Читать книгу Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник) - Марджери Аллингем - Страница 8

Мистер Фезерстоун-старший долго молчал после того, как рассказ его сына подошел к концу. Встав с кресла, он медленно прошел в другой конец своего просторного личного кабинета; на его лице царило выражение глубочайшей скорби. И Кэмпион, и Маркус – единственные присутствующие – были потрясены его тихими словами:

– Стало быть, свершилось. Я давно гадал, когда в семье Фарадеев проявится дурная кровь. Сорок семь лет работаю – и надо же было этому случиться под самый занавес! Ладно, сегодня же днем схожу к миссис Фарадей. Говорите, она по-прежнему там всем заправляет? Потрясающая женщина, удивительная – и всегда такой была. С годами она не утратила ума и проницательности, но, сдается, в ее теле ни разу не вспыхнуло ни единой искры чувства – разве что вот к твоей возлюбленной, Маркус. Ужасное дело, ужасное.

Он остановился у высокого окна и посмотрел на Риджент-стрит. Свет с улицы подчеркивал удивительное благородство его черт. Прекрасная внешность мистера Фезерстоуна-старшего – его тайная гордость – отчасти была причиной его долгой и успешной карьеры в юриспруденции. Сейчас, в семьдесят, он производил впечатление высокого мудрого старца, едва ли не пророка. Седые волосы и борода были словно из чистого серебра. В серых, как у сына, глазах сквозил холодок; очки мистер Фезерстоун носить отказывался и потому многое упускал из виду.

Внезапно он повернулся к молодым людям.

– Вы, конечно, не помните старика Фарадея. Ему бы сейчас было… дайте-ка посчитаю… больше ста лет. Он был старшим сыном в большой семье и единственным, кто чего-то стоил. Остальные сбились с пути еще в молодости. Джон был ученый человек. Все хорошее в нем, полагаю, сводилось к этому. И в жены он себе выбрал умную женщину. Ум – совсем другое дело, никогда не путайте его с ученостью. – Мистер Фезерстоун умолк на несколько мгновений, затем продолжал: – Нет, я не думаю, что в их семье царил разлад. Она глубоко его уважала, в каком-то смысле даже преклонялась перед ним. По сей день, заходя в их библиотеку, я боюсь ненароком сесть в его желтое кресло.

Кэмпион вопросительно поглядел на Маркуса, и тот пояснил:

– Забыл тебя предупредить. В библиотеке стоит большое желтое парчовое кресло. Не смей в него садиться, даже близко к нему не подходи! Это кресло старика Фарадея, и после его смерти никто в нем не сидел – по крайней мере, в присутствии миссис Фарадей. Жуткая западня для несведущих гостей, надо бы на него повесить табличку с предупреждением. К счастью, в библиотеку посторонних водят только по торжественным случаям.

– Спасибо, буду иметь в виду эту желтую угрозу, – сказал Кэмпион.

Старик Фезерстоун c подозрением покосился на молодого человека.

– Хм, Кэмпион! Какая от вас может быть польза для миссис Фарадей? Понятия не имею, чем вы можете пригодиться в этом деле. По моему – да и по чьему угодно – опыту, единственный способ сделать сложившееся положение хоть мало-мальски выносимым – действовать по накатанной схеме. Дилетантские фокусы еще никого ни к чему хорошему не приводили.

Мистер Кэмпион принял это необоснованное оскорбление как приятный комплимент и учтиво улыбнулся.

– Я должен выступить в роли рессоры – механического устройства для смягчения смертоносной силы удара. Как у железнодорожных вагонов. Словом, я буду кем-то вроде личного секретаря.

Старик Фезерстоун бросил в его сторону холодный близорукий взгляд.

– Не надо вести себя так, словно вы учились в Оксфорде, юноша, – процедил он. – Дураков выпускают из обоих университетов, но, слава небесам, мы стараемся разводить особую разновидность.

Маркус сконфуженно покосился на Кэмпиона.

– Боюсь, отец забыл про твою репутацию, – виновато прошептал он.

Однако старшего Фезерстоуна никакой репутацией было не удивить – кроме той, что прошла испытание временем и продержалась минимум полвека.

– Я всех предостерегаю: дело это крайне скверное. Все, кто имеет к нему отношение, рискуют замарать руки. Я по долгу службы вынужден это сделать, но бывают случаи, когда человек имеет право на эгоизм, – и это как раз такой случай. Ты, Маркус, увяз еще глубже. Нельзя ли забрать оттуда Джойс? Она ведь им даже не родня… так, седьмая вода на киселе.

Впервые за долгие годы знакомства Кэмпион увидел в глазах Маркуса проблеск гнева.

– Джойс поступит так, как сочтет нужным, а я поддержу любое ее решение, – безапелляционно заявил он.

Старик пожал плечами.

– Хуже дурака только юный дурак, – заметил он. – Или как там говорится.

Мистер Кэмпион уже свыкся с напряженной обстановкой, царившей в этой семье, и морально приготовился стать свидетелем долгой перепалки между отцом и сыном, когда внезапно в комнату вошел пожилой секретарь и доложил, что машина уже подана. После недолгой возни с пальто, шляпой и большим шерстяным шарфом старик благополучно спустился на улицу и сел в автомобиль. Проводив его, Маркус вернулся к другу. На лице его явственно читалось облегчение.

– Слушай, Кэмпион, пойдем-ка в мою комнату, а? Там гораздо удобней. Отца не будет несколько часов. Кстати, когда должен прийти этот твой полицейский?

– Полагаю, уже скоро, – ответил мистер Кэмпион. – Он наверняка прочел мою записку; сразу после предварительного слушания, ручаюсь, он явится сюда. Тебе он понравится. Один из лучших детективов страны. Мы знакомы много лет. Кстати, вы нарочно клеите на коробки имена известных людей, чтобы впечатлять ничего не подозревающих клиентов?

– Другой рекламы нам не позволено, – ответил Маркус без улыбки. – Мы пришли.

Кабинет, в который они попали, был самым маленьким из трех комнат, составляющих контору «Фезерстоуна и Фезерстоуна». Дом – перестроенный георгианский особняк – полностью принадлежал семье, но значительная его часть сдавалась в аренду другим фирмам, исключительно благонадежным и престижным.

Это был небольшой, но уютный и светлый кабинет; вдоль стен стояли книжные шкафы полированного красного дерева и такая же мебель. Маркус сел за письменный стол, а Кэмпион устроился в кожаном кресле у огня.

– Здесь нас никто не побеспокоит, – заверил его Маркус. – Важных клиентов ведут сразу в кабинет старика, тот пороскошнее. Полпятого Джойс встречается здесь с Энн, я обещал напоить их чаем. – Он обеспокоенно провел рукой по волосам. – Это жуткое дело все перевернуло вверх тормашками! Когда сталкиваешься с подобным, невольно смотришь на жизнь под новым углом, верно?

– Газетчики всегда смотрят на жизнь под этим углом, – заметил мистер Кэмпион. – Дядя Уильям уже наверняка стал «человеком дня».

– Чертовы журналюги! – злобно воскликнул Маркус. – Я и сам, признаться, всегда читаю криминальные новости, но видеть на странице имена знакомых и близких тебе людей – это совсем другое дело.

Мистер Кэмпион отрешенно кивнул.

– Хотелось бы мне знать, как эта несчастная умудрилась отравиться.

– Думаешь, все-таки самоубийство? А я понял, что…

Кэмпион помотал головой.

– Нет-нет, ни в коем случае. Но совершенно ясно, что мисс Фарадей каким-то образом, сама того не зная, приняла большую дозу яда. Это довольно сложно сделать по ошибке – в привычном смысле слова. Ядовитые вещества, используемые в хозяйстве: нашатырный спирт, кислоты, карболка, – все это обычно отмечается яркими этикетками с надписью «не принимать внутрь». И потом, когда человек сводит счеты с жизнью, он запирается изнутри на замок. Люди имеют обыкновение убивать себя в одиночестве. Это дело требует уединения, знаешь ли.

– Да уж, – ответил Маркус и замолчал.

В этот самый миг на пороге комнаты появился тот же престарелый секретарь и доложил, что некий мистер Оутс хочет видеть некоего мистера Кэмпиона.

Когда названный гость вошел в кабинет, оба молодых человека вскочили на ноги. Высокий, худощавый, меланхоличного вида инспектор Оутс удрученно топтался на пороге комнаты. Кэмпион просиял.

– Явились за телом?

Лицо инспектора медленно расплылось в искренней, почти детской улыбке, которая полностью изменила его облик и сразу же разрядила обстановку.

– Я получил вашу записку, Кэмпион, – сказал он. – Рад вас видеть, мистер Фезерстоун. – Инспектор снял плащ и сел в предложенное Маркусом кресло, с облегчением и удовольствием откидываясь на спинку. Затем он посмотрел на Кэмпиона и улыбнулся еще шире. – Вас я тоже рад видеть, если уж на то пошло. Полагаю, на сей раз вы на стороне закона?

– Да, на этой неделе я никогда не убил, если вы это имеете в виду, – с достоинством ответил мистер Кэмпион.

Маркус был слегка потрясен их беседой, и инспектор Оутс поспешил объяснить:

– Мне часто приходится встречать этого человека по долгу службы. Как правило, его роль в происходящем столь таинственна, а ситуация – столь щекотлива, что я вечно гадаю: показывать людям, что мы знакомы, или нет. – Он повернулся к Кэмпиону. – Миссис Фарадей сказала, вы – ее личный представитель, что бы это ни значило. Это правда?

Кэмпион кивнул. Инспектор замолчал, и Маркус, сообразив, что они не хотят разговаривать в его присутствии, тактично удалился в кабинет отца. Когда дверь за ним затворилась, инспектор Оутс испустил облегченный вздох и выудил из кармана курительную трубку.

– Это ваша новая роль представителя старушки обязывает вас… э-э… хранить молчание относительно некоторых вопросов?

– Нет, – ответил мистер Кэмпион. – По всей видимости, у меня единственная благородная цель, которой я и должен посвятить все свои силы: «задержать лицо, совершившее это злостное преступление, и убедиться, что его покарают по всей строгости закона».

Инспектор хмыкнул.

– Что, правда?

– Чистая правда! От вас у меня нет никаких тайн, как говорят у нас в Сенате, – ляпнул Кэмпион. – Ну, что думаете об этом дельце? Уже что-нибудь пронюхали?

Инспектор угрюмо потер подбородок.

– Черт подери! Я чувствовал, что удача вот-вот от меня отвернется. Уже несколько дней меня не покидало дурное предчувствие. А вчера я как раз наткнулся на вас и эту девицу Джойс Блаунт. Подобные совпадения всегда приносят несчастье – по крайней мере, мне. Это моя личная плохая примета.

Кэмпион сидел в кресле и недоуменно разглядывал друга. Он понял, что сейчас ему лучше помалкивать об очередном странном совпадении, имеющем отношение к делу.

– Только потому, что я говорю на двенадцати диалектах идиша и могу поддержать беседу с пьяным шведским матросом – эти умения особенно ценятся в Ист-Энде, как вы знаете, – меня повысили и тут же отправили расследовать это дело, – продолжал ворчать инспектор. – Говорю вам, Кэмпион, какая-нибудь старая ведьма с Ист-лейн, в жилах которой течет китайская и чешская кровь, – просто божий одуванчик по сравнению с этой старухой Фарадей. Она разговаривает на неизвестном мне языке. Поначалу все было нормально. Когда она вошла в библиотеку, я даже думал, что она мне по душе. Но как только она увидела меня и открыла рот…

– А сидели вы, бьюсь об заклад, в желтом парчовом кресле, – вставил Кэмпион.

– Да, – рассеянно согласился инспектор, а в следующий миг сощурился и подозрительно воззрился на друга. – Эй! Что еще за фокусы, а? Как вы узнали, что я сидел в желтом парчовом кресле? Оно было такое солидное – вот я его и выбрал.

– Полицейский допускает роковую ошибку, – хохотнул Кэмпион и поспешил объяснить тайну желтого кресла.

– Ну все, мне конец, – скорбно заметил инспектор. – Да кто же знал, что в него нельзя садиться? Табличку бы повесили! Ладно, а вы что-нибудь откопали? Мысли уже есть? Эта сегодняшняя смерть… точнее, убийство, если верить доктору… Логично было бы заподозрить вторую сестру, Кэтрин Берри. Но вряд ли это нас к чему-то приведет. – Он замолчал и потряс головой, как озадаченный пес. – Что же касается первого убийства, то виновника было бы разумно искать в семье. Есть Уильям, помпезный розовощекий оболтус, есть сама старуха и есть Джойс Блаунт. Как по-твоему, способен кто-нибудь из них совершить убийство? Или, может, слуги? Ерунда какая-то, ей-богу. Кто из них в состоянии связать и пристрелить взрослого мужчину? Или сперва пристрелить, а потом связать? Чертовщина. Утром я только успел немного осмотреться на месте и взять показания у пары человек. Кое-что в доме меня заинтересовало, но по людям ничего сказать не могу. – Он нахмурился и, поскольку Кэмпион молчал, продолжил: – Кажется, я примерно представляю, как было совершено сегодняшнее убийство, но говорить ничего не буду – пока не найду подтверждения своим догадкам. Что ж, Кэмпион, мы с вами аж с двадцать шестого вместе не работали. Признаюсь, я очень рад.

– Взаимно, – ответил его друг. – Что у вас на уме? Каких откровений вы от меня ждали?

Инспектор достал блокнот.

– Мой помощник записал устные показания. Это мои личные записи, так что не взыщите.

– Разрисованные потешными рожицами, как я вижу, – заметил мистер Кэмпион, заглянув через плечо инспектору.

Станислав хмыкнул.

– Так, значит, насчет кузена… Джордж Мейкпис Фарадей. Про него мне рассказал Уильям. Этот Джордж был где-то поблизости, когда умер первый малый.

Мистер Кэмпион сел обратно в кресло и откинулся на спинку. По своему опыту он знал, что, если уж Станиславу Оутсу что-то взбрело в голову, надо дать ему выговориться.

– Послушайте, доказательств у меня нет, так что не смейтесь. Помните, вчера за вами плелся какой-то странный человек? Он еще сбежал, как только увидел мисс Блаунт? Так вот, сдается, это и есть кузен Джордж. Вы заметили, как он похож на Уильяма?

Полицейский ошарашенно посмотрел на Кэмпиона.

– Быть не может! Но если вы правы, то это опять совпадение, да еще какое… Ох, не к добру все это. Впрочем, мы проверим. Девица тоже какая-то подозрительная. Что она скрывает? Не могла ли она?..

– Дорогой друг, зачем бы ей это понадобилось? В любом случае она должна получить львиную долю наследства, – поспешно ответил Кэмпион. – Нет, мисс Блаунт тут ни при чем. Мы слишком рьяно взялись за дело. Не забывайте, что с кузеном Джорджем связан некий скандал, а скандалы в этих кругах играют большое значение. Вероятно, обычному человеку случившееся показалось бы сущим пустяком. Например, кузен Джордж в детстве болел туберкулезом или рахитом, а может, по молодости лет неудачно женился и развелся. Вы ведь его уже изучаете?

– Боудич занимается, ага. Кстати, неглупую особь мне дали в помощники. – Инспектор беспокойно поерзал в кресле. – Ох, чувствую, дело – труба. А ведь это влиятельные люди…

– Так и до работного дома недалеко, – кивнул Кэмпион. – Молодая жена пойдет по кабакам, а моему бедному крестнику не видать высшего образования.

При упоминании сына инспектор внезапно расцвел.

– Всего четыре годика – а поет как соловей! – похвастался он. Впрочем, его улыбка быстро померкла, и он вернулся к делу: – Ох и чудна́я это семейка, Кэмпион. Что-то там неладно, ей-богу, чертовщина какая-то творится. Конечно, мы имеем дело с безумцем, причем «замаскированным» – его все принимают за нормального. В прошлом году мне такой попался в Степни. Ученый и филантроп, между прочим. Я на него шесть недель угрохал, да и то ничего толком не накопал. Пришлось его малость прижать – он сам раскололся, всю историю нам выдал. Но тут у нас явный случай «фокусничества», как я это называю. – Инспектор подался вперед, прикрыл глаза, и Кэмпион, любивший и уважавший своего давнего приятеля, стал внимательно слушать. – Когда тебе показывают фокус – настоящий фокус, вроде тех, когда красотку распиливают пополам или негра засовывают в корзину, а корзину потом протыкают кинжалами, – то тебе будто бы предъявляют косвенные доказательства самого натурального убийства. И вместе с тем никто не удивляется, когда красотка или негр вылезают на сцену целые и невредимые. Итак, – оживленно продолжал он, – в нашем случае косвенные доказательства похожи, только мы уже знаем, что бедный Сили не вернется домой после пешей прогулки, а мисс Джулия Фарадей сейчас не заглянет к нам на огонек. Миссис Кэтрин Берри утром отнесла сестре чашку чая. Сестра почти сразу умерла от отравления болиголовом, следы которого, несомненно, будут найдены на дне чашки. Уильям Фарадей отправился погулять со своим двоюродным братом Эндрю Сили, и Эндрю Сили бесследно исчез. Косвенные доказательства весьма убедительны – опровержимы, но убедительны. К тому же родственники не ладят. Однако ни миссис Берри, ни Уильям не похожи на убийц; тут нельзя забывать, что лишь четыре процента казненных душегубов похожи на душегубов. Кузен Джордж вызывает больше подозрений, но я не понимаю, как он мог это провернуть.

Инспектор Оутс вздохнул и задумчиво посмотрел на Кэмпиона.

– Знаете, что самое неприятное? Я не понимаю, как работают мозги у этих людей, что ими движет. Мы к такому контингенту непривычные. Сколько убийств подобного рода совершается в Англии за год? Моряки, воришки, грабители, угонщики, мелкие торговцы – да, с этими ребятами я могу говорить. Я их понимаю. А как разговаривать с этой старухой – ума не приложу. Вот сидел я в этом желтом кресле, слушал ее – и половину не понимал, хотя она отнюдь не дура. Знаете, кого она мне напоминает? Видели когда-нибудь верховного судью Адамса за работой? Так вот старуха Фарадей – его копия, особенно в этой кружевной косынке.

Кэмпион ухмыльнулся, а инспектор достал из кармана аккуратно сложенный листок бумаги.

– Может, хоть вы мне поможете с этим разобраться. – Он вручил листок Кэмпиону. – Как, по-вашему, это понимать? Я нашел письмо в комнате Эндрю Сили, в верхнем ящике письменного стола. Мисс Блаунт сказала, что положила его туда в воскресенье вечером. Может, я что-то упустил? Посмотрите.

Кэмпион развернул листок. То было незаконченное письмо, написанное убористым почерком с большим количеством ненужных завитушек. Наверху красивым старинным шрифтом был выведен адрес – «Обитель Сократа». Послание, датированное 30 марта, гласило:

Моя дражайшая Нетти!

Я так давно не получал от тебя весточек, что даже неудобно писать. Жизнь здесь очень трудна. Полагаю, мы все с возрастом становимся невыносимы; впрочем, тетушка бодра, полна сил и почти не изменилась с тех пор, как ты ее видела.

Меня слегка тревожит У. Здоровье его с каждым днем все хуже, и он становится крайне раздражителен – особенно его раздражаю я. Так оно и бывает: самые незаметные и тихие люди почему-то вызывают у других особую неприязнь.

Когда я представляю твой чудесный сад и Фреда, который курит трубку на террасе, мне сразу хочется собрать чемодан и уехать к вам, хотя бы на выходные.

Сейчас я вынужден прерваться – мне пора в церковь, где преподобный П. будет сипло пересказывать 42-ю главу Бытия, об Иосифе и его братьях (что весьма кстати, если помнишь). Закончу письмо, когда вернусь. Слава богу, сегодня не моя очередь ехать с тетей.

Au revoir.

Кэмпион сложил письмо и вернул его инспектору; вместо того чтобы убрать его в бумажник, тот угрюмо уставился на листок.

– Что ж, на предсмертную записку непохоже, так? – спросил он. – И на письмо человека, который чувствует, что его могут убить, тоже. А вы как считаете? Может, я что-то упустил? Вы ничего больше не видите?

– В каком смысле? – настороженно спросил Кэмпион. – Не думаете же вы, что я определю характер по почерку? Касательно же самого письма у меня сложилось впечатление, что Эндрю просто напрашивался к кому-то в гости. По почерку можно сказать, что автор писал впопыхах, имел несдержанную и притом скрытную натуру, был полон сил и имел пристрастие к спиртному. Еще больше интересного вы найдете в моей маленькой розовой книжке под названием «Характер букв или характер в буквах? Узнай все про своего избранника по его почерку». Но вас, полагаю, это не интересует…

Инспектор, все еще растерянно глядя на письмо, пробормотал:

– Ну, это не улика, если вы про то. А наш Сили, похоже, был изрядный зубоскал. Люди его на дух не выносили. Кстати, если удастся, осмотрите его комнату, хорошо? Я разрешаю. У меня воображение не слишком богатое, однако, судя по обстановке, тип был явно неприятный. Спальня мисс Джулии тоже производит не лучшее впечатление. Но комната Сили вообще ни на что не похожа. Странный дом, ей-богу, и странные люди. Ах да, кстати, с этим письмом есть еще одна закавыка. Никто понятия не имеет, кому оно адресовано. Про эту Нетти вообще никто не слышал. – Инспектор покачал головой. – Что за семья! Ничего друг про друга не знают.

– А миссис Фарадей вы спрашивали?

Станислав Оутс кивнул.

– Первым делом ее спросил – старушка ведь в письме упомянута. Она не смогла – или не захотела – мне помочь. Да еще ехидно отметила, что живет на свете восемьдесят четыре года и в свое время имела более чем широкий круг общения, всех не упомнить. Мол, никто в своем уме не станет ждать от нее настолько феноменальной памяти. После подобных замечаний желание задавать вопросы как-то отпадает… Ладно. – Инспектор сунул листок обратно в бумажник. – Мы только начали. Предварительное слушание по делу Сили намечено на завтра. Нам за один день не управиться, будем просить отсрочку – дадут еще пару дней, надеюсь. Как я понимаю, власти хотят как можно быстрее все замять, потому что через неделю начинается учеба. Странные тут люди, доложу я вам! Заместитель коронера и коронерский суд – все злющие как черти, так что нам придется допрашивать свидетелей прямо в актовом зале. Разместить бы эти университеты и колледжи где-нибудь в глуши, чтобы не мешали работать!

Кэмпион засмеялся, и инспектор тоже.

– М-да, рано или поздно нервы сдают у всех, – заметил он. – Понять бы, как этот чертов болиголов оказался в чашке! Я, конечно, комнату осмотрел, но там как раз тело выносили: скорбящие родственники и доктор все истоптали, ясное дело. Им я не понравился, но я вообще мало кому нравлюсь. Никаких улик я не нашел – ни клочка бумаги, ничего. Может, еще найдем, – с надеждой добавил инспектор. – Спальня страшно захламленная, даже у кровати есть нижняя юбка! Но пока все идет к тому, что яд внесли прямо в чашке – а это уже выше моего понимания. – Он встал. – Ладно, пойду. Да, кстати, насчет кузена Джорджа. Я попросил его фотографию, но ни у кого нет. Пожалуй, надо поговорить с этой девицей.

– Она, возможно, уже здесь, – сказал Кэмпион. – Мы как раз ее ждем, и я вроде бы слышал снаружи женские голоса. Подождите минутку.

Он вышел из комнаты и через некоторое время вернулся уже в компании Джойс. Она все еще была бледна, но держала себя в руках. Инспектору она лишь холодно кивнула, и на ее лице, в спокойных глазах отразилась открытая неприязнь. Инспектор храбро бросился в бой:

– Мисс Блаунт, мы с вами познакомились не далее как вчера, у могилы Томаса Лиллипута. Пока мы беседовали, во двор вошел некий человек. Увидев вас, он тут же скрылся. Вы были явно встревожены его появлением. Помните?

Джойс взглянула на Кэмпиона, но молодой человек хранил полную невозмутимость. Инспектор по-прежнему ждал ответа, и она кивнула.

– Помню.

Станислав Оутс откашлялся.

– Итак, мисс Блаунт, подумайте хорошенько: человек, прервавший вчера нашу беседу, был Джордж Мейкпис Фарадей, которого в «Обители Сократа» называют кузеном Джорджем?

Джойс с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть, и снова с надеждой посмотрела на Кэмпиона.

– Я обязана ему ответить?

Тот учтиво улыбнулся.

– Боюсь, что да.

На щеках девушки тут же вспыхнул румянец.

– Миссис Фарадей убеждена, что от полиции ничего скрывать не нужно. Вчера в городе мы повстречали того самого кузена Джорджа, так ведь? Признаюсь, это моя догадка. Он был так поразительно похож на Уильяма, что я не удержался и разыграл вчера перед Маркусом презабавную сценку, выставил себя настоящим детективом. Я описал внешность вчерашнего незнакомца – и Уильям подтвердил, что это кузен Джордж. Мы лишь хотим удостовериться.

Девушка повернулась к инспектору.

– Да, – едва слышно промолвила она. – Это был кузен Джордж. Но вам не нужно его искать. Это погубит миссис Каролину. И потом, я уверена, что он не убивал Эндрю. Сами посудите: как он мог?