Читать книгу Тайная жизнь Дилана Бладлесса - Маргарита Петрюкова - Страница 6

Автобус медленно катит между городами, за окном типичная унылая американская прерия. Майк спит, Лейтон и Джей ушли в Интернет, Энди смотрит в окно, изредка отвлекаясь на телефон, у меня на коленях книга, которую подарил мне один из фанатов. Мне нравится, я уже поблагодарил его за подарок в твиттере.

Если кратко, книга о том, как американская звезда модельного бизнеса отправляется в Европу, где встречает одного парня, бывшую модель, который ныне является членом террористической группировки. Он вербует главного героя к себе, и вместе они пытают людей в подвале своего шикарного дома и подкладывают бомбы в многолюдных местах. И он говорит ему, что не стоит бояться быть пойманными, ведь никто никогда не заподозрит знаменитость.

Вот оно как. Никто никогда не заподозрит знаменитость.

– Дил, ты готов к интервью? – спрашивает Дуглас.

– Какому интервью?

– У тебя сегодня интервью по поводу выхода концертного DVD.

– Ну, ты ведь знаешь, я принимаю клонопин, а он вызывает кратковременные провалы в памяти, – пытаюсь пошутить я, цитируя героя этой самой книги.

– Ты уж разберись со своей памятью и, ради всего святого, подготовься к интервью, – ворчит менеджер.

На остановке между городами к нам присоединяется девушка, местный организатор, представляется, приветствует музыкантов, смотрит на Дугласа.

– Дуг, менеджер, – протягивает он руку, косится на меня и прибавляет. – Но иногда исполняю роль няньки.

Девушка садится, вынимает из сумки какие-то бумаги, распечатанные на черновиках, изучает их. Я возвращаюсь к чтению.

Очень хорошо помню наше первое шоу. Мы играли в каком-то маленьком клубе, на концерте-сборной солянке, где, кроме нас, выступали ещё несколько групп перед аудиторией в тридцать человек.

Наблюдая, как публика без энтузиазма принимает другие коллективы, я очень волновался, но вида не подавал. Сложно играть без поддержки зрителей, хотя сравнивать было не с чем.

Мы не пили перед выходом на сцену, боясь облажаться. И с тех пор это стало доброй традицией – ни капли, пока не выполним свою работу на отлично.

Наш кейтеринг-райдер включает в себя много наименований спиртного, но до выступления мы к ним не прикасаемся. Джей обычно берет с собой на сцену пару бутылок пива, и это его потолок. Остальное мы употребляем после.

Однажды мы играли с нашими хорошими друзьями, канадской группой, с музыкантами которой познакомились на одном из фестивалей. Они пили как в России. Мы во все глаза смотрели, как эти ребята вливают в себя водку стакан за стаканом, а потом запивают это виски с колой.

– Как вы собираетесь играть в таком состоянии? – не выдержал я.

– С закрытыми глазами! – ответил их гитарист, опустошил очередной стакан и с расстояния в несколько метров отправил его чётко в мусорный бак.

– Что такое, Дил? – поинтересовался их вокалист, перехватив мой поражённый взгляд. – Удивляешься, как он попал? Я говорю тебе, выпей с нами, и ты станешь видеть яснее.

Тут он споткнулся о лежавший на полу шнур и, чтобы удержаться на ногах, вынужден был схватиться за моё плечо.

Я до сих пор не могу объяснить, что именно почувствовал в тот момент. Больше всего это было похоже на жалость, граничащую с отвращением. Но почему? С каких пор я стал таким пуританином?

– По стаканчику, Дил? – его лицо было в нескольких сантиметрах от моего, глаза блестели.

– Нет, Бен, спасибо, – я постарался помочь ему принять вертикальное положение, борясь со странными мыслями, внезапно посетившими меня. – После шоу.

Они отправились на сцену, и я вышел посмотреть, как они отыграют свой сет в таком состоянии.

К моему вящему удивлению, Бен, который несколько минут назад почти безжизненно висел на моём плече, сейчас волчком вертелся по сцене. Он был словно вихрь, движения его были так точны, а вокал так чист, что я, да и никто в зале, ни за что не подумал бы, что этот парень мертвецки пьян.

Внезапно мне стало грустно. Я, перед каждым концертом, делал в гримёрке растяжки, пил яичный коктейль и отвар из корня имбиря для голоса. А Бен в это время нажирался до чёртиков, а потом выходил на сцену и, в пьяном виде, отрабатывал так, как не мог я на трезвую голову. И по нему было видно, что его не интересует ни происходящее в зале, ни вокруг него. Человек был полностью увлечен процессом.

На одном из кейсов, стоявших у сцены, Бен оставил полупустую бутылку водки. Я повертел её в руках. Понюхал. И решил – а к чёрту всё! В несколько глотков опустошив сосуд, я вернулся в гримёрку и начал готовиться к шоу: надел кожаные штаны, подкрасил глаза, переобулся.

В гримёрку вошел Энди. Я протянул ему баллончик лака для волос. Басист прекрасно знал, что с ним делать. Он взъерошил мне волосы и начал аккуратно фиксировать колючки.

– Интимный процесс, не находишь? – Энди улыбается.

Я подмигиваю ему в зеркало.

– Готово, – через несколько минут заявляет он.

Я доволен результатом, благодарю его, и мы вместе идем досматривать выступление наших друзей. Полбутылки водки, которую я залпом осушил, дают о себе знать. Я восхищаюсь Беном.

Публика ликует, стробоскопы ослепляют, в клубе душно, но это только придает шоу остроты. А я восхищаюсь Беном.

Подходит Дуглас:

– Готовы?

Мы киваем, и он исчезает в гримёрках. Я уже говорил, что восхищаюсь Беном?

Чувствую, что пьян. Поднимаюсь по ступенькам на сцену, менеджер светит мне под ноги фонариком. В ушах шумит, и я не понимаю, то ли это от спиртного, то ли толпа гудит, словно рой пчел.

Как только я появляюсь в свете прожекторов, зал взрывается криком. Приветствую зрителей, эффектным движением откидываю волосы со лба, Джей за моей спиной начинает выстукивать ритм, ребята вступают с гитарами, я начинаю петь. Сотни голосов в зале подхватывают слова. Перед припевом я замолкаю, ибо рот, после выпитого, начал неправильно наполняться слюной, сплевываю, а толпа продолжает петь. Обожаю это чувство. Они знают каждое слово, которое написал я.

И тут у меня словно открывается второе дыхание. Я начинаю видеть яснее. Воздух, несмотря на дымовые пушки, кажется кристально чистым. Таким чистым, что я отчётливо могу разглядеть каждое лицо в толпе. Я хочу слышать, как они поют, выдергиваю ушной мониторинг и меня словно отбрасывает назад звуковой волной, исходящей из зала. Вихрем несусь по сцене, задеваю гриф гитары Энди, он сбивается, звук неприятный, но никто не обращает на него внимания. Мы продолжаем.

Когда я ухожу со сцены, с меня ручьями льется пот. Макияж размазан, тонкая футболка прилипла к телу. Но Дуглас не ждёт у гримёрок, чтобы подать мне полотенце. Я слышу, как он ругается с кем-то в соседней комнате. Кажется, весь алкоголь вышел вместе с потом через поры, я снова свеж и готов выпить всё то, что приготовлено на «послеконцерта».

– Дил, ты в порядке? – внезапно спрашивает меня Майк.

– В полном, – отвечаю я. – А что?

– Ты выглядишь каким-то… – гитарист подбирает слова. – Потерянным.

С чего он сделал такие выводы? Я чувствовал себя превосходно. И лишь взглянув в зеркало, я понял, почему он спрашивал. Я выглядел старше лет на десять. Или это просто из-за размазанной косметики так кажется? Да и какая к чёрту разница, если мне было хорошо?

Вот так я впервые вышел на сцену в нетрезвом виде. Странно, и жаль, что это произошло так поздно, ведь я, как и говорил Бен, действительно стал видеть яснее.

Впоследствии выпить бутылку чего-нибудь крепкого перед выходом на сцену стало для меня нормальной практикой. Коллегам по группе это не нравилось, но что мне до их мнения, когда концерты стали намного зрелищнее? Я делаю всё ради того, чтобы зрители были довольны.

– Дил! – уже в третий раз зовёт меня Дуглас. – Очнись, чёрт возьми!

Я поднимаю глаза от книги. Эта мрачная история полностью затянула меня. Подумываю о том, чтобы попробовать себя в роли режиссёра и экранизировать её.

– Дуглас, – подходит к нему организатор, я забыл её имя. Марла? Майра? – Вся группа поедет на интервью или нет?

– Нет, только Дил, Лейтон и Майк. Остальные поедут на саунд-чек.

Видимо, этот состав её устраивает, и она начинает звонить какому-то Риду, очевидно, журналисту.

– Как её зовут? – наклоняюсь я к менеджеру.

– Мэнди. И приведи себя в порядок, вас будут снимать.

Недоуменно оглядываю себя: а что со мной не в порядке? Ну да, джинсы немного грязные, это потому что я опустился на одно колено, чтобы завязать шнурки, и лак для волос следовало смыть ещё вчера, но у меня не было возможности.

Мы выходим на остановке перед радиостанцией, а вэн едет дальше. Через час он должен вернуться. Мне как-то неуютно от того, что с нами осталась только эта Мэнди, а Дуг уехал.

– Рид, – щебечет она в трубку. – Мы на месте, выходи, встречай нас.

Через минуту в дверях появляется Рид, высокий молодой человек, который, похоже, давно откладывал поход в парикмахерскую, но при этом растрепанные волосы которого всё равно смотрелись потрясающе. Я невольно дотронулся до своих.

Нас провожают на второй этаж в радиорубку, Мэнди увлеченно что-то рассказывает Риду, а тот смотрит на неё своими пустыми глазами. Девчонка, похоже, влюблена в него. Я вздыхаю, ещё одно несовершенство мира. Мы все влюбляемся не в тех людей. Всегда.

Диджей объясняет на каком расстоянии держать микрофон от лица, чтобы было лучше всего слышно, Рид настраивает фотокамеру, делает несколько пробных снимков.

– Что, солнце слепит? – с улыбкой интересуется Майк, кивая на мои темные очки.

Я не отвечаю. В рубку протискивается Мэнди под предлогом «послушать интервью», сама же просто хочет посмотреть на Рида. Почему-то ощущаю укол недовольства, вокруг неё сидят рок-звезды, а она сохнет – или наоборот мокнет – по этому провинциалу.

Включают запись, диджей произносит стандартные приветствия, просит нас поздороваться со слушателями и задаёт первый вопрос:

– Вы снимаете материал на всех выступлениях тура, вместо того, чтобы работать с каким-то одним шоу. Кому пришла в голову идея сделать концертный DVD именно таким образом?

– Идея общая, – отвечает Лейтон. – Разные города, разные площадки, разная атмосфера. Здорово будет объединить это всеёпод одной обложкой.

– Влияет ли то, что вы находитесь под объективом камер на то, насколько вы выкладываетесь на сцене?

– Нет! – возмущённо восклицаю я.

Все поворачивают головы ко мне. Даже Мэнди отрывает свой взгляд от Рида.

– Мы всегда стараемся одинаково, независимо от того, смотрит на нас камера или нет, – поясняю.

И Майк добавляет:

– К тому же, это давно неактуальный вопрос. На каждом концерте на нас смотрят десятки камер на смартфонах и планшетах наших поклонников. Потом эти видео улетают на Ютуб, и лажать просто непозволительно.

– А было ли такое, что вы действительно лажали на концертах? Расскажите.

– Было, – Лейтон улыбается. – Как-то Дил начал петь раньше, чем следовало, и это поняли все, кроме него. Нас тогда это немало повеселило.

Я злобно смотрю на гитариста через стол. Тогда это действительно казалось забавным, и я смеялся вместе со всеми. Но сейчас, когда мне кажется, что всё вокруг потеряло смысл, что поклонники теряют к нам интерес, что другие коллективы наступают нам на пятки, напоминание Лейтона об этом дне выглядит попыткой унизить меня. Попыткой, которая удалась.

– Никто от такого не застрахован, – внимательно глядя на меня, говорит Майк. – Мы же не роботы.

Диджей соглашается, дальнейшая их беседа слышится мне одним сплошным гулом, не имеющим смысла. Они обсуждают наш будущий альбом, новые веяния музыкальной индустрии, пиратство. Я упорно молчу, хотя вижу, что и ведущий, и Рид, и Мэнди, которую я почему-то все время хочу назвать Марлой, ждут ответа именно от меня. Наконец, первый не выдерживает:

– Дилан, каково вернуться в студию спустя пять лет? Вы ведь ничего не записывали с момента выхода вашего последнего альбома?

– Совершенно верно. За пять лет у нас накопилось достаточное количество материала, из которого мы выбрали самые лучшие треки, которые и войдут в альбом.

– Children of Pestilence известны тем, что никогда не изменяют себе. Будете ли вы придерживаться своего традиционного звучания на новом альбоме, несмотря на то, что в моде нынче пост-хардкор?

– Наши поклонники ждут от нас определённых вещей, и было бы неправильно менять звучание, следуя веяниям моды.

– К тому же, мы просто не умеем играть пост-хардкор, – пытается пошутить Майк.

Лейтон нервно хихикает, я говорю:

– Но это не значит, что мы застряли на каком-то определенном этапе и не двигаемся дальше. Мы постоянно экспериментируем со звуком, придумываем что-то новое, но при этом для наших фанатов мы всё те же Children of Pestilence, которых они полюбили когда-то. К нашим поклонникам примыкают новые, и они узнают нас такими, какие мы есть, а слушая старые записи – открывают для себя наше прошлое.

– Какое настроение будет преобладать на новой пластинке? – спрашивает диджей.

– Работа над альбомом это всегда что-то глубоко личное, – мне кажется, что я говорю клише. – За пять лет группа пережила многое, и сложно будет подогнать это под одну концепцию, но мы постараемся. Мы до сих пор едины, и в этот альбом, как и в предыдущие работы, каждый вложит частичку себя.

Диджей благодарит нас за интервью, Рид снова начинает щёлкать фотоаппаратом, Мэнди напоминает о том, что мы должны записать айдишку (коротокое приветствие артиста на радио, где он оъявлят название своей группы и название радиостанции – прим. автора). Пока я без особого энтузиазма бормочу в микрофон то, что мне говорят, она прощается с ребятами с радио.

Мы выходим на улицу, в лицо ударяет горячий воздух, вэн уже ждет нас, Мэнди всё никак не может отлипнуть от Рида. Все забираются в машину, я смотрю на проносящиеся за окном дома и магазины, и думаю о том, что сказал диджей. Children of Pestilence не изменяют себе. Никогда.