Читать книгу Тёмная сторона Луны - Маргарита Менчинская - Страница 13

Сбываясь в срок, мечта попадает в архив. Не сбываясь, превращается в навязчивую идею. Сбываясь с опозданием, может стать спасением, а может – несчастьем или бедой.

Все эти открытия, которые рано или поздно делает каждый человек, были у Кати где-то впереди. Одно не подлежало сомнению: на пути познания жизни и её законов, включая знаменитый закон подлости, она стояла обеими ногами.

– Ты, доченька, прямо на себя не похожа, – заметив странности в поведении дочери, не выдержала Надежда Ивановна. – Задумаешься и сидишь, в одну точку смотришь. Спрошу, не слышишь.

Катя вспыхнула, но лишь пожала плечами. Всего она могла ожидать от Лёни, но только не приглашения на вечер в его школу. Бывая там регулярно, Лёня успел использовать весь набор отговорок, чтобы не брать её с собой. И вдруг ясно дал понять, что не примет отказа.

– В Лёне дело? – снова решилась на вопрос Надежда Ивановна и, подумав, добавила, – не простил, может?

– С чего ты взяла, мама! Наоборот, в субботу идём с ним на вечер в его школу.

Катя очень старалась произнести это бодрым голосом, но что-то в нём насторожило её маму, которая сразу нахмурила брови и снова обратилась с вопросом.

– А этот парень, Лёша, кажется, не там учится? Даже не знаю, что сказать! Проверку тебе устроил? Для него твой взбрык, конечно, удар по самолюбию. Сама-то ничего не хочешь мне сказать?

– Что, мама? Не понимаю, о чём ты! Если о нас с Лёней, то всё хорошо. Правда!

– Я верю-верю, – замахала руками Надежда Ивановна, – просто беспокоюсь. Твой отец тоже присмирел, когда понял, что птичка могла упорхнуть из клетки, а теперь измывается. Самолюбие, знаешь, это такая штука, которую ничем не успокоить. Уж я-то знаю. Так что не ходила бы ты, мой тебе совет. Скажу, заболела. Мне поверит.

Катя опешила. И Алеся, и Анька, и мама – все в один голос упрашивали её не ходить на этот вечер, но, видимо, у неё тоже имелось самолюбие, и оно не позволяло ей трусить.

– Сама натворила делов, мне и отвечать, – коротко, но твёрдо ответила она, потом смягчила голос. – И не волнуйся. Если это экзамен, то я к нему готова. И не надо этих сравнений. У нас с Лёней другая история.

– Ах, вот в чём дело! Ну, как знаешь, дочка, тебе видней.

В голосе Надежды Ивановны чувствовалась насмешка, но Катя решила не обострять больной вопрос. Лёня представлял интерес и для неё тоже: когда она была верна ему, позволял себе всякие странности, теперь – в своём отношении к ней – был безукоризнен. Ни разу – ни словом, ни делом не напоминал о её проступке. Она, разумеется, наступила на его самолюбие, в этом Катя не сомневалась, но вместо того, чтоб потерять, только приобрела от этого шага. Лёня изменился и изменился в ту лучшую сторону, которой она могла совсем не узнать. И теперь всё чаще смотрела на него каким-то другим взглядом, в котором вместо прежней слепоты влюблённости появилось нечто жалостливое, сродни материнскому. И это был ещё один секрет, который Катя не открывала даже самой себе.

Самоуверенность юности – это корабль, который несётся на рифы на полном ходу. К чёрту чужие карты и лоции. Ты сам управляешь им, и это главное. И совершенно неважно, что этот маршрут не нов, что ты не первый и не последний, кому не терпится обойти всех на этом пути и первым достичь благословенных берегов счастья. Всё получится. Главное верить. Наверное, Катя тоже рассуждала подобным образом, сейчас она уже не помнила. Поэтому отказалась прислушаться к своему сердцу, которое больше, чем о себе, беспокоилось о чувствах других людей, и всё же больше всего – о безопасности Лёши.

Пытаясь нащупать мотив в поступках Лёни, она совершенно запуталась. Брать её с собой, когда весь город только и говорит о том, что она наставила рога своему парню, казалось верхом сумасбродства. И верхом глупости было не учесть тот факт, что редкая драка в этом городе обходилась без Лёни. Как показала встреча с Лёшей, он или совсем не умел скрывать чувства, или не видел в этом необходимости. И Катя всерьёз опасалась, что Лёня воспользуется правом обиженного и на глазах у всей школы преподаст ему урок.

Кто там что-то имеет против женской логики! Бойтесь женской фантазии! К назначенному дню Катя так вымоталась, что напугала Лёню.

– Ты не заболела? Температуры нет? – спросил он, едва вошёл в дом.

– Нет-нет, голова немного болит. Это от недостатка свежего воздуха. Как пришла из школы, так и не выходила на улицу.

Катя осмотрела себя в зеркале и, собрав в кулак остатки самообладания, улыбнулась Лёне через собственное отражение. Как и было заказано, она надела его любимую красную юбку. Прямая, с разрезом спереди, она подчёркивала стройность фигуры и действительно очень шла Кате, но сегодня, кроме того, подчёркивала цвет её щёк.

– Когда горят щёки, кто-то тебя хвалит. Если уши – обговаривает. Не знаю, правда ли, мама так считает.

– И моя тоже, – улыбнулась Катя и, ей показалось, покраснела ещё больше. Поводов для пересудов она предоставила достаточно, но если кого могла винить в этом, то только себя. Уже успела понять, что самое сложное в жизни – не усложнять себе жизнь.

– Я тоже нарядный, не бойся. – Лёня сделал шаг назад и, распахнув полы своей шубы из искусственного меха, выполнил разворот на одной ноге. На Катю пахнуло ароматом его одеколона. – Нравится? – Лёня озорно блеснул глазами и улыбнулся загадочно.

– Конечно, нравится. Девушки будут в восторге.

Катя пожалела, что сказала это, но Лёня в долгу не остался.

– Ну и хорошо. Нельзя терять формы! – потом подмигнул ей.

Обычно скупой на слова, сегодня он был как никогда разговорчив и всю дорогу до самой школы развлекал Катю всякими смешными историями из школьной жизни. Однако сразу поменялся в лице, когда понял, что танцы ещё не начинались.

– Что за фигня? Мы с тобой, вроде, не торопились! На кой нам их песни про партию и комсомол! Мне телевизора хватает! Как ни включишь, одно и то же! Ободзинского, вон, сожрали, когда он отказался про партию петь! – Лёня готов был развернуться, но смех зрителей быстро улучшил его настроение. – О, другое дело, – быстро передумал он и, схватив Катю за руку, потащил за собой. Шёл быстро, раскидывая колени в стороны, и, достигнув дверей, протолкнул её вперёд себя прямо в толпу опоздавших. Сам встал чуть позади и обеими руками обхватил Катю за талию.

В зале не осталось свободных мест, и вся эта живая и жадная до дешёвых зрелищ масса обрушилась на них всем своим любопытством. Этого момента Катя больше всего боялась. Лёня, напротив, совсем не закрывал рот и, как ей казалось, прятал что-то за этой не свойственной ему словоохотливостью, сдабриваемой смешками.

– Толян – Трубадур, вот умора! Про вечер сказал, а про главную роль не стал распыляться! Получит у меня! Лишил такого удовольствия! Шпана.

Катя терпеть не могла это слово, которым он будто бы жонглировал безо всякой на то надобности, однако улыбнулась и вновь вернула взгляд на сцену.

Постановка «Бременских музыкантов» в версии данного учебного заведения, располагающего собственным актовым залом, выглядела пародией, но именно в этом, видимо, и состояла её прелесть для зрителей, которым с появлением Лёни и его девушки пришлось делать непростой выбор между любопытством и любовью к искусству. Финал этой знакомой каждому истории был близок, и любовь к искусству оказалась важней.

Раз уж Катя согласилась в этом участвовать, то точно не затем, чтоб восхищаться игрой артистов. Зал, следуя желанию увидеть Лёшу, она обыскала дважды и почти потеряла надежду, как вдруг обнаружила его среди друзей Трубадура, которые появились сразу, как только король обрёл свободу. Зрители аплодировали, а Катя пыталась унять эту предательскую дрожь во всём теле, которая возникала при одном упоминании этого имени. Если Лёня хотел устроить экзамен, то теперь было самое время посмотреть в глаза Кати. Там было всё – от страха до ожидания чуда, как у человека, уверовавшего в бога и впервые попавшего в храм. Но Лёня видел только её макушку.

Воссоединение любящих сердец подняло зрителей с мест. Овациям могли позавидовать лучшие театры мира. Артисты несколько раз выходили на поклон, наконец, выстроились в ряд и тоже аплодировали вместе с благодарной публикой. Катя избегала смотреть в сторону Лёши и всё же заметила, что повышенное внимание его сковывает. Место на сцене, в шаге от кулис, служило лучшим тому доказательством.

– Пойдём, шмотки в гардероб сдадим, – сказал Лёня и, взяв Катю под локоть, вывел в коридор. – Пока стулья растащат, аппаратуру на сцену вынесут. Знаю я эту историю. А пока школу тебе покажу. Класс, в котором учился. Даже не верится, что в армию скоро.

Он сказал это и ненадолго исчез за ограждением гардероба. Когда вернулся, Катя не стала ждать другого случая.

– Ты можешь не верить, конечно, но я буду ждать тебя.

– Да ладно, – небрежно бросил Лёня и стал подниматься по ступеням на второй этаж, – вон, пацаны рассказывают: первые полгода письма ещё приходят, а вот потом – приглашения на свадьбу. Только, знаешь, я не в обиде. Это личное дело каждого.

Он произнёс последнюю фразу и, наконец, повернулся лицом, на котором надёжно закрепил маску полного безразличия. Всё это – в том или ином воплощении – Катя уже слышала, не один раз, и не исключала, что Лёня попросту провоцирует её на какие-то действия, возможно, ждёт клятв, заверений в верности. Время стремительно неслось мимо, приближая тот день, когда вооружённые силы примут в свои ряды новых мальчишек, чтобы сделать из них мужчин. Историей с Лёшей Катя подпортила себе репутацию и просто пообещала самой себе, что непременно дождётся Лёню и будет писать ему каждый день, не меньше двух листов.

Вряд ли она способна была понять, что попалась на наживку, как маленькая глупая рыбёшка – Лёне оставалось лишь подсечь добычу – и он вдруг снова начал шутить, рассказывать всякие смешные истории, мрачнея лишь в те моменты, когда открывал дверь и заглядывал в пустой класс. Как было не поддаться искушению, отпустив собственную фантазию так далеко, чтобы рассмотреть в мельчайших подробностях даже тот день, когда он возвращается из армии ещё более красивый, возмужавший, без этих мальчишеских выходок, режущих слух словечек. Любуясь им, Катя всего лишь торопила время и угождала каким-то своим амбициям, тщеславию, но никак не сердцу и не разуму. Спор между ними не прекращался даже сейчас, пусть даже она и разрешила себе искупаться в жарком омуте Лёниных глаз до головокружения.

Тишина верхних этажей принадлежала им одним и нарушалась лишь звуком их шагов. Отскакивая от стен, он тотчас искажался эхом пустых коридоров и разлетался в стороны, создавая иллюзию присутствия кого-то ещё. Прошлое шло по следу, будоражило воображение и в какой-то миг всё-таки настигло Лёню, заставив замолчать. Прислушиваясь к голосам, которые доносились снизу, он иногда поглядывал на Катю и, достигнув лестницы, ускорился. В сапогах на высоких каблуках, Катя с трудом за ним успевала. Идя сюда, она имела лишь подозрения и теперь – один за другим – получала факты в пользу их обоснованности. Лёня действительно готовил ей экзамен. Первую её часть, в зрительном зале, Катя, видимо, сдала, раз он всё ещё тратил на неё своё время. Найти ей замену он мог легко, всего лишь щёлкнув пальцами. Она успела заметить, какими глазами на него смотрят девушки. На неё они смотрели, как на воровку, которая оттяпала у них самую лучшую часть пирога. Ужас состоял в том, что Кате это пришлось по вкусу. Серая мышка примеряла на себя новую шкурку. Новизна ощущений скрашивала холодок тревоги, а чувство вины служило вдохновляющим фактором, позволяющим отыграть роль, как следует.

Торопясь достичь холла, пока не разошлись зрители, Лёня ни разу не оглянулся. Последний пролёт он преодолел в три шага и, развернувшись всем телом, застыл в гордой позе. Восторг сияющих глаз был явным перебором и ещё одним фактом в копилку незабываемых впечатлений. Именно этих нескольких десятков метров сквозь строй Катя боялась больше всего. В зале, куда Лёня повёл её после того, как галантно предложил правую руку, существовал хоть какой-то шанс затеряться и прикрыться музыкой. Расступаясь перед ними, толпа выглядела так, будто сверяла увиденное с тайным списком претензий и требований. Но Лёня нёс себя гордо как никогда. Раскланиваясь налево и направо, он иногда отвечал рукопожатием и всякий раз косил взглядом в сторону своей спутницы.

Роли были расписаны, как в плохой пьесе. Катя с трудом справлялась с собой. Коридор спасительно сузился и уткнулся в дверь, когда оттуда выбежал Лёша. Переодетый в свою одежду он, по всей вероятности, спешил к умывальнику с зеркалом, чтобы привести в порядок причёску. Крупные локоны длинных, до самых плеч, волос торчали в разные стороны, и, встретив преграду на своём пути, он попытался их пригладить, чем ещё сильнее обозначил смущение и ужасающую неловкость ситуации, которую усугубляло немалое количество зрителей и ограниченность пространства.

Уж если судьба бралась проучить Катю, то делала это как следует! Место, время, а также зрители, включая её саму вместе со змеем-искусителем – всё располагало к тому, чтобы Лёня ответил на вызов и порадовал толпу. В финале Катя почти не сомневалась, как вдруг увидела, что Лёня протягивает руку своему сопернику. Вряд ли Лёшу смутила его рука, скорее, то обстоятельство, что на неё опиралась Катя. Но таиться он не стал и, задержав взгляд на её взволнованном лице, кивнул и только после этого ответил Лёне крепким рукопожатием.

Этот момент стоил того, чтобы вписать его в свою память, что Катя и сделала, и при первой возможности пересказала Ане во всех подробностях.

– Вот уж я лучше бы сквозь землю провалилась! Говорила же тебе: за-бо-лей!

Катя рассмеялась, впервые за долгое время так радостно.

– Нет, ты не понимаешь, Аня, это надо было видеть! Я от Лёньки такого олимпийского спокойствия не ожидала!

Брови Ани взлетели вверх.

– А от Лёшки?

Катя затруднялась ответить. Лёшу она совсем не знала. Тот вечер, когда они кружили вокруг её дома, до сих пор казался чем-то из разряда «так не бывает». С Лёней всё было обыденно, как в жизни реальных людей. Катя не раз замечала, что ему скучно с ней, но вряд ли сама чувствовала нечто иное. Вчера Лёня оказался на недосягаемой высоте её представлений о нём, и она приказала себе забыть всё неприятное, обидное, мучившее несовершенством. Приказала! Другое слово здесь не подходило. Ей с раннего детства было знакомо это состояние, когда рисуешь в своём воображении одну картинку, а на деле получаешь другую, но делаешь вид, что всё идёт в нужную сторону. Главное, чтоб никто не догадался, не проник глубже, чем ты сам себе разрешил. Слой, ещё слой, и спустя какое-то время ты сам не в состоянии добраться до этих глубин, чтобы спросить себя, какой из двух предложенных судьбой вариантов ближе к счастью, о котором ты мечтаешь украдкой, ложась спать.

Легко рассуждать об этом в сорок. А попробуй решить эту задачу в шестнадцать лет! Сплетни, пересуды, злорадство. Катя наелась этого сполна. А, заплатив по счетам совести, совсем успокоилась. Однако вопрос Ани заставил её прислушаться к себе.

– От Лёшки? – переспросила она и растерянно пожала плечами. – Мама говорит, что первое впечатление часто и есть самое верное. – Она осеклась, вспомнив о злополучном походе и сразу сделала поправку. – Хотя, бывают и исключения. В каждом правиле они есть. А Лёшу я совсем не знаю. Кто он? Откуда?

Ресницы Кати стыдливо метнулись вниз, а румянец на щеках выдал чувства лучше любых слов.

Обычно лицо Ани бывало красноречивее всяких слов, но только не в тот момент. Она абсолютно беспристрастно, будто отвечала скучный урок, поведала то немногое, что знала.

– Я три года с ним училась. В первом классе даже за одной партой сидела. Пацан как пацан, ничего особенного. Правда, за косички меня не дёргал. Не было такого. Учился нормально, даже отличником был в первом классе. Сама не знаю, почему до сих пор помню. Странно. Хотя…

Аня прервалась и задумалась. То, что она уставилась в одну точку, свидетельствовало о том, что сейчас она скажет что-то очень важное. Водилась на ней такая особенность.

Кате знала об этом и не торопила.

– Мама у него умерла, когда мы в первом классе учились, – добавив взгляду сочувствия, сообщила Аня. – Девчонки шушукались об этом, жалели его. Он ведь не местный, здесь его бабушка живёт. Старенькая такая, на мою похожа. А после третьего класса он опять к отцу уехал. Так и ездил: туда – обратно. И там учился, и здесь. Теперь здесь, значит. Может, отец женился? Забыла я, как город называется. На «Б», точно на «Б», Барановичи или Бобруйск, Борисов, может? Я их всегда путаю. Отец ведь у него тоже военный.

– Все бабушки похожи, – задумчиво произнесла Катя, чувствуя, как её тоже захлёстывает жалость. – Он ничего не сказал мне о маме.

Анька возмущённо хмыкнула.

– Ну, ты смешная! Как ты себе представляешь это? – Она вышла на середину комнаты и поклонилась. – Здрасьте, господа хорошие, у меня нет мамы.

Получилось зло и глупо, обеим стало стыдно.

– Да, ты права, об этом не говорят, – грустно согласилась Катя.

– Люди о многом умалчивают. Так постепенно и учатся врать себе.

– Это же глупо! – совершенно искренне возмутилась Катя. Быть честным с собой гораздо труднее, чем быть честным с другими. Эта истина ещё требовала доказательств. Аня пожала плечами и развела руками в стороны. Казалось, знала больше, чем говорила и видела дальше, чем её незадачливая подруга, имеющая талант влипать во всякие неприятности.

– Знаешь, – сказала Аня, подумав, – у него ещё тогда, в первом классе, были такие взрослые глаза, будто о жизни он знал больше других. Хорошо его помню. Помню, наблюдала за ним, так жалко было. А он держался, молодец… Ужас, зачем я тебя толкнула? Выходит, я во всём виновата! Я же вижу, как ты мучаешься!

Катя улыбнулась и замотала головой.

– Нет-нет, ты точно ни в чём не виновата, Аня. Я бы сама к нему подошла. Теперь уже точно знаю. Видимо, так было надо. Всё просто совпало в тот день. Звёзды так сложились. Помнишь, даже снег выпал, первый снег. И не растаял!

Катя боялась признаться в этом даже себе и, произнеся вслух все свои тайные мысли, отблагодарила Аню взглядом. Однако Аня всё равно продолжала себя ругать, это угадывалось по выражению её лица, которое в конце стало виноватым.

Катю окружало много людей, и много людей среди них было хороших. Но человек, который мог так сочно называть её Катькой, как это делала Аня, существовал в этом мире пока только в единственном экземпляре. А разве умел кто-то взваливать на себя часть её вины или обзывать дурой, хлёстко и даже зло, но совсем не обидно? Анька, Аня, Анечка. Даже критикуя какие-то действия Кати, она подбирала такой тон и такое выражение лица, что той хотелось заплакать от умиления. Из этих трогательных моментов складывалась эта девичья дружба, которая после каждого испытания, что выпадало на долю Кати, только крепла, делая этих девчонок всё ближе и всё родней.

– Вот чтоб я без тебя делала, Ань?

– А я? – переспросила Аня и сама ответила, – со скуки бы померла! А с тобой – всегда в гуще событий!

Она смеялась, а в глазах стояли слёзы. Катя обняла её и тоже заплакала. Шторм, отнявший много душевных сил, закончился. Экзамен она сдала и имела возможность расслабиться, до следующего раза. Жизнь, как она успела понять, устроена также как школьная программа: усваиваешь материал по теме, потом получаешь оценку и переходишь на следующий уровень или остаёшься на второй год, отнимая у себя годы жизни. Вот только понимаешь это не сразу, именно потому, что врёшь себе. Это была теория, всего лишь теория, известная всем. Но далеко не все применяли её на практике. Катя пополнила число этих людей и даже не заметила. Она сдала экзамен Лёне, но, как выяснится позже, не своей требовательной и щедрой на всякого рода испытания судьбе, которая не собиралась делать поблажек и уже готовила очередную проверку своей нерадивой ученице.