Читать книгу Кира – девушка с дьявольскими глазами - Мариэль Липецкая - Страница 1

Прекрасный величественный зал. Так просторно. Но я смотрел вовсе не на него, не на стеклянный паркет, водяные разводы которого напоминали подползающих ко мне змей, не на кроваво-бордовые шторы, сползавшие вниз и обрамлявшие этот мертвецки-серый зал. Я смотрел на Неё. На Неё, которая сидела посреди мрака, освещённого лишь парой ламп, – в здании сгорела проводка – и играла на скрипке спокойную мелодию. Она была так сосредоточена на игре, что даже не заметила моего прихода. Каждый её выдох будто леденил помещение. Эта девушка напоминала мне Уэнздей из «Семейки Аддамс». Она была так же холодна и мрачна. И так же прекрасна. Она царица, а смерть – её подданная. Кира – имя для убийцы.

– Кира, сосредоточься! Снова в облаках витаешь? Соберись! У нас выступление через неделю, – скомандовал дирижёр, видя, что девушка отстала от оркестра.

Она дёрнулась, растерянно взглянула на мужчину лет сорока, потом быстро собралась с духом и начала двигать смычком в такт общей музыке. Она наконец заметила меня, когда мельком посмотрела на выход – я стоял у двери, опершись о косяк. Мне было по—прежнему тяжело стоять прямо, но в целом я чувствовал себя намного лучше. Рана могла открыться, но вероятность такого исхода событий была мизерно мала. По глазам видел, что девушка испугалась, увидев меня. Атмосфера отрешённости и безучастности вокруг неё стала рассеиваться. Кира начала часто и прерывисто дышать. Она не отводила от меня свой цепкий, вязкий взгляд. Я тонул во тьме её больших карих глаз. Таких прекрасных глаз. Я чувствовал, как её мрак пробирался и ко мне в душу. У меня мурашки по коже пошли. До чего же она была жутко-красива. Чёрные фраки на сцене, чёрные юбки по стульям, чёрная её подводка вкупе с чёрными волосами, собранными в пучок, – они репетировали для моих похорон?

Кира, я тебя не боюсь, как бы сильно ты не пыталась меня напугать, напуская на себя ауру хладнокровия и мрака. Я очарован тобой. Я искренне благоговею перед тобой, нехотя осознавая, что стиль девочки Уэнздей оказался в моём вкусе.

Ты смотрела на меня и начинала играть быстрее, надавливая на струны сильнее, водя смычком, словно ножом по живой плоти. Ты не отводила от меня свои чёрные, выразительные глаза. Ты была такой красивой со скрипкой в руках, словно статуя, навечно застывшая с этим прекрасным инструментом. Вы были созданы друг для друга.

– Кира, ты спешишь. Смотри на меня, – командовал дирижёр, усердно управляя оркестром.

Когда кто-то спешил, или отставал, или брал не ту тональность, общая мелодия сбивалась – это было слышно. Даже я это замечал, хоть и ничего не понимал в классической музыке. Больно. Она будто резала по мне. Рана вдруг дала о себе знать ноющей болью в области живота. Воспоминания живо проносились в моей голове снова и снова.

– Кира, остановись, чёрт тебя дери! Что с тобой сегодня?! – кричал мужчина, который уже был не в силах сдерживать этого чертёнка.

Девушка бешено играла, смотря прямо мне в глаза. Она была сосредоточена как никогда. Она прожигала меня взглядом и резала смычком струны. Воздух вокруг нас будто наэлектризовался.

– Кира, стоп!

Дирижёр остановился, а вместе с ним и оркестр, который тоже недоумевал от действий этой всегда спокойной и скромной девушки. Струна лопнула. А через несколько секунд ещё две. Кира наконец остановилась. Она будто пребывала всё это время во сне и очнулась только сейчас.

– Пошла прочь со сцены! Вернёшься, когда спустишься на землю, – гневно закричал мужчина, краснея. Все мышцы его лица были напряжены, он натужился как индюк, отчего был смешон.

Кира, Кира. Мне нравилось это имя до тебя. Кира Найтли очень хорошенькая… то есть хорошая актриса. Ты совершенно на неё не была похожа. С тобой это имя обрело новый смысл убийцы – и влюбился в него без памяти.

Девушка встала, безвольно опустив руки, будто вместо них у неё была тряпица.

– Извините, Михаил Сергеевич, такого больше не повторится, – пролепетала она ангельским голосом. А голос у неё действительно был милым в противовес готической внешности.

– Уйди со сцены, – казалось, терпение у дирижёра скоро должно было кончиться.

Кира виновато опустила глаза, и быстро сошла со сцены, и направилась… прямо ко мне. Наконецто. Держа смычок в одной руке и скрипку в другой, она подошла ко мне вплотную. Мне пришлось выпрямиться. В этот момент я заметил кровь у неё на виске и на струне. Доигралась. Но девушка будто не замечала своей раны. Невозмутимая как удав, она осматривала меня с головы до ног своим липким, высокомерным взглядом.

– Когда я играла на скрипке… – Кира задумчиво замолчала, раскрывая рот, с удовольствием вдыхая воздух, будто он был пропитан опиумом. – Мне предлагали перейти на контрабас, но он тяжёлый. И знаете, товарищ следователь, я ненавижу музыку. Всю полностью. Ненавижу.

Она без колебаний бросила окровавленную скрипку и смычок на пол и протянула руки вперёд.

– Вы пришли арестовать меня, товарищ следователь?

Голос её даже не дрогнул. Он был холоден, но мелодичен как всегда. Она выглядела совершенно спокойной и сдержанной, как и обычно – лишь трясущиеся руки выдавали её волнение. Она не улыбалась и не истерила, не просила второй шанс и не кокетничала в надежде расположить к себе. Она была такой же, как и в остальные дни, только в глазах её читалось смирение со своей участью. Она будто ждала моего появления давным-давно, но я бессовестно заставил её томиться в ожидании.

«Ты хороший человек. Мне жаль, что так получилось. Не смей умирать, слышишь меня? Не смей! Если ты умрёшь, то кто тогда меня арестует?»

Эти слова я слышал, но не слушал. У меня звенело в ушах. Даже не успел понять, что произошло. Меня пронзила резкая боль вместе с её ножом. Как я мог упустить этот удар? Я же военный. Но она ударила меня так молниеносно, что я даже выстрелить не успел. Хотя признаюсь, что оплошал я, чтобы встретить эту девушку снова.

Она говорила мне что-то, тревожно и виновато поглядывая на меня, пока осторожно укладывала моё ослабевшее тело на землю. Я ничего не мог сказать, я был поражён её поступком.

– Не умирай…

Это последнее, что я услышал сквозь шум в ушах.

***

Так трудно было открыть глаза. Веки невероятно тяжёлые, совсем нет сил. Потолок белый или чёрный? В темноте не разобрать. Облезлый и потрескавшийся. Не мой потолок. А где я был тогда? Повернул еле слушавшуюся голову вправо – стена тоже не моя. Влево – Кира мирно спала на соседней койке, свернувшись в клубок. Она такая красивая, когда спит… У меня не было сил, даже чтобы испугаться. Спать хочу…

***

– Ему стало лучше? Когда очнётся?

– Он вчера пришёл в себя.

Два женских голоса. Один знакомый, всё тот же серьёзный и холодный.

– Он что-то рассказал?

– Пока не может говорить, – пролепетала вторая. – Тебе пора. Меня уволят, если узнают, что ты вовсе не девушка его.

– Почему ты решила, что это не так? – Кира – да, это определённо была она – встревожилась.

– Когда любят, не смотрят на человека, будто хотят его сжечь.

Наступила тишина. Мне очень хотелось открыть глаза, но если бы она узнала, что я не сплю… Это было опасно.

– Мне многие говорят, что у меня глаза, как у демона.

Ледяные пальцы еле заметно, даже, сказал бы, нежно, дотронулись до моей щеки и прошлись до виска, немного погладив по волосам. Возможно, она заметила моё учащённое дыхание. Открыть ли мне глаза? Горячее дыхание обжигало мою кожу.

– Я буду ждать тебя. Надеюсь, ты скоро придёшь за мной, – прошептала она мне на ухо.

Я резко открыл глаза, но передо мной стояла миловидная медсестра. Осмелился я слишком поздно. У неё были шальные глаза. Кажется, она была в шоке не меньше меня.

– Это же не ваша девушка? – несмело спросила она меня, поправляя капельницу.

Я отрицательно мотнул головой. Не дай бог мне такую девушку.

– Меня точно уволят, – пробормотала медсестра себе под нос, а руки её дрожали.

– Я никому не скажу, – улыбнулся я ей. Она так удачно попалась мне под руку.

***

– Во что ты опять вляпался, лисья морда?! – Кирилл Андреич пытался не кричать на меня первые пять минут, но характер взял вверх. Да и я его вывел из себя изрядно своей выходкой. Я надеялся, что моя операция пройдёт тихо, и накопаю улик на Волынского без лишнего шума, но моя операция пошла совсем не по плану. Точнее она покатилась в тартарары со световой скоростью. И теперь, кажется, меня убьёт мой начальник.

– Андреич, ты только успокойся. Я получил по заслугам – держи это в голове, – я пытался унять его, чтобы он не накинулся на меня с намерением задушить к чёртовой матери, но на самом деле наблюдать за его красным от злости лицом было одно удовольствие.

– Я с тебя шкуру спущу! если отец твой не сделает это со мной раньше, – похоже, он действительно собирался накинуться на меня.

– Не надоооо, Андреич, пощади, – я уже выставил руки, чтобы обороняться, но мой старик остыл. Глубоко вдохнул, выдохнул, ещё раз вдохнул, как я его учил.

– Слышь, Шерлок Холмс недоделанный, видел хоть, кто тебя пырнул? – Кирилл Андреич ослабил свой галстук и расстегнул первую пуговицу рабочей рубашки. Перенервничал, и теперь у него, кажется, опять давление поднималось.

– Не видел я, темно было, – после этих слов мой начальник замахнулся на меня, отчего я съежился. Не люблю я, когда он ловит меня с поличным.

– Если ты помрёшь, твой папаша с меня семь шкур сдерёт и у себя на даче повесит, ты понимаешь, сосунок проклятый?! Что ты забыл в этих гаражах?

– Гулял, – пискнул я.

Наступила гробовая тишина. Кирилл Андреич обречённо вздыхал и брался за голову. Если бы мой отец не был большим человеком в органах, то этот старик не носился бы со мной, как курица с яйцом. Если бы не мой отец, меня бы в полиции не было. Но то, чего я добился, это лишь моя заслуга.

– Сигаретки не найдётся? Давно не курил. Из койки вставать не велят, а у меня ломка. Одна надежда на тебя, Андреич, – я умоляюще зыркнул глазами на него.

– Балда проклятая, – он снова вздохнул, но затем рассмеялся. Мой оптимизм его всегда веселил».

– Вы пришли арестовать меня, товарищ следователь?

Кира была безэмоциональна, как статуя. Снаружи она выглядела отстранённо и спокойно, но внутри у неё словно бушевал ураган: руки тряслись, как у алкоголика со стажем, а зрачки были расширены, как у наркомана. Даже не представляю, как она умудрялась так мастерски скрывать своё состояние.

– У тебя… в-вас… кровь на виске, – я осторожно опустил её руки и, достав потрёпанный носовой платок из кармана джинсов, потянулся к щеке, чтобы вытереть кровь.

Вид крови меня всегда, мягко говоря, нервировал. Считаю неуважением появляться перед человеком в таком неопрятном виде. Она, кажется, наивно приняла это за ухаживание или знак внимания, но всё же притронуться не дала. Как только я поднёс платок, девушка отмахнулась, ударив по руке. Как невежливо. Но взгляд её смягчился, и она успокоилась. Кира всё-таки приняла это за выражение симпатии. Пусть будет так.

– Так вы собираетесь арестовывать меня или нет? – девушка поспешно начала вытирать свою кровь ладонью, так и не приняв предложенный платок.

– У меня нет ни ордера на арест, ни спецназа за дверью, так что нет, я не собираюсь тебя арестовывать, – мягко улыбнулся я ей. – Тем более, на тебя не поступало никаких жалоб, никаких заявлений о нападении на человека. Ни от одного. Ни одного заявления, – уточнил я, то ли чтобы её успокоить, то ли чтобы напомнить и заставить беспокоиться донельзя. Сам не понял.

Да, как я и предполагал, Кира только больше стала волноваться. Она, наконец, вспомнила, что не я один пострадал в той перепалке. Она нервно сглотнула слюну и уставилась на меня уже испуганными глазами.

– Пойдем в более освещённое место, например, в кафе через дорогу? Нам многое нужно обсудить, – предложил я вежливо девушке. Это место меня угнетало своей атмосферой. Особенно шторы.

Я играл в хорошего парня, и у меня это прекрасно получалось на протяжении всей моей жизни. Внешне я был спокоен, но мои мысли рядом с этой девушкой сводили меня с ума. Мне казалось, что снаружи моя маска трескалась и выдавала мою истинную натуру, и я мысленно надевал новую и новую, пока, в конце концов не смирился со своими безумными мыслями. Я едва сдерживался, чтобы случайно не дать пощёчину Кире за проделанную дырку в моём теле. Это было крайне сложно. Также хотелось прижать эту чертовку к стене, тряся за плечи, и поцеловать… Что за дурацкие мысли?

– Почему Вы просто не отведёте меня в участок и не начнёте допрашивать? Почему вы мучаете меня, товарищ следователь? – спокойный голос начал срываться на крик. Я порядком её достал своей медлительностью.

А ты была права. Ожидание – это самое худшее из вещей. Ты хотела, чтобы всё наконец закончилось, а я томил тебя, не давая внятного ответа, вызывая на разговоры. Хуже наказания и не придумать. Но я не за этим пришёл. Я и сам в полном смятении.

– Мучаю? Нет, совсем нет. Я хотел просто поговорить с тобой. Как я и сказал, у меня на тебя ничего нет. Но поговорить мы обязаны. Ты же не можешь отрицать этого? – мой голос стал более настойчив в тон девушке. Но я был осторожен: не хотелось бы перейти ту грань вежливой настойчивости и грубости.

Я ещё немного побродил глазами по залу, нарочно не смотря на даму в чёрном. А потом резко посмотрел прямо ей в глаза. В её большие чёрные глаза. Они были по-настоящему прекрасны. Обладательница этих очей могла быть грубой, даже жестокой, но эти прекрасные глаза никогда не врали. Кира умела скрывать свои чувства и эмоции, но глаза её, грустные и отчаянные, всегда говорили мне правду. Когда я закончу, от неё останутся только её плачущие прекрасные глаза, молящие убить их обладательницу. Но я никогда этого не сделаю.

Девушка почувствовала себя некомфортно от моего прямого изучающего взгляда и, потупив взор, направилась к выходу, обогнув меня. Я поднял музыкальный инструмент, безразлично оставленный на полу своей хозяйкой, и провёл смычком по оставшимся струнам. То, что я играть не умею, стало понятно с первой секунды. Господи, я чуть не оглох. Я поморщился и оставил идею стать великим скрипачом. Кира обернулась на противный звук уже у выхода и усмехнулась. Она всегда была так скупа на эмоции…

***

Она снова заказала чашку воды. Я уже привык. Сам любил когда-то с тремя, нет, с четырьмя ложками сахара. Но она не любила. Она ненавидела этот напиток.

– Товарищ следователь… – начала она после трёх минут крайне неловкого молчания и созерцания чистого голубого неба в окне, но я её перебил:

– Почему ты не зовёшь меня по имени, Кира? – это было немного грубо и невежественно – совершенно не в моём характере – но меня порядком достало это прозвище. Я должен был об этом сказать.

– Я не знаю, – задумчиво ответила она.

Она знала. И я знал. Но вслух это произносить было неловко и странно. Моё имя напоминало ей её мёртвого друга, хотя имена у нас и не одинаковы. Но схожесть есть, не спорю. Это немного неудобная ситуация для нас обоих, но всё же я тогда надеялся, что она однажды назовёт меня по имени, а не по глупому прозвищу.

– Шторы у вас в зале как будто кровью по стенам стекают, – решил возобновить я наш неловкий разговор.

– Вы тоже заметили, – хмыкнула Кира.

– Мне не нравится, – честно поделился я.

– А мне наоборот, – парировала девушка.

Снова наступила тишина. Если бы шторы были хотя бы синими или жёлтыми, было бы намного лучше. Кто умудрился купить такие багряные мрачные занавески? Просто возмутительно.

– Мне жаль, что так получилось, – сухо сказала она, подняв на меня свои выразительные глаза. – Если бы я могла вернуться и сделать всё иначе, я бы сделала. Но я не могу. И всё, что я могу сделать сейчас – это попросить прощения за причинённый вред и понести должное наказание.

Такие проникновенные слова, но отчеканенные таким безучастным, чёрствым голосом… Невероятный контраст! Если бы я не знал тебя так хорошо, то подумал бы, что ты бездушная машина. Но это, разумеется, не так. Ты скрывала все свои эмоции глубоко внутри, куда даже сама с трудом могла добраться. Скрывала за этим холодным голосом, безэмоциональным выражением лица и жестокостью. Мне жаль тебя. И себя за то, что так очарован тобой.

– Кира, – я деланно собрал всю свою скромную смелость и обратил на себя внимание девушки, которая была заинтригована моим порывом, – ты мне нравишься…

Не успел я договорить, как чашка Киры опрокинулась, а сама девушка, ошпаренная кипятком, вскочила с диким взглядом и начала размахивать руками. Она не знала, куда себя деть. Настолько эта фраза поразила её. Даже не знал, что произведу на неё такой сильный эффект.

– Я пойду. Мне пора. Мне надо идти, – затараторила девушка себе под нос и поспешно вышла из-за стола, всё так же размахивая ошпаренными руками.

Я перехватил её за запястье, когда она обогнула стол, – жест был грубый, но иначе её было не остановить – и повернул к себе. Она уставилась на меня, как на незнакомца. Возможно, моя маска треснула.

– Я не договорил, – тон был резок и настойчив, как бы я не старался быть джентльменом. – Ты мне нравишься, Кира, поэтому я хочу помочь тебе. Скажи, куда ты дела Волынского?

Взгляд девушки из растерянного превратился в яростный. Именно этот взгляд у неё был, когда она вонзала мне окровавленный нож в живот. Я не ненавижу тебя за это, просто… Нет, я ненавижу тебя, Кира.