чем, бедный котенок.

– Но звуки-то есть!

– Как будто дети поют… или плачут. Или плачут и поют. Может быть, они замурованы много веков…

– Замолчи, Гортензия. У меня мороз по коже.

Беттина вдруг взвизгнула и испуганно показала куда-то пальцем.

В плохо освещенном углу длинного коридора двигалась бледная тень… Энид зажмурилась и уткнулась в бок Женевьевы. Прозвучал нервный голос Гортензии:

– Что это за фигня?

Следом – голос Шарли, громче, с раздражением:

– Коломба! Кончай изображать привидение, слышишь?

Энид открыла один глаз. Бледная фигура действительно оказалась Коломбой. Очень странной Коломбой, которая шла пошатываясь, кулаки сжаты, глаза закрыты. Зрелище было жуткое, особенно под этот плач из стен.

– Она лунатик, – сказала Женевьева. – Не надо ее будить, я отведу ее в кровать.

Она осторожно взяла Коломбу за руку, сделав остальным знак молчать. Эту команду все выполнили без труда, оцепенев от страха и холода.

– Ну все, в постельку! – распорядилась Женевьева, вернувшись через несколько минут. – Завтра утром – в школу.

Разумеется, уснуть никто не смог. Поворочавшись в постели добрых полчаса, Энид спустилась в кухню выпить горячего молока.

Она нашла молоко и стаканы на столе, а вокруг стола – четырех сестер и двух кошек, которым пришла в голову та же мысль.

– Ты тоже не спишь? На, поешь.

Гортензия протянула ей миндальное печенье.

– Коломба спит?

– Сном младенца. Как только ей это удается при таком шуме?

Шарли лизнула глазурь своего печенья.

– Завтра, – сказала она, – я упрошу Базиля переночевать здесь.

Все захихикали. Она и бровью не повела.

– Может быть, – спокойно продолжала она, – присутствие мужчины отпугнет духов.

Снова смех. Шарли метнула подозрительный взгляд на лица вокруг стола. Все уткнулись в стаканы с молоком. В том числе и кошки.

– Я потеряла кольцо, – сообщила им Коломба за завтраком. – Если найдете или кто-нибудь принесет, знайте, что это мое.

После трудной ночи все клевали носом над тостами. Правда, хорошая новость скрасила начало дня: госпожа Бойлерша топилась и не капризничала. Было тепло.

– Кольцо? – переспросила Шарли, ошарашенная, как будто ее попросили передвинуть статуи на острове Пасхи одним пальцем.

– Какое кольцо? – поинтересовалась Энид.

– С ромбиками из цветного стекла. Разноцветными, как костюм Арлекина.

Беттина мысленно закатила глаза. Костюм Арлекина. Типичная фраза а-ля Коломба.

– Вы что-нибудь видели? – спросила Гортензия.

Никто ничего не видел. Коломба обреченно вздохнула.

– Это должно было случиться. Я так боюсь его испортить, что слишком часто снимаю. Ну и вот.

– Если оно в доме, ты его найдешь, – заверила Женевьева.

– Разве что призрак… – начала Беттина и умолкла, увидев выражение лиц сестер.

У ворот затормозила машина Базиля. Шарли позвонила ему, едва проснувшись, и он обещал заехать после первой консультации.

Он вошел в большую кухню с вертевшейся на языке шуткой по поводу призрака, но тотчас проглотил ее: вид у девочек был мрачнее некуда.

– Ку-ку! – окликнул он их, бросив на пол большую дорожную сумку. – Я пришел на подмогу.

Беттина указала подбородком на сумку:

– Ты рассчитываешь задержаться у нас на десять лет?

Базиль покраснел.

– Нет, – возразил он. – Но Шарли не уточнила, на сколько времени…

– Единица времени призрака – вечность, – мрачно изрекла Гортензия. – Ты к нам навсегда?

– Всего на несколько дней, – вмешалась Шарли, сделав сестрам большие глаза. – Если тебя это не стеснит, Базиль.

– Конечно нет.

«О, нет-нет-нет!» – подумали хором, улыбаясь про себя, Энид, Беттина, Женевьева и Гортензия. Ради любви Базиль готов был сразиться со всеми призраками на том и этом свете и остаться в Виль-Эрве столько, сколько пожелает Шарли. Для него это все равно будет слишком мало.

Но они оставили свое мнение при себе. Базиля они все любили.

* * *

В среду Гулливер провожал Энид на ферму Паймино, в двух километрах, чтобы купить молока и яиц. Они тащили за собой клетчатую сумку на колесиках.

– Приходил еще ваш призрак? – спросил Гулливер.

– Сегодня ночью он спал. Мы тоже.

– Хотел бы я разок у вас остаться, посмотреть.

– Дом начинает переполняться.

– А ты нашла… – Гулливер попытался вспомнить имя, но не вспомнил, – … твою летучую мышь?

– Нет.

Он не стал расспрашивать.

Сидони Паймино, которую предупредила Шарли, уже приготовила бутылки с молоком, сливки и коробки с яйцами. Сидони была одноклассницей Шарли, а потом училась в коммерческой школе в Париже. Это была высокая симпатичная женщина с огненно-красными губами и ногтями.

– Как дела в Виль-Эрве? – спросила она, пока Энид отсчитывала деньги.

– Ничего… Но без призрака было бы лучше.

– Призрака? – повторила Сидони.

– Который плачет каждую ночь, – пояснил Гулливер.

– Не каждую, – поправила Энид. – Иногда. Когда буря.

Сидони прыснула:

– Может, это призрак Гийеметты Обержонуа?

– Гийеметты Оберж… кого?

Имя показалось Энид смутно знакомым. На минуту забыв о монетках, она посмотрела на улыбающуюся Сидони.

– Кто это?

– Она была хозяйкой Виль-Эрве задолго до твоего прадеда. Вы не знаете эту легенду?

Энид что-то слышала от родителей, но это было давно…

– Расскажешь нам?

– Для начала, я приготовила паннакотту[8]. Кто хочет? Ее вкус очень подходит к легендам.

Сидони отрезала два толстых ломтя паннакотты из глиняного горшка.

– Вот, значит, как, вы не знаете печальную и ужасную историю Гийеметты Обержонуа? Ну, слушайте, ягнятки, слушайте…

Она провела по краю горшка пальцем и облизала его.

– Жили-были однажды… Гильдаз и Гийеметта Обержонуа, владельцы поместья Эскиль. И любили они друг друга безумной любовью. Они поженились и жили в красивом доме, который назывался Утёс. Гильдаз жил только ради своей Гийеметты, а Гийеметта – только ради своего Гильдаза. А еще красавица любила играть на арфе. Гильдаз подарил ей инструмент: дерево для него доставили из Венгрии, а струны – из Венеции. Гийеметта играла на арфе как ангел, и люди приезжали издалека, чтобы послушать ее. И вот однажды, в грозовую ночь в октябре, случилась трагедия. Супруг в то время был в отъезде, и полог балдахина в спальне Гийеметты загорелся. Вскоре огонь охватил всю комнату. Вспыхнула и арфа. Гийеметта хотела ее спасти, но инструмент был слишком тяжелый. Гийеметта выбилась из сил. Ветер между тем раздувал пламя. Окруженная огнем, она сгорела заживо.

– Это ужасно! – прошептала Энид, вздрогнув.

– Да, зато паннакотта ужасно… вкусная. Ладно, я продолжаю? Супруг, убитый горем, вонзил кинжал себе в сердце. А Утёс стал проклятым домом. Пустым. С привидениями. Никто не осмеливался в нем поселиться. Прошло пятьдесят лет, от него остались развалины. И вот настал тысяча девятьсот восемнадцатый год. Год, когда твой прадед, Эрве Верделен, простой рыбак, вернулся с войны. А что такое дом с привидениями для того, кто выжил на мировой войне, скажите на милость? Эрве ничего не боялся. Он купил дом у муниципалитета за гроши и вместе с братьями и сестрами решил его отстроить.

Эту часть истории Энид знала. Эрве и его родные сами обтесывали гранитные глыбы, выпиливали балки, покрывали кровлю, обустраивали парк.

Через двенадцать лет тяжкого труда Утёс стал Виль-Эрве.

– Октябрь на дворе, – продолжала Сидони. – Может, Гийеметта захотела напомнить о себе?

Она соскребла со дна горшка крошки, которые только одна и видела.

– Не надо бы мне, – сказала она. – Как же моя фигура? Но уж очень хорошая паннакотта, правда?

– Очень! – подтвердил Гулливер. – Так ты правда думаешь, что это может быть Гийеметта?

Сидони рассмеялась.

– Не верьте вы этим глупостям! Таких историй рассказывают уйму про все дома в округе. Не берите в голову!

И она показала на горшок:

– Еще по ложечке?

Энид и Гулливер отказались. Сидони отрезала каждому по большому куску, завернула их в фольгу и убрала остатки на холод.

– Как он назывался, этот инструмент? – спросила Энид.

– Какой инструмент?

– Гийеметтин.

– Арфа. Но это же просто легенда.

Сидони расцеловала их на прощание, и они ушли, катя за собой полную сумку. Когда они прошли метров сто, Энид сказала:

– Может быть, это она – призрак… Гийеметта Обер-как-ее-там.

– Я даже не знаю, как звучит арфа.

– Помнишь Арпо? Того из братьев Маркс, который молчит? Вот он на ней играет.

– Ага.

В эту ночь Энид ждала, лежа в постели, уставившись в темный потолок. Но все было тихо. Ветер улегся. И призрак безмолвствовал.