Читать книгу Ценность всех вещей. Создание и изъятие в мировой экономике - Мариана Маццукато - Страница 11

С древних времен человечество делило свою экономическую деятельность на два типа: производительный и непроизводительный, благородный и низменный, усердный и праздный. Ключевым критерием данного разделения в общем случае выступало то, какой тип деятельности считался увеличивающим общее благо. В IV веке до н. э. Аристотель выделял ряд сравнительно благородных профессий в зависимости от принадлежности к тому или иному классу (граждан или рабов) населения древнегреческого полиса[37]. В Новом завете апостол Матфей приводил слова Иисуса о том, что «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное»[38]. В Средние века церковь поносила и даже осуждала ростовщиков и торговцев, которые «покупали задешево и продавали задорого»[39] – несмотря на то что они могли и не вести праздный образ жизни, их считали людьми непроизводительными и низменными.

До начала Нового времени определения того, какая работа была полезной и наоборот, никогда не были четкими. С началом колониальных захватов в XVI веке эти определения стали еще более размытыми. Завоевание колоний европейскими странами и защита торговых маршрутов с новоприобретенными землями обходились недешево. Государствам приходилось выискивать деньги на содержание армии, бюрократических аппаратов и приобретение экзотических товаров. Впрочем, казалось, что выход находится под рукой: в Америке были открыты громадные залежи золота и серебра, после чего в Европу хлынули несметные сокровища. Поскольку эти драгоценные металлы воплощали собой богатство и процветание, казалось, что всякий, кто приобретал их запасы и отчеканенные из них деньги, владел ими и контролировал их, тем самым участвовал в производительной деятельности.

Ученые и политики того времени, утверждавшие, что накопление драгоценных металлов представляет собой путь к могуществу и процветанию той или иной страны, назывались меркантилистами (от латинского слова mercator – торговец), поскольку они выступали в поддержку протекционистских торговых мер и профицита торговых балансов для стимулирования притока и предотвращения оттока золота и серебра. В Англии самым известным сторонником меркантилизма был сэр Томас Ман (1571–1641) – купец и член правления Ост-Индской компании. В своей известной книге «Богатство Англии во внешней торговле, или Баланс нашей внешней торговли как регулятор нашего богатства» он дал следующую общую характеристику меркантилистской доктрины: «Ежегодно продавать иностранцам товаров больше, чем мы потребляем их товаров по ценности»[40].

Меркантилисты также выступали в защиту развития национального государства как необходимого инструмента финансирования войн и экспедиций для обеспечения безопасности торговых маршрутов и контроля над колониальными рынками. В Англии, Голландии и Франции меркантилисты выступали сторонниками законов о мореплавании (таких как английский Навигационный акт 1651 года), которые обязывали принимавшие их страны и колонии использовать для нужд торговли только корабли, которые ходят под их национальным флагом.

По мере того как меркантилистская теория развивалась, а люди начинали осознавать производство богатства как национальный феномен, стали появляться и первые оценки национального дохода как общего объема доходов, зарабатываемых всеми в отдельно взятой стране. В Британии XVII века были предприняты две новаторские попытки подсчитать национальный доход. Одну из них предпринял Уильям Петти (1623–1687) – земельный спекулянт, анатом, медик и депутат парламента, при Реставрации занимавший пост генерал-контролера в Ирландии[41]. Вторым был Грегори Кинг (1648–1712), специалист по геральдике, генеалогии, гравер и статистик: его интерес к национальным счетам возник в процессе работы над введением нового налога на браки, рождения и похороны.

Петти и Кинг остроумно использовали неполные и запутанные данные для создания на удивление детализированных оценок доходов. Им приходилось работать с пребывавшими в зачаточном состоянии данными правительства о сборе налогов, оценками численности населения и обрывочной статистикой потребления таких базовых товаров, как овес, пшеница и пиво. Однако их оценкам не хватало внятной теории ценности: Петти и Кинга интересовал только подсчет объемов национального выпуска, а не то, каким образом он осуществляется. Тем не менее их попытки осуществить национальные экономические подсчеты были беспрецедентны и заложили основы для современных национальных счетов.

В 1660-е годы, когда Петти занимался своими исследованиями доходов, Англия выходила из республиканского эксперимента и вела борьбу с Голландией и Францией за первенство на морях. Петти хотел выяснить, есть ли у Англии ресурсы, для того чтобы выстоять перед этими угрозами ее безопасности, – как выражался сам Петти, «доказать математически, что государство могло бы получать значительно больше дохода от налогов, чтобы финансировать свои гражданские и военные нужды»[42], поскольку он был уверен, что его страна была богаче, чем обычно об этом думали.

Петти совершил решительный прорыв. Он осознал, что на национальном уровне доходы и расходы должны представлять собой одну и ту же величину. Он же понял, что если рассматривать некую страну как замкнутую систему, то каждый фунт, который тратит один человек, означает, что другой человек получает доход в тот же один фунт. Это был первый случай, когда кто-то уловил эту принципиальную догадку и стал с ней работать. Чтобы компенсировать нехватку доступных статистических данных, Петти ухватился за допущение, что доходы той или иной страны равны ее расходам (без учета накоплений в благоприятные времена, хотя Петти осознавал это потенциальное расхождение)[43]. Это означало, что для вычисления размера национального дохода можно было взять размер расходов на одного человека и умножить его на количество населения. Тем самым Петти в неявной форме стал использовать концепцию границы сферы производства, включая в ее пределы лишь деньги, потраченные на «еду, жилище, одежду и все другие средства существования»[44]. Все прочие «необязательные траты», как определял их Петти, не принимались во внимание.

Расширяя этот подход, Петти пришел к пониманию того, что всякая отрасль экономики, которая не производит указанные предметы первой необходимости, является непроизводительной, то есть ничего не добавляет к национальному доходу. По мере продвижения работы Петти его идея границы сферы производства получила дальнейшее оформление: по одну сторону оказались «крестьяне, моряки, солдаты, ремесленники и купцы[, которые] являются опорой всякого государства», а по другую – «все остальные крупные профессии» (great professions), которые «имеют своим источником недостатки и ошибки этих профессий»[45]. Под «крупными профессиями» Петти подразумевал стряпчих, клириков, чиновников, лордов и т. д. – иными словами, некоторые из этих занятий были для него просто неким необходимым злом, требующимся просто для стимулирования производства и поддержания статус-кво, но фактически несущественным для производства или обмена. Хотя Петти и не был уверен, что в центре экономической политики должен находиться контроль над импортом и экспортом, меркантилисты оказали на него серьезное влияние. «Торговля (Merchandise), – утверждал он, – более производительна, чем мануфактурное производство и сельское хозяйство. Голландцы, – с одобрением отмечал Петти, – передали свое сельское хозяйство на откуп Польше и Дании, что позволило голландцам сосредоточиться на более производительных “промышленности и искусстве” (Trades and curious Arts)»[46]. Англия, делал вывод Петти, также получила бы выгоды, если бы больше земледельцев становились торговцами[47].

В конце 1690-х годов, после первой публикации работы Петти «Политическая арифметика», более детальную оценку доходов Англии проделал Грегори Кинг. Как и Петти, он был озабочен военным потенциалом Англии и сравнивал ее доходы с доходами Франции и Голландии. Опираясь на самые разнообразные источники, он педантично подсчитал доходы и расходы примерно двадцати разных профессиональных групп страны – от аристократии до юристов, от купцов до нищих. Кинг даже сделал ряд прогнозов (например, численности населения), опередив появление «научного» прогнозирования примерно на 250 лет, и провел оценку урожайности основных сельскохозяйственных культур.

В процессе работы у Кинга, как и у Петти, стала возникать подразумеваемая граница производственной сферы, когда он оценивал производительность, определяя ее как доходы, превышающие расходы. Самой производительной группой Кинг считал торговцев, чьи доходы на четверть превосходили расходы, за ними следовали «мирские и духовные владыки», а далее различные престижные профессии. На самой границе располагались фермеры, которые зарабатывали почти столько же, сколько тратили, а на «непроизводительной» стороне уверенно помещались моряки, рабочие, прислуга, крестьяне, нищие и «рядовые солдаты»[48]. С точки зрения Кинга, непроизводительные массы, на долю которых приходилось чуть больше половины населения, были пиявками на теле общественного благосостояния, поскольку они потребляли больше, чем производили.

В таблице 1 показано, что Петти и Кинг расходились во мнении, какие профессии считать «производительными». Почти все занятия, которые Петти признавал непроизводительными, Кинг в дальнейшем рассматривал как производительные, в то время как ряд профессий, которые, по Петти, порождали ценность – моряки, солдаты и неквалифицированные работники, – не соответствовали критериям производительности в анализе Кинга. Их разные взгляды могли быть обусловлены их биографией. Петти, человек скромного происхождения, наделенный республиканскими инстинктами, начинал на службе у Оливера Кромвеля. Кинг, вращавшийся в аристократических и придворных кругах, вероятно, был менее склонен считать выделявшиеся Петти «возвышенные профессии» непроизводительными. Однако оба они относили к непроизводительной категории «лиц без определенных занятий» (vagrants) – в качестве параллели для подобной позиции можно привести тех, кто сегодня получает от государств социальную помощь, финансируемую за счет налогов на производительные сектора экономики.

Таблица 1. Граница сферы производства в 1600-х годах

Некоторые идеи Петти и Кинга оказались на удивление стойкими[49]. Возможно, самым важным было то, что их так называемая «политическая арифметика» заложила основу того, что сегодня мы называем «национальными счетами» для вычисления ВВП – того компаса, по которому разные страны пытаются вести корабли своих национальных экономик.

Отзвуки меркантилистских идей по-прежнему присутствуют в современной экономической практике. Осуществляемое сегодня различными государствами «управление» обменными курсами ради незаметного достижения конкурентных преимуществ для экспорта и накопления резервов иностранной валюты напоминает о меркантилистских представлениях о стимулировании экспорта с целью накопления золота и серебра. Напоминанием об этих ранних идеях о способах создания ценности являются и таможенные тарифы, импортные квоты и другие меры контроля над торговлей и поддержки внутренних производителей. В призывах к защите западных производителей стали от китайского импорта или к субсидированию собственной энергогенерации с низкими выбросами углерода для замены импорта нефти, газа и угля в целом нет ничего нового. Тот акцент, который популистские политики делают на негативном эффекте от свободной торговли и на необходимости сооружения различных барьеров для предотвращения свободного перемещения товаров и рабочей силы, также заставляет вспомнить об эпохе меркантилизма, когда упор больше делался на то, чтобы установить правильные цены (а также обменные курсы и заработные платы), нежели на инвестициях, необходимых для долгосрочного экономического роста и более высоких доходов на душу населения.

Петти и Кинг были новаторскими фигурами в первых попытках поставить вопрос о том, как и где создается ценность. Однако оба они в конечном итоге смогли классифицировать занятия на производительные и непроизводительные, исходя из собственных субъективных предпочтений. Работа этих двух авторов была сугубо описательной – она не претендовала на то, чтобы дать количественную оценку отношениям между различными группами и индивидами в экономике либо смоделировать их или же провести расчеты того, каким образом вся эта система воспроизводила себя и поддерживала условия для будущего производства. Одним словом, работа Петти и Кинга не была связана с некой основополагающей теорией того, что именно составляет богатство и откуда оно берется, то есть с теорией ценности. В результате любая политика, ориентированная на экономический рост, оказывалась несистемной, поскольку оставалось непонятно, что именно этот рост порождает. Однако в следующем столетии данная ситуация стала меняться.

По мере появления новых экономических исследований в течение XVIII столетия разные мыслители стали все больше задумываться об отыскании теории, которая объясняла бы, почему одни нации развивались и процветали, в то время как другие деградировали. Несмотря на то что экономисты этого периода не использовали термин «граница сферы производства», именно эта идея лежала в самой сердцевине их работы. Поиск источника ценности привел их к тому, что они в его качестве стали указывать производство – сначала землю (что было вполне объяснимо в условиях преимущественно аграрных обществ), а затем, по мере того как разные экономики все больше индустриализировались, труд. Трудовая теория ценности достигла своего апогея у Карла Маркса в середине XIX века, когда промышленная революция приобрела максимальный размах.