Читать книгу Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник) - Марджери Аллингем - Страница 4

– Если можно, я выйду здесь. Мы приехали.

Слова эти Джойс виновато пробормотала на ухо мистеру Кэмпиону, когда его престарелый «Бентли» мчался по Лондон-роуд навстречу башням и шпилям пустовавшего в каникулы Кембриджа. Мистер Кэмпион послушно затормозил и с любопытством взглянул сквозь кованые ворота на величественную темную махину старого дома, стоявшего за высокой стеной.

На бледном лице мистера Кэмпиона обозначилось удивление.

– Снаружи он ничуть не изменился.

– Да и внутри тоже. Что-то в нем есть… жуткое, не находите?

К облегчению Джойс, удивительный молодой человек принял ее слова в высшей степени серьезно – или, по крайней мере, сделал вид. Он вновь повернулся к дому и несколько секунд задумчиво его разглядывал.

Особняк почти целиком был погружен в темноту, если не считать сияющего над входной дверью желтого полукруга, но даже в туманных сумерках все можно было хорошо рассмотреть. Построенный в начале прошлого века внушительный дом в форме буквы «Г» c остроконечной крышей, маленькими окошками и увитыми плющом стенами действительно выглядел мрачно и неприветливо. На фоне ночного неба вырисовывались фантастические силуэты кедров. Строго говоря, ничего жуткого в особняке не было, но от его мрачных царственных стен и слепых, наглухо задернутых окон веяло холодом.

Мистер Кэмпион взглянул на девушку.

– Может, сперва заедете со мной к Маркусу?

Она помотала головой.

– Нет-нет, я должна вернуться. Они без меня как без рук, такие беспомощные… Сейчас наверняка сидят и ждут, когда им принесут грелки. До свидания. Спасибо, что согласились приехать.

В следующий миг она выскочила из машины и поспешила к воротам, а оттуда – по подъездной аллее к особняку. Он дождался, пока откроется входная дверь: яркий прямоугольник света загорелся в темноте и тут же проглотил Джойс целиком. Только тогда Кэмпион поехал дальше, в город.

Густой болотный туман окутал всю долину. Большой автомобиль Кэмпиона осторожно полз по узким улочкам, призрачным и совершенно безлюдным, если не считать двух-трех пешеходов, спешивших укрыться от влажного промозглого воздуха в домашнем тепле. Кэмпиона невольно постигло разочарование: то был совсем не его Кембридж, не шумный студенческий город, а холодная средневековая громада, под резными каменными портиками которой таились лишь запертые двери.

Свернув с Квинс-роуд на небольшую аккуратную Соулс-корт, он обнаружил, что площадь также полностью погружена в темноту, хотя все дома на ней жилые. Это был последний английский оплот обособленности, где еще не успел прижиться современный кодекс добрососедства. Ставни на окнах плотно закрывали – не столько затем, чтобы укрыться от любопытных взглядов, сколько из вежливого желания не смущать окружающих и знакомых какими-либо проявлениями своей частной жизни.

Изящный фасад дома времен королевы Анны, к которому подъехал Кэмпион, был так же черен, как и фасады всех соседних домов. Ни единый лучик света не просачивался сквозь старомодные деревянные ставни.

Молодой человек вышел из машины и позвонил в железный колокольчик. Почти сразу в коридоре раздались тяжелые шаги, дверь распахнулась, и на него повеяло странным, ни с чем не сравнимым ароматом порядка и уюта – мебельным лаком, теплом и табачным дымом. Перед Кэмпионом стояла высокая тощая горничная преклонного возраста и в строгой форме, вид которой не претерпел никаких изменений в связи с недавней эмансипацией женщин. Современному человеку ее кружевной накрахмаленный чепец показался бы головным убором далекой древности.

Горничная одарила гостя единственной невыразительной улыбкой.

– Мистер Кэмпион, – сказала она. – Мистер Маркус ждет в столовой. Для вас подали холодный ужин.

Кэмпион, слегка потрясенный тем, сколь мало изменился домашний уклад Фезерстоунов за минувшие десять лет, с учтивой улыбкой снял пальто и шляпу.

– Как ваш ревматизм? – спросил он, не сумев выудить из глубин памяти имя горничной, но зато вспомнив про ее недуг.

В награду за его чуткость на щеках горничной появился бледный румянец.

– Да все никак не отпустит, сэр.

С этими словами она скрылась в коридоре, обитом деревянными панелями: лишь похрустывал ее белый фартук да стучали по плитке каблуки тяжелых туфель. Кэмпион последовал за ней и секундой позже вошел в столовую, где увидел своего давнего приятеля.

Маркус Фезерстоун сидел у камина на стуле с высокой спинкой. Он встал и с улыбкой шагнул навстречу Кэмпиону. Ему было лет двадцать восемь, и внешний облик выдавал в нем человека определенного круга, воспитания и возраста. Костюм сидел хорошо, однако был свободного кроя, вьющиеся рыжевато-каштановые волосы слишком отросли и непокорно торчали в стороны – словом, во всем чувствовалась сознательная небрежность и попытка казаться старше. Маркус Фезерстоун мог похвастаться сухой аскетичной красотой, но сейчас, несмотря на смутное чувство собственного превосходства, он явно был на грани паники.

Он подскочил к Кэмпиону и пожал ему руку.

– Здравствуй, дружище, как я рад, что ты приехал, как рад! Похоже, моя муха все-таки оказалась слоном. Поешь, ладно? – Он махнул рукой в сторону обеденного стола. Говорил он сбивчиво, почти робко, что плохо вязалось с его панибратскими замашками.

В ярком свете огромной хрустальной люстры, висевшей над столом, вид у мистера Кэмпиона был даже более отрешенный и глупый, чем обычно.

– Перед приездом сюда я прочитал заметку в газете… – растерянным и неубедительным тоном произнес он. – Скверное дело.

Маркус бросил на него проницательный взгляд, но не увидел в лице собеседника ни малейшего намека на юмор.

– Я высадил мисс Блаунт рядом с «Обителью Сократа». Очаровательная девушка. Мои поздравления, Маркус, – продолжал он в той же отрешенной манере, которая раздражала столь многих его знакомых.

Чересчур яркий свет, блеск полированного дерева и серебра, стылый, чуть промозглый воздух в комнате – все это придавало встрече двух однокурсников необычайную формальность и чинность. Кэмпион говорил все рассеянней и неопределенней, а Маркус в силу своей природной холодности по большей части молчал.

Мистер Кэмпион с ритуальной торжественностью отведал ветчины; Маркус мрачно и вежливо за ним ухаживал, следуя одному из главнейших правил этикета – гостя необходимо как можно скорее накормить, предпочтительно чем-нибудь холодным.

Гостю же все происходящее казалось совершенно нормальным: его как будто каждый день вызывали на места катастроф и кормили холодной ветчиной. Деловито расправившись с ужином и благоговейно выкурив предложенную сигару, он наконец взглянул на хозяина дома, вежливо улыбнулся и непринужденно осведомился:

– И много у вас убийств происходит в это время года?

Маркус уставился на него, затем очаровательно покраснел.

– А тебя по-прежнему хлебом не корми – дай дурака повалять! – воскликнул он. – Я прямо как чувствовал, что ты надо мной потешаешься.

– Отнюдь. Я пытаюсь кое-что вспомнить. У тебя ведь была похвальная грамота за манеры и поведение, да?

Маркус позволил себе улыбнуться и оттого сразу стал похож на живого человека, но в следующий миг снова погрузился в прежнее состояние духа: мрачное и тревожное.

– Послушай… только не подумай, что я завлек тебя сюда обманом… но у меня сейчас туговато с деньгами.

Мистер Кэмпион отмахнулся и с укоризной произнес:

– Брось, друг! Я сделаю все, что в моих силах.

Лицо молодого адвоката просветлело. Тут пришла ревматичная горничная – убирать со стола, и Маркус предложил Кэмпиону пойти в кабинет, где можно было спокойно поговорить с глазу на глаз. Когда они поднимались по узкой дубовой лестнице, Маркус вновь обратился к приятелю виноватым тоном:

– Ты, как я понимаю, привык к подобным происшествиям? – смущенно пробормотал он. – Я, признаться, жутко струсил.

– У меня редко бывает больше одного трупа за квартал, – скромно ответил мистер Кэмпион.

Они вошли в комнату – типичный рабочий кабинет кембриджского выпускника, безукоризненный с эстетической точки зрения и лишенный каких бы то ни было элементов уюта, если не считать двух кресел у камина. С коврика им навстречу вальяжно поднялся кудрявый фокстерьер – явно с непогрешимой родословной. Маркус торопливо его представил:

– Фун. Полная кличка Фезерстоунхаф.

К легкому недоумению хозяина, мистер Кэмпион пожал псу лапу. Последнему это явно понравилось: он прошел вслед за гостем к камину, сел на коврик и в течение всего разговора сохранял то же породисто-благородное выражение морды, что отличало и его хозяина.

Маркус Фезерстоун являл собой печальное зрелище. Все неприятные мелочи жизни он привык встречать с одним и тем же равнодушием, позволяющим экономить умственные и душевные силы, однако сегодня он столкнулся с чем-то таким, что выбило бы из колеи даже самого бывалого человека.

– Видишь ли, Кэмпион, – вдруг сказал он, когда оба устроились в креслах. – Джойс угодила в самое сердце этой заварухи, что крайне неприятно – в частности, для меня.

Кэмпион кивнул.

– Понимаю. Выкладывай всю историю. Вы с мистером Сили были друзья?

Маркус удивленно поднял голову.

– Ну что ты. Разве Джойс не рассказывала? Сили был пренеприятным типом. Сомневаюсь, что он вообще с кем-нибудь дружил. Я не знаю ни единого человека, который бы хорошо к нему относился. Оттого все происходящее вдвойне неудобно. – Он умолк и нахмурился, однако через несколько мгновений взял себя в руки и продолжил: – Впервые я услышал о несчастье сегодня днем. Старуха Фарадей послала за моим отцом, но тот в отъезде, слава богу. Зимой он предпочитает другие места обитания. Я отправился в особняк и обнаружил все семейство в состоянии ажитации. Вернее, усиленно подавляемого брожения.

Маркус подался вперед и сверлил своего собеседника взглядом.

– Миссис Фарадей, разумеется, держала себя в руках. Это удивительная старуха, Кэмпион, удивительная! В гостиной, когда я приехал, сидели два инспектора сыскной полиции Кембриджшира, оба дрожали, как чистильщики ножей на балу. Ладно, рассказываю по порядку. Как ты знаешь, учеба начинается только в следующую среду, но даже во время каникул здесь трется пара-тройка каких-нибудь индийских студентов. Двое из них сегодня утром отправились на берег реки искать насекомых – и случайно нашли неподалеку от купален утопленника. Труп застрял в ивовых корнях. Возможно, он там пролежал несколько дней: погода стоит мерзкая и на речку никто в здравом уме не ходит. Студенты подняли тревогу. Приехала полиция, тело отвезли в морг. В бумажнике обнаружили визитную карточку с именем и часы с гравировкой. Разумеется, на всякий случай послали за родственниками, и Уильям Фарадей опознал тело.

Маркус умолк и мрачно улыбнулся.

– Это поразительно, но миссис Фарадей настояла на том, чтобы тоже поехать. Пока шло опознание, она сидела в машине. Подумать только! Ей восемьдесят четыре года. Тираниха и дракон, я сам ее боюсь. Но в морг поехала. Короче, Уильяма вызвали в полицейский участок, чтобы сделать заявление. И уже потом, когда мы все собрались дома, нам рассказали про пулевое отверстие. До того мы думали, что он утонул.

Кэмпион тоже подался вперед. Его светлые глаза за стеклами очков словно бы затуманились, тон по-прежнему был отсутствующий.

– Да, насчет пули… Что все-таки случилось?

Его собеседник помрачнел и весь скривился от воспоминаний.

– Эндрю прострелили голову. Я видел труп… Стреляли вплотную. Самоубийство, скажешь? Не-ет. Его связали по рукам и ногам, да и револьвер нигде не могут найти. Я сегодня встречался с главным констеблем графства. Он папин друг, чудесный старикашка – англо-индийская семья, все такое. Мы беседовали неофициально, разумеется, но он мне намекнул, что это совершенно точно убийство. Цитирую дословно: «Это убийство, мой мальчик, гнусное убийство».

На губах мистера Кэмпиона заиграла призрачная, едва уловимая улыбка, и он закурил сигарету.

– Послушай, Фезерстоун, я должен тебя предупредить. Я не сыщик, но готов помочь. Объясни только, какой помощи ты от меня ждешь.

Хозяин дома немного помедлил.

– Как бы это лучше объяснить… дело довольно щекотливое и тонкое, – наконец сухо произнес он. – Поначалу я надеялся, что ты поможешь мне избежать крайне неприятного скандала. – Он горько улыбнулся. – Видишь ли, Кембридж – одно из немногих в мире мест, где таинственное убийство твоего родственника или клиента до сих пор считается не только бедой, но и жутким моветоном. Конечно, дело давно вышло за рамки простого скандала, – поспешно добавил Маркус, – однако мне бы очень пригодился знакомый, который с нашей стороны оказывал бы помощь полиции, не будучи при этом связанным по рукам и ногам принятыми условностями и традициями. Эдакий поверенный, который бы внимательно следил за расследованием и при этом был бы – ты уж прости меня за столь возмутительное словцо, Кэмпион, – был бы джентльменом. Иными словами… – Он вдруг расслабился и заговорил почти непринужденно, даже искренне: – …отцу почти восемьдесят, работать он толком не может, а я порядком струсил.

Кэмпион засмеялся.

– Понял. Эта роль удается мне лучше всего – умелец на все руки. Надеюсь, я понравлюсь полиции. Они, как правило, не очень любят всяких наблюдателей и «помощников». Впрочем, у меня есть связи, как говорит многоуважаемый Лагг. Я готов помочь, но мне необходимо знать все о почтенном семействе и его членах. Как я понял, сейчас все подозрения лежат на дядюшке Уильяме?

Маркус не ответил, и он продолжал:

– Выкладывай все неприятные подробности. Я охоч до любой информации. Да и потом, не дай бог я ненароком, мотая хвостом и громко мяукая, вытащу на свет божий какой-нибудь семейный скелет.

Маркус взял кочергу и стал задумчиво тыкать ею в обугленное полено. От его чопорности не осталось и следа: перед Кэмпионом был голый беззащитный человек, скинувший броню хороших манер.

– Не будь мы хорошо знакомы, Кэмпион, – кстати, до сих пор не возьму в толк, почему ты так себя называешь, – я бы и не подумал тебя привлекать. Но меня просто до дрожи пугает почтенное семейство.

В его устах эти слова прозвучали многозначительно и зловеще.

– Там живет какое-то зло, – внезапно добавил Маркус, сверля собеседника взглядом ярких глаз. Искренность, с которой он это говорил, окончательно смыла остатки его напускной холодности. – Представь себе эту семью. Они лет на сорок отстали от жизни, по темпераменту все очень энергичные и напористые люди, но, увы, обделенные мозгами (не считая самой миссис Фарадей, разумеется). И вот эту пеструю толпу загнали в мавзолей, иначе не скажешь, где их держит в ежовых рукавицах престарелая мать – необыкновенная, ошеломительная старуха. Она установила в доме такие строгие порядки, что нам с тобой и не снилось, – такой муштры нет ни в одном учебном заведении. А деваться этим людям некуда, и никакой отдушины для подавляемых желаний, порывов, зависти, неприязни нет. Излить душу некому. Старуха распоряжается деньгами, ее слово – закон и истина в последней инстанции. Причем никто из домочадцев даже уехать не может: иначе им грозит голодная смерть. Зарабатывать себе на хлеб они не умеют. Страшно вообразить, что может случиться в такой атмосфере.

– То есть ты положительно уверен, что убийцу надо искать среди Фарадеев?

Прямо Маркус не ответил. Он провел рукой по волосам и вздохнул.

– Это ужасно. Эндрю даже не ограбили. Если бы у него забрали бумажник, от меня была бы хоть какая-то польза. Если бы он случайно свалился в реку по дороге домой, никто бы особо не расстроился. Но все это теперь исключено, я видел труп. Кто-то связал его по рукам и ногам и практически отстрелил ему голову. За полчаса до твоего приезда полиция сообщила, что пистолет до сих пор не найден. Боюсь, никаких сомнений быть не может. Как сказал главный констебль, «это гнусное убийство».

– Почему? – спросил Кэмпион.

Маркус вытаращил глаза.

– Ну как же… все факты на это указывают.

– Нет-нет, я не про то. Почему его могли убить? С какой целью? Насколько я понял, он был обыкновенный неприятный старикан – как и большинство дядюшек. И притом практически нищий. Уже одно это должно было обеспечить ему долгую жизнь.

Маркус кивнул.

– В том-то и загвоздка. Да, от букмекера пришел чек на крупную сумму, но судмедэксперт убежден, что тело пролежало в воде минимум неделю. Так что деньги тут ни при чем. Серьезных долгов у него тоже не было, так, все по мелочи. Денег нет ни у кого из семьи, кроме самой старухи. Словом, явного мотива я не вижу.

– Кроме одного, – заметил мистер Кэмпион. – Чем меньше претендентов на наследство, тем больше достанется остальным.

Маркус опять начал задумчиво ворошить угли в камине.

– Тоже не годится. Строго между нами – впрочем, я убежден, что вся семья давно в курсе, – некоторое время назад старуха Фарадей изменила завещание. Эндрю Сили, племяннику ее мужа, она не оставила вообще ничего. После ее смерти ему пришлось бы либо умереть с голоду, либо жить на подачки не слишком-то щедрых родственников. Сам виноват. De mortuis nil nisi bonum, о мертвых или хорошо, или ничего… Но Эндрю, как ни крути, был гнусный человечек. Вздорный мелочный тип с физиономией пройдохи. Меня самого регулярно подмывало ему врезать. А с другой стороны… они все не сахар. Сама старуха – да, благородная великосветская дама, да и Кэтрин – добрая душа, хотя глупых женщин я не уважаю. Но меня пугает вот что: в подобной обстановке меня самого начала бы обуревать жажда крови…

– А Джулия, – проговорил мистер Кэмпион, потрясенно внимавший тираде Маркуса, обычно неразговорчивого и приземленного, – что можешь рассказать про Джулию? Мне про нее почти ничего не известно. По словам Джойс, она – старая дева с трудным характером.

Маркус призадумался.

– Она меня всегда сбивает с толку. То ли она крайне умна и оттого сварлива… или же просто сварлива. Но связать взрослого мужчину по рукам и ногам, застрелить его и сбросить в реку – причем сделать это буквально за несколько минут, по дороге из церкви домой, – ну уж нет, друг, не глупи!

– Кто-то же это сделал, – с сомнением в голосе проговорил Кэмпион.

Маркус пожал плечами.

– Как знать? Последним его видел Уильям. Если бы полиция нашла орудие убийства, он бы уже сидел под замком. – Он резко вскинул голову. Из коридора донеслись тяжелые шаги, а затем в дверь тихо постучали. Горничная внесла небольшой серебряный поднос с визитной карточкой. На ее лице читалось неодобрение. Маркус в некоторой растерянности принял карточку, прочел и передал Кэмпиону.

Мистер Уильям Фарадей

«Обитель Сократа»,

Трампингтон-роуд, Кембридж

Оба были крайне удивлены, увидев на карточке имя человека, которого они только что обсуждали. С обратной стороны Кэмпион обнаружил записку, сделанную размашистым почерком и оттого с трудом поместившуюся на небольшом квадратике плотной бумаги.

«Буду премного благодарен, если вы уделите мне несколько минут своего времени. В.Ф.»

Маркус приподнял брови и растерянно убрал карточку в карман.

– Ведите его сюда, Харриет.