Читать книгу Тёмная сторона Луны - Маргарита Менчинская - Страница 4

Бутерброд застревал в горле. Катя усилием воли проталкивала его внутрь и старательно делала вид, что не понимает отцовских шуток. Но отца это только подхлёстывало, и он сам шутил и сам смеялся, злорадно, иначе, кажется, уже не умел.

Приход в класс новеньких привнёс с собой много изменений к лучшему, но вместе с тем высветил недостатки, с которыми Кате и многим её одноклассникам местного происхождения приходилось мириться.

Трудность жизни суживает кругозор. Человек замыкается на проблемах и либо уходит в пьянство, либо в агрессию в отношении близких. Павел Шкловский, трудолюбивый и ответственный в работе, не пьющий и не курящий, выбрал второй вариант.

– Так, говоришь, и палатки, и спальные мешки, и всё остальное эти ваши вояки подогнали. Для них это раз плюнуть. Для них всё раз плюнуть!

Отец начал заводиться. Отвечать ему Катя не рискнула, но этим лишь подлила масла в огонь.

– Мешки, поди-ка, большие, на двоих! – грубо и отрывисто бросил он и снова рассмеялся. Глаза остались колючими и пытали её на предмет ответной реакции. Следуя маминым советам, Катя сохраняла невозмутимость, лишь взглянула на дверь и сразу пожалела об этом.

– Защитница твоя раньше девяти не появится! Говорил я ей, добром это не кончится! Это только цветочки! Попомнит меня, когда ягодки пойдут!

По лицу отца разлилось грязное самодовольство, какое бывает у человека, получившего полное подтверждение своей правоты. В этом он на целую голову превосходил Марину Александровну. Она тоже обожала предсказывать события, а потом торопить их по своему усмотрению. Делать грязных намёков ей не полагалось по должности, но на взгляды она не скупилась и щедро сдабривала ими воспитательный процесс.

Поход, и не просто поход, а полноценный поход с ночёвкой, который она пообещала классу, уступив родителям новеньких, стал мощным раздражителем для её неуравновешенной психики. Катин отец узнал о нём два дня назад и с той поры только и делал, что уничтожал собственный авторитет родителя. Регулярно получая благодарности за воспитание дочери, он понятия не имел, в каком классе она учится. К школе за девять лет не подошёл на пушечный выстрел. Но, наблюдая общность взглядов на жизнь и на современную молодёжь в частности, Катя порой подозревала этих людей в подлом сговоре.

Второй бутерброд, так и не сумев осилить свой завтрак, Катя завернула в бумагу и засунула в походный рюкзак. Она видела, что отец сверлит её взглядом, но оглядела себя в зеркале со всех сторон и, улыбнувшись своему отражению, вышла за дверь с улыбкой на губах. Слёзы брызнули из глаз позже, когда стало понятно, что улица пуста.

Нет, Катя не обижалась, скорее, пребывала в острой фазе недоумения, совершенно искренне не понимая, как выжить в этой агрессивной среде, а главное – как оставить маму на этого человека, который с годами становился только злее. А эти его шутки! С чего он говорил такие обидные вещи! На каком основании? Почему во всём и всегда видел только плохое?

На самом деле, парни интересовали Катю постольку, поскольку сами проявляли к ней интерес, и до прихода новеньких виделись ей недоумками. Она сама удивилась, как легко сблизилась с Сашкой и Борькой Окишиным. Это были два друга «не разлей вода», и Катя обрадовалась и не слишком удивилась, когда, свернув в переулок, ведущий к школе, увидела их бегущими ей навстречу.

Слёзы к тому времени успели высохнуть, но на всякий случай она протёрла глаза руками и улыбнулась как можно более беззаботно.

– Ты позже не могла?

– Мы уже все глаза проглядели! – хором начали мальчишки и рассмеялись, смущённые единодушием, которое в данном случае лишь подтверждало правило.

– И вам здравствуйте!

– Намёк понят! – Хихикнув, Борис толкнул Сашку в бок локтем, потом приложил руку к груди и склонил голову в поклоне. – Здравствуйте, Катерина Павловна.

Катя поморщилась. Собственное отчество после всего услышанного резануло слух острой бритвой. Катериной Надеждовной, по имени мамы, нравилось ей куда больше. Жаль, закон в этом вопросе стоял на стороне отцов. А вот фамилию – Катя узнала об этом совершенно случайно – разрешалось придумать и поменять при получении паспорта. Она, тайком от всех, всё чаще подумывала о том, чтоб взять мамину.

– Можно без отчества, просто Катя! И вообще, хватит меня доставать! А что там, все собрались?

– Не так чтоб, но Марина уже бьёт копытом! – рассмеялся Борис. – Инструктировать желают!

– А-а-а! – меня уже дома так наинструктировали, что ехать расхотелось! – в сердцах высказалась Катя и, смутившись своих слов, поменяла тему. – Как с погодой, вы говорили, что на аэродроме метеослужба есть?

– Ясен пень есть! – обрадовавшись, что может быть полезен, ответил Борис и добавил недостающих подробностей. – Нормалёк с погодой, батя вчера доложился. Фортуна на нашей стороне. Даждю не буде!

Катя поощрила его счастливой улыбкой, такой и предстала перед взглядом Марины Александровны, которым та осмотрела с ног до головы всю троицу.

Выглядели они забавно: Катя вырядилась в брюки-клёш, доставшиеся ей от двоюродной сестры Зойки, в отцовскую мастерку от старого, местами поеденного молью, спортивного костюма, волосы – чтоб не лезли в лицо – перехватила в два хвостика. Ещё дома заметила, что один из них всё время съезжает вниз, делая похожей на Пеппи Длинный Чулок, и вспомнила об этом только сейчас, под пристальным взглядом учительницы.

Борис, намытый и надушенный, выглядел как модель с обложки модного журнала, явился в поход в отутюженных брюках и вполне ещё приличном джемпере. Длинные, до плеч, волосы цвета спелой пшеницы переливались на солнце. Непослушная, коротко подстриженная, чёлка стояла хохолком. Смешливый по природе, он за что-то был наказан двумя центральными резцами, выросшими под углом друг к другу, и в надежде скрыть это ограничивал себя смешками. Зато давал полную свободу шикарным карим глазам, которые всегда смеялись.

Улыбка Сашки могла претендовать на звание безукоризненной, и он не имел привычки сдерживать порывы: если смеялся – до слёз, и тогда его голубые глаза бросали вызов самому небу. Давно не стриженный, сегодня он не мог дать сладу с причёской. Видимо, вымытые перед самым выходом из дома, волосы, не помещались на голове и стояли дыбом по всей её окружности. Глядя на это, Катя наконец-то поверила рассказам о том, что, вымыв голову, Сашка спит в шапке.

Класс собрался почти полностью, не хватало пары человек, и своим нетерпением Марина Александровна действительно напоминала лошадёнку, которая стояла с упряжью и торопилась отправиться в путь. Гружёный всем необходимым, ГАЗ-53, знакомый парням по урокам вождения, время от времени всхлипывал от какого-то странного звука. Водитель, не покидая кабины, иногда прислушивался к нему и нервно курил прямо в открытую дверь. Игорь, Юра и ещё несколько парней – а новенькие прибыли сюда на этом транспортном средстве – остались сидеть в кузове. Остальные, разбившись на небольшие группы, обменивались мнениями относительно предстоящего путешествия и дожидались команды.

Катя направилась к девчонкам, но Леночка Тишко выбежала ей навстречу и отвела в сторону.

– Кать, мне прям не верится! До конца думала, что она найдёт к чему прицепиться, так и пасла нас всех весь месяц!

Лена ничуть не преувеличила: весь май Марина Александровна изводила ребят придирками. Между делом твердила, что куда лучше пройтись, как не раз бывало, по местам боевой славы, ограничившись одним днём и бутербродами!

– Это точно, зато все свои хвосты подтянули. Мы, правда, опять на третьем месте по успеваемости, но из пяти классов! А это не одно и то же!

Говоря об этом, Катя наблюдала за Галей, которая заметила её и упорно делала вид, что не видит.

– Повезло нам с пацанами, скажи? И нос не задирают, как некоторые! – явно не просто так сказала Лена и, обдумав что-то, обняла Катю за шею. – До чего же я всех люблю! Ты сегодня такая классная с этими хвостиками. А Сашка так вообще обхохочешься! Так и поверишь, что в шапке спит. Но я бы с ним поменялась! И почему такая несправедливость, а?

– Та-а-к, инструктаж проведём на месте! – придав своему тонкому голосу необходимой зычности, оборвала все разговоры Марина Александровна, потом вскочила на подножку грузовика и, глядя на всех сверху вниз, прошлась по недостаткам. – Безобразие! Так я и знала! Сказано же было, не опаздывать! Не-е-ет, у нашего Степаненко, будто семеро по лавкам, – все-егда последний!

Шутку учительницы оценил только сам Степаненко. Остальные, толкаясь локтями, бросились к машине.

– Эх! Опоздала наша Маринка родиться. Ей бы броневик, такой талант пропадает! – покосившись в сторону учительницы, пошутила Лена и, запрыгнув на колесо, ловко перемахнула через борт. Катя последовала её примеру и, оказавшись в кузове, не смогла скрыть удивления комфортностью предстоящей поездки. Лена заметила это и улыбнулась.

– Кто, интересно, такой умный – новенькие или их предки? Надо же, как всё продумано: посуда у заднего борта, а в кузове удобнее, чем дома на диване.

– Вот-вот, а главное – родители дома остались!

– Ещё б Маринку сплавить по дороге!

– Кто-нибудь знает, куда едем?

– А какая разница? Главное, едем!

Обмениваясь репликами, ребята на всякий случай сдерживали смех и разговаривали полушёпотом, но Марина Александровна, будто чувствовала, что речь идёт о ней, и, поворачиваясь всем телом, напускала на себя важности и гасила взглядом возможные очаги воспламенения беспричинной радости.

Наконец машина заскрежетала коробкой переключения скоростей и поплыла в сторону улицы. По кузову прокатился вздох облегчения, который на первом же перекрёстке перерос в удивлённый гул.

– Куда это мы? А как же дедушка Ленин?

– Ты, Ленка, ещё про оркестр спроси! – возмущённо осадил Лену Славик и добавил, уже более благодушно, – прямых путей к счастью не бывает. То-о-олько окольные!

– Нашёлся знаток! – не осталась в долгу Лена. – Скажи лучше, провидец, прямо поедем на Красноармейской или повернём?

– А хоть бы и повернём! Все пути из этого города, если кто не знает, ведут к озеру! А уж имя ему мы сами придумаем. Или слабо?

Славик ничуть не преувеличил: количество и красота озёр в окрестностях Подвилья дарила необозримый простор для фантазии. Три довольно крупных водоёма вошли даже в черту города, а сам он утопал в зелени садов и парков. Река, извиваясь змеёй, делила его пополам и без громкого имени славилась на всю округу нерестилищем самого настоящего атлантического угря, который для местных жителей был единственным доступным деликатесом.

Обычно более благоразумные, сегодня именно девочки проявляли активность, но не угадали: притормозив перед перекрёстком, машина проехала прямо и оказалась в той части города, которая считалась вотчиной второй школы. Бывать здесь Кате не доводилось, и водитель, будто учитывал это: ехал медленно, давая возможность рассмотреть деревянные коробочки домов с тихими, уютными двориками, а также хозяев, которые возились в огородах. Выпавшие накануне осадки способствовали стремительному росту сорняков. Катя видела это по своему огороду, как понимала, что утро – лучшее время для огородных работ. Кто ещё поможет маме, если не она! Солнце, большое, тёплое, как блин со сковородки, поднималось всё выше, иногда прыгало по крышам домов и, казалось, преследовало машину, пытаясь обогнать и первым достичь конечной точки путешествия.

Девчонок вдруг потянуло на песни. Мальчишки к этому времени впали в спячку и взбодрились только тогда, когда машина съехала на просёлочную дорогу, а оттуда в лес.

Это случилось практически сразу, как закончился город. Лесную дорогу давно не чистили, и ветки деревьев, а также кустарников цеплялись за борта, били по кабине, по головам. Из соображений безопасности ребята спустились вниз, на самое дно кузова, и переглядывались, как заговорщики. И такими же заговорщиками выглядели деревья, которые местами так тесно переплелись кронами, что практически не пропускали солнечный свет. Дорога петляла в зарослях. Машина продвигалась медленно, рывками, спотыкаясь на рытвинах ещё не просохших после дождей. Наконец поддала газу и спустя минуту выскочила из мрака леса на залитую солнцем поляну.

Кузов опустел раньше, чем водитель заглушил двигатель. Громкие голоса. Смех. Суета. Катя не спешила спускаться со своего пьедестала и, озираясь по сторонам, пыталась понять, каким образом рядом с городом, а весь путь до этого места занял чуть больше получаса, уцелел этот райский уголок живой природы.

– Ад пуст, все черти здесь! – Прервав участие в общем веселье, заглушившем счастливые птичьи голоса, Борис подскочил к машине и быстро забрался на колесо с тем удивлённым видом, будто ожидал увидеть в кузове кого-то, кроме своей одноклассницы. – А ты с водилой, обратно? А зря, местечко что надо, зачётное!

Пока Катя собиралась с мыслями, чтобы ответить, Борис предусмотрительно метнулся в сторону и помог Марине Александровне выйти из машины. Много ли надо женщине! Она расцвела, улыбнулась всем сразу и только потом приступила к обязанностям, но сначала вышла на середину поляны и несколько раз хлопнула в ладоши. Имея красивые руки с длинными пальцами, которые вступали в резкий резонанс со всеми остальными частями её тела, она никогда не упускала случая продемонстрировать это своим ученикам.

Кате пришлось спуститься вниз, но от услуг Бориса она наотрез отказалась.

– Та-а-ак, мальчики разгружают машину, разбивают лагерь, устанавливают палатки. Очаг тоже на мальчиках! Вода, в общем, все хозяйские вопросы. Ну, а девочки, девочки у нас собирают хворост. Вещи сложите там! – Повертев головой в поисках подходящего места, учительница ткнула пальцем в огромное дерево, росшее в дальнем углу поляны.

Стоя рядом с Катей, чуть позади Марины Александровны, Борис с умным видом загибал пальцы.

– Впервые в жизни пожалел, что я не девочка!

– Всё шутишь?

– Ага! Если серьёзно, круто! Это не поляна, это футбольное поле! Во, в футбол можно сразиться! А что: команда девочек и команда мальчиков! А озеро, ты видела озеро?

Катя улыбнулась. Поляна действительно имела размеры футбольного поля и своей ровной поверхностью вполне годилась для игр с мячом. Прижатая холмом с одной стороны, другой она вплотную примыкала к озеру. Берег, низкий и илистый, успел зарасти кустарником, который в одном месте был разорван, открывая ровную, сверкающую на солнце, гладь.

– Окишин! Оторвись ты уже от Шкловской! – всё-таки не выдержала Марина Александровна, но, видимо, учла последние его заслуги и смягчила голос. – Идея с футболом мне понравилась. Ставлю на победу девочек! А теперь – вперёд, нас ждут великие дела!

Катя смутилась замечания учительницы, но ещё больше её холодного взгляда. В последнее время это стало нормой: заметив её в окружении мальчишек, Марина Александровна непременно делала на этом акцент и почему-то злилась. В чём крылась причина, Катя не понимала и во избежание неприятностей поспешила присоединиться к девочкам, но сначала избавилась от рюкзака. По совету мамы она всё-таки взяла с собой кружку, ложку и миску. Рюкзак, почти новый, нашёлся у отца в гараже. Пропахший бензином, он напоминал о неприятном начале дня, и, бросив его под дерево, Катя испытала облегчение.

Руководя разгрузкой, Марина Александровна успевала спорить с Борисом, который между делом пытался ей противоречить.

– А про девочек это вы зря, Марина Александровна! Может, вы, конечно, забыли, но я за команду школы играю. А поддаваться не привык. Дело принципа!

– А никто и не говорит, что нужно поддаваться!

Марина Александровна заметила Катю и, отвесив ей презрения, вынудила свернуть раньше, чем это сделали другие девочки. Катя слышала их голоса, но, будто влекомая кем-то невидимым, бежала в другую сторону и не успела опомниться, как оказалась на самой вершине холма.

Сплошь поросший редким молодым леском, в основном хвойным, с обратной стороны тот оказался голым, и вид, открывшийся сверху, охватывал не только долину, но и большую часть озера, которое своей вытянутой и почти правильной овальной формой напоминало зеркало. Череда холмов с густыми зарослями создавала изысканное обрамление. И всё это великолепие, тронутое нежной зеленью, отражалось в воде, жадно впитавшей небесную голубизну неба и повторившей даже движение облаков, которые плыли по небу, меняя формы и создавая ощущение полёта, свободы, музыки.

Голоса, которые доносились со стороны лагеря, становились всё назойливее, и Катя не стала отказываться от зова сердца и, бросив собранный хворост на землю, побежала вниз. Спуск был достаточно крутой, и удержаться на ногах оказалось не так-то просто. Но это того стоило: голоса стихли, и тишина наполнилась пением птиц и жужжанием насекомых.

Величественная красота этого места здесь, внизу, выглядела уютно и обыденно. Обзору сильно мешал кустарник, который теснился к самой воде и, создавая живую изгородь, уходил вглубь долины. Лёгкий ветерок колыхал ветки и гнал к берегу мелкую рябь волн, рассеивая их в зарослях осоки.

Берег был совсем низкий и уже покрылся свежей травой. Катя присела на корточки и тотчас отпрянула. Что-то вспорхнуло перед её носом и скрылось из вида. Она ничего не рассмотрела, но успела уловить шелест крыльев и при всём многообразии летающих существ, попавших под подозрение, остановилась на том из них, которому в своих наблюдениях за природой отдавала явное предпочтение. В этих местах их водилось множество видов – от мелких, с голубыми крыльями, живущих большими колониями, до огромных, гипнотизирующих взглядом.

Последняя неделя мая порадовала настоящим летним теплом. Вода прогрелась на солнце и кишела мелкими рыбёшками и водомерками. Рыба, видимо, уже отнерестилась и, судя по всплескам, приступила к активной охоте. Рыбаки эту пору называли «жором». Катя знала об этом от своего дяди, заядлого рыбака, но не помнила, чтоб стрекозы появлялись так рано. Впрочем, школьная программа по этому предмету была добросовестно забыта ею, и всё, что воскресало в памяти относительно стрекоз, а также бабочек и мотыльков, укладывалось в двух словах: «куколка» и «личинка». Загадка стоила того, чтоб не церемониться со своей одеждой, Катя легла на землю и практически сразу выделила взглядом стебель осоки, на котором крепилось несколько странных и одинаковых существ с большой головой и нелепым туловищем. Пока она решала, что делать дальше, одно из них начало нервно подрагивать и вдруг зашевелилось. Вполне уже понимая, что её ждёт, Катя смотрела во все глаза, однако всё, что успела разглядеть – какое-то несуразное и сморщенное существо, которое мигом расправило крылья и взмыло ввысь, не оставив даже росчерка в небе. Восхищения заслуживал тот факт, что ни одна секунда этой драгоценной жизни не тратилась напрасно. Но как раз это и помешало насладиться моментом. Процесс повторился много раз, и всякий раз Катя испытывала огорчение такого порядка, которое одерживало верх над всеми её восторгами. Так, видимо, и потеряла бдительность.

– А я тебя везде ищу!

Голос Сашки прозвучал как гром среди ясного неба. Вздрогнув от неожиданности, Катя повернулась, но вместо того, чтоб отругать своего друга, как собиралась, ответила с улыбкой:

– Так и заикой оставить можно! Слыхал, что люди от испуга заикаются?

– Слыхал, – ответил Сашка и всё-таки спросил, – а чё это ты тут делаешь?

Стоя против солнца, он напоминал одуванчик в пору созревания семян. Интонация, тон, как и сам вопрос – всё соответствовало финалу одного старого фильма. Катя представила, как выглядит со стороны её занятие и рассмеялась.

В отличие от неё, Сашка давно давился смехом и сначала опустился на корточки, потом, совсем обессилев, упал на колени. Он почти приближался к истерике, когда Катя приложила палец к губам и сделала взгляд серьёзным.

– Т-с-с! – внезапно произнесла она и позвала, – иди сюда, ложись, не бойся!

Сашка сразу перестал смеяться. Взгляд его, полный недоумения, сверлил в ней отверстие, и тогда – уже теряя терпение – она ткнула пальцем в сторону осоки, где одна из личинок начала подавать признаки жизни.

Трудно заставить человека видеть мир твоими глазами. Но, видимо, этот момент был идеален для такой цели. Сашка послушался и на время забыл обо всём на свете. Катя тоже забыла. Она забыла даже о стрекозах, ради которых изменила своим строгим правилам. Лёжа на животе, рядом с Сашкой, она ощущала его плечо и вместо того, чтоб наблюдать увлекательный момент рождения стрекозы, фиксировала каждую эмоцию на лице своего друга и не могла оторвать от него глаз.

– Вот это да! – выдохнул он и посмотрел на Катю. Их взгляды встретились и тотчас вернулись обратно. Однако от стрекозы не осталось даже следа. – Вот чёрт!

– Нет на тебя моей тёти Тани, она бы тебя по губам отхлестала за это словечко!

Довольная достигнутым результатом, Катя пыталась спрятать за смехом свой восторг и первой заметила Бориса, который бегом спускался по склону холма и смешно, будто лопастями пропеллера, размахивал руками.

Глаза Бориса смеялись, а лицо по мере приближения разыгрывало крайнюю степень удивления. Катя заметила это и покраснела, но осталась лежать на траве, лишь приподнялась на локтях и придала взгляду строгости.

– Так-так, голубчики. Хорошо Кролик этого не видит! – прерывающимся от быстрого бега голосом произнёс Борис и теперь уже совершенно открыто наслаждался тем, что видел.

Кроликом, в честь друга Вини-Пуха и уж точно не за её добрый нрав, Марину Александровну окрестили дети. Кто удостоил её такой чести, никто не помнил. И вряд ли кто помнил, когда именно это произошло.

В ответ на слова друга Сашка зарделся и стал медленно подниматься с земли, отряхиваясь сильными и резкими движениями обеих рук. Как эта нелепая сцена могла быть истолкована Мариной, которая во всём и всегда видела только плохое, никому из них объяснять не требовалось, и оба понимали: Борис, скорее, предостерегал, чем намекал на то, что неизменно посетило бы голову учительницы, случись ей увидеть такую картину.

– Тут это, стрекоза родилась, – смущённо оправдался Сашка, махнув рукой в сторону озера. Однако Борис сохранил за собой улыбочку, которая никак не могла способствовать взаимопониманию.

Это ускорило события. Катя тоже поднялась с земли и тоже стала отряхивать одежду.

– Я бы тоже взглянул, но там, такое дело, приехал кое-кто.

– Кто? – спросил Сашка и сразу двинулся в гору, но перед этим успел схватить Катю за руку. По пути объяснил бестактность. – Пойдём, я ведь чего весь лес обшарил? Голодной останешься. Там каша готова и чай. С дымком!

Борис позволил ему сказать и, наконец, сообщил имя гостя.

– Леопольд? – не поверил Сашка. Кивнув в ответ, Борис правдиво округлил глаза.

Катя не очень любила, когда кто-то брал её за руку и сразу высвободилась. К разговору она не слишком прислушивалась. Все мысли и даже все её мечты были всецело поглощены стрекозами и чуть-чуть выбором будущей специальности. До этого своим призванием она считала математику и немного пренебрегала естественными науками типа биологии и ботаники. Пестики, тычинки, тех же стрекоз и бабочек, она изучала в живой природе и нельзя сказать, что усердствовала. Просто любила. Но сейчас поняла, что хочет передать эту любовь детям, а для этого должна расширить свой кругозор. И начало этому было положено.

В гору приходилось карабкаться, но, достигнув вершины, Катя остановилась, чтобы закрепить впечатление и только потом догнала мальчишек. Высаженные ровными рядами, сосны образовали несколько широких коридоров и вели прямо к поляне, которая маячила впереди сквозь корявые ветки, притягивая взгляд обилием солнца. В смолистом воздухе, становясь всё более настойчивым, витал запах гари.

– Вот так и знал! – хлопнув себя по бёдрам, возмутился Сашка, – всё-таки подпалили кашу! Ничего нельзя доверить! Что за люди!

– Ну, есть немного! – не стал отпираться Борис. – Са-а-амую малость! А чё переживать-то! Там вряд ли чё осталось! – Поддразнивая ребят, он принялся поглаживать свой живот, который ради такого дела пришлось выпнуть. Наблюдая за ними, Катя не переставала улыбаться. Кроме того, вспоминала свою маму, которая считала, что все мужчины до самой старости остаются детьми. Себя она, конечно, считала взрослой. Во-первых, усердно училась. Во-вторых, помогала маме. В-третьих, задумывалась над выбором профессии и даже мужа. Во всяком случае, точно знала, каких качеств в отце своих будущих детей видеть бы точно не хотела.

За время её отсутствия территорию успели обжить по всем правилам обустройства быта. Очаг, на котором готовили обед, расположился в центре. Палатки, а их оказалось две, и обе тех внушительных размеров, каких ей не доводилось видеть, задней стороной подпирали лесные заросли и находились на таком расстоянии друг от друга, чтобы учесть насущные потребности будущих жильцов. Вещи были убраны. Неподалёку, у самой воды, опираясь на подножку, стоял новенький мотоцикл. Его счастливый обладатель устроился поблизости, в тени раскидистой ольхи, и, лениво пожёвывая длинную травинку, бросал вызов не только взглядом, но и вальяжной позой.

Обед благополучно закончился. У кострища стояло два одинаковых ведра и гора пустых мисок. Ребята, разделившись на группы, отдыхали после сытного обеда. Девчонки оккупировали тенистый пятачок под огромной липой и напоминали стайку воробьёв, озадаченных вторжением диковинной птицы.

– Ты вовремя. Кое-кто пятый раз за добавкой сходил, – приподняв свою миску, призналась Леночка и протянула Кате половник. – Не знаешь, кто это?

Катя пожала плечами, потом взглянула на парня ещё раз. Тот, будто почувствовал что-то и прошёлся по поляне наигранно безразличным взглядом. По всему было видно: жизнь на ней интересовала этого человека не больше, чем возня муравьёв. В позе и в жестах сквозила непринуждённость. Пышная шевелюра вьющихся и спадающих до плеч волос имела тёмно русый оттенок и отливала золотом.

– Впервые вижу, – ответила Катя. – А ты, правда, пятый раз?

– Да нет, всего-то третий. Всегда на свежем воздухе аппетит зверский! – смеясь, отрапортовала Лена. – Заодно хотела о вас с Сашкой позаботиться. Он даже есть не стал, убежал за тобой. Пойдём к девчонкам, в тенёк.

В этот момент незнакомец заметил Сашку и даже немного приподнялся с земли, видимо, в знак особого расположения. Сашка обнялся с ним и почти рухнул рядом. До Кати долетели обрывки фраз и смех. Внутри неё что-то неприятно шевельнулось. Сама мысль, что эти люди могут быть друзьями, вызвала у неё чувство неприятия. И это был тот редкий случай, когда Катя поняла себя сразу: незнакомец не понравился ей с первого взгляда, слишком уж был высокомерен.

– В тенёк, так в тенёк!

Подруги обменялись улыбками и, добравшись до места, дружно рухнули прямо на траву. Их появление осталось незамеченным.

– А я что говорю, пропал наш поход! – пошутила Лена, и Галя наконец повернулась к ним лицом.

– Не думала, что Сашка знаком с ним близко, – жеманно заметила она и замолчала, давая возможность другим обдумать её слова. «С ним» было произнесено так, что каждый мог сделать вывод: личность незнакомца не является для неё тайной. Катя давно заметила, что этой девушке нравилось говорить о том, что не входило в область чьей-то компетенции. Видимо, так она чувствовала себя значительной фигурой.

– Да плевать нам на него! Поговорить что ли не о чем! – грубовато оборвала её Света и не смогла остановиться. – Тоже мне важная персона, гусь лапчатый! Пусть катится на своём моциклете, откудова явился. Это наше место, во всяком случае, до завтра. Неча тут шастать!

Имея репутацию спокойного человека, этой выходкой она сразу оказалась в центре внимания и, прыснув от смеха, запустила цепную реакцию.

Веселье было в самом разгаре, когда кусты раздвинулись, и оттуда вынырнула Марина Александровна. Вид у неё был заспанный. Видимо, она вздремнула после сытного обеда и, разбуженная дружным хохотом, вернулась, чтобы навести порядок на вверенной ей территории.

– Что вы смеётесь? Вы что, с ума сошли? – Вопрошая шёпотом, она всё время поправляла пальцем очки, которые почему-то упрямо съезжали на кончик её носа, обезоруживая близорукие, крошечные, и потому кажущиеся беспомощными, глаза. Рассмешить девчонок было легче, чем успокоить, но она так давно была молодой, что утратила связь с реальностью и продолжила донимать их вопросами. – Вы что, дурочки? Что такое? Почему вы смеётесь? Что подумают мальчики? Как вам не стыдно? – К концу осипла, а потом и вовсе скрылась в кустах также неожиданно, как появилась.

Смех сразу стих. Девчонки вытирали слёзы и, косясь в сторону кустов, обменивались виноватыми улыбками.

– Да уж, – взялась подвести итог Лена, – на фоне непрекращающихся нападок империалистов наш смех можно рассматривать как пособничество врагу. И это, скажу я вам, как минимум!

Шутка была удачной, но на этот раз не вызвала никакой реакции. Видимо, у смеха, также как у терпения, тоже имелся предел.

Катя улыбнулась и легла на траву. Сквозь ветви деревьев просвечивали небо и облака, и ей казалось, что она плывёт вместе со всей поляной, со всеми этими людьми и с их голосами.

– Я думала, она расслабится, отдохнёт, вспомнит молодость!

– Ну, ты сказала, Ира, отдохнёт! Как только отважилась идти с нами в поход, да ещё с ночёвкой! – рассмеялась Алла. Катя не видела её лица, но легко представила, как она закатила глаза и заморгала длинными, прямыми и очень светлыми ресницами. А вот Ира, скорей всего, просто пожала плечами и добавила огромным серым глазам удивления. Освободившись от гнёта упрёков и унижений, из гадкого утёнка она превращалась в прекрасного лебедя и имела все шансы затмить красотой всех девочек, и не только в классе, но и в городе.

– Бессонная ночь кое-кому обеспечена. Будет бегать от палатки к палатке, а утром уснёт без задних ног, хоть посмеёмся! – давясь смехом, проговорила Света и, перейдя на шёпот, принялась передразнивать Марину Александровну. – Что вы смеётесь, что подумают мальчики? Какой позор! Неужели не понимает, что так от смеха умереть можно! У меня до сих пор живот болит.

– Ага! И у меня тоже! – согласилась Лена, потом улеглась рядом с Катей и спросила, дыша ей в ухо. – А ты где была? Мы кашу успели сварить, а тебя всё нет. Скажешь или секрет?

Катя улыбнулась. Она ещё там, на берегу, решила, что после походной каши обязательно возьмёт Лену и продолжит изучать стрекоз. Впрочем, вряд ли стрекозы влекли её туда, скорее, глаза Лены вместе с возможностью пережить это ещё раз, теперь уже вместе с этой чудесной девочкой, которую язык не поворачивался назвать Ленкой. И это притом, что суффикс «к» прикреплялся только к тем именам, когда их носили лучшие из лучших.

– Потом расскажу, ладно? Полежать охота, – сказала Катя и снова улыбнулась. Перед глазами стояло лицо Сашки и его восторженный взгляд.

О незнакомце она даже не вспомнила, а его появление легко стёрлось из памяти, как стих, который учишь наизусть к уроку лишь потому, что этого требует школьная программа. По какой-то причине он не трогает твоих чувств. Возможно, ты слишком юн, чтобы оценить мастерство поэта, – насилуешь свою память, а, получив оценку, забываешь. Уже потом ты с упоением откроешь его для себя и удивишься тому, что никогда раньше не слышал ничего подобного. Всему, видимо, своё время.