Читать книгу Кира – девушка с дьявольскими глазами - Мариэль Липецкая - Страница 2

Восхитительное лазурное небо к горизонту сгорало в пламенном пожаре заката. Река под ним как никогда была спокойна. Она тушила это пламя своим умиротворённым течением так же, как и души людей.

Девочка дрожащими руками осторожно перелезла через перила моста и со страхом смотрела вниз. Она собиралась умереть. На вид ей было лет пятнадцать, не больше – совсем молодое, полное жизни дитя. Но внутри оно уже было мертво.

– Я даже заплакать не могу. Сама себе отвратительна, – с презрением произнесла она и собралась отпустить руки.

Но в этот момент её за запястье кто-то схватил. Это была женщина, не молодая, среднего возраста. Она крепко держала девочку за руку, с ужасом смотря в её испуганные глаза.

– Подумай о родителях! Нет ничего хуже, чем потерять собственного ребёнка! – с волнением кричала она.

Только тогда по щекам подростка побежали две скупые слезы, но выражение её лица всё равно не изменилось. Она была мрачна, измотана, о чём говорили синяки под глазами и чрезмерно худое лицо, потеряна. От неё веяло мёртвым холодом и одиночеством. Осталось только спрыгнуть.

– Мой лучший друг мёртв. Он был единственным, кто понимал меня и принимал такой, какая я есть. Моя мама меня презирает. Позавчера она сказала, что жалеет, что родила меня. Она ненавидит то, что я не такая… – девочка уже захлёбывалась слезами. Она не могла смотреть женщине в глаза. Она лишь дёргала плечом, чтобы вырвать свою руку.

– Какая? – женщина в салатовом плаще держала её уже двумя руками и не давала подростку сделать заветный шаг вперёд.

– Не такая как все! – девочка с чёрными глазами испепеляющим взглядом посмотрела на женщину и вырвала руку, но не спрыгнула. Та испугалась этого взгляда. Он был нечеловеческим: в нём было столько злости, ярости, жажды крови и отчаяния. – Не держите меня, я всё уже решила. Я всё перебрала: спрыгнуть в реку – это самый лучший вариант. Ни следов, ни боли. Я долго думала над самоубийством: если бы повесилась дома, испугала бы маму; уксус сжигает все внутренности прежде, чем убить – это адская боль; перерезать вены больно; на таблетки нет денег; сжечь себя живьём… Не хочу умирать с болью. Я одна, никому не нужна. Никто и не вспомнит обо мне.

К концу монолога девочки женщина рыдала навзрыд. В этих словах было столько отчаяния и боли, что они могли бы заставить задуматься о самоубийстве любого.

– Ты, наверное, будущий гений. Многие великие люди были одиноки и отвергнуты. Ты обязательно станешь той, кто принесёт пользу людям, – сказала женщина с грустной улыбкой сквозь слёзы.

– Я не умею ни рисовать, ни сочинять, ни изобретать. Я не гений, – девочка перестала плакать и влилась в диалог. Она на время отвлеклась от того ужасного, что собиралась сделать.

– Гении бывают не только в творчестве. Они там, где их не ожидаешь увидеть. Они везде – занимаются тем, что им по душе. Вот чем тебе нравится заниматься? Кем бы ты хотела стать, чтобы помочь обществу процветать?

Подросток посмотрела вниз на спокойно и безмятежно текущую вечернюю реку и задумалась.

– Я хочу справедливости. Хочу помогать людям. Хочу вершить справедливость, – после недолгого молчания ответила она.

– А я хочу спасти твою жизнь. Я психолог и никогда себе не прощу, если не смогу сейчас выполнить свою прямую профессиональную обязанность, – женщина с мольбой протянула девочке руку. – Слезай отсюда, и пойдём, я угощу тебя горячим чаем с конфетами. А потом помогу вершить справедливость, если пожелаешь.

Женщина лучезарно улыбнулась. Подросток неуверенно взялась за протянутую руку и кивнула.

В тот самый момент эта девочка поняла, что гении действительно везде, и им не нужно признание и всенародная слава. Они просто есть, и они спасают жизни. Она захотела стать такой же.

***

Будильник звенит, он не умолкает. Как и каждый студент в утро понедельника, я ненавижу свой будильник.

Я неохотно встаю под оханья моих соседок по комнате и начинаю одеваться.

– Как хорошо, что мне ко второй… – сонно проговаривает Маша и поворачивается на другой бок. Она уже уснула. Быстро, однако.

Ксюша вставать отказывается – у неё похмелье после вчерашней вечеринки. С полуоткрытыми глазами на автомате нащупываю аспирин и кидаю ей одну таблетку. Я вижу, как ей плохо, а от одной таблетки не убудет. А вообще аспирин я покупаю лишь для одного человека – Марины. Сам не пью и по клубам не хожу, а она слишком рассеянна, чтобы думать об аспирине.

Со стаканом холодной воды из-под крана в правой руке и аспирином в другой вяло и неспешно поднимаюсь на этаж выше. Стучусь ногой в дверь подруги. Оказывается, она не заперта. Вчера, наверное, забыла за собой закрыть. Какой же здесь бардак! И как мне среди этого всего отыскать Марину? Начинаю ногами рыскать среди её учебников, одежды и бутылок пива, так как руки заняты. Вдруг слышу смешок. Он где-то близко, но не могу понять где.

– Приём, приём, она продолжает искать меня, – и после этих слов эта чертовка залилась истерическим смехом.

Я поняла, что она под кроватью. Марина не заставила себя ждать и после непродолжительного смеха вылезла из-под кровати, держась за голову и строя измученную гримасу. Нечего было напиваться до такого состояния. Я с каменным лицом протянула ей стакан и таблетку. Я часто это делаю, уже вошло в привычку.

– Ты такая бука. Хоть раз подыграла бы мне. Даже не смеёшься, – пробубнила она обиженно, жуя таблетку. – Хобошо, бчто ты не пьёшь, – пробулькала Марина в стакан, – а то кто бы приносил мне таблетки, – после чего она радостно улыбнулась и плюхнулась на кровать, предварительно отдав мне стакан.

– Через тридцать минут жду тебя в холле. Чтоб была как огурчик. И если вздумаешь прогулять пары, больше не увидишь аспирина, поняла? – наказала я ей строгим тоном. Но на самом деле это всего лишь шутки. Я никогда не могла заставить её что-то сделать без её на то согласия.

– Ты моя феечка, – промямлила девушка сонно. – Только очень-очень злая феечка, – нахмурившись, она схватилась за голову и скатилась с кровати прямо на пол. Я поспешила уйти. Для того, чтобы смотреть на похмельные муки Марины, нужны железные нервы.

***

Обеденный перерыв. Я совершенно не знаю, чем себя занять, и просто сижу в телефоне на спортивной площадке на свежем воздухе. Погода, к счастью, не подводит, и, несмотря на конец апреля, температура не опускается ниже двадцати градусов. Самое время для волейбола, чем и занято большинство девушек нашего факультета. Мне никогда не хотелось присоединиться. Меня и не примут. Не потому, что я не умею играть, а потому, что не вписываюсь. Никуда. А всё из-за моей мрачной внешности: бледная голубоватого оттенка кожа, худощавое (даже слишком) телосложение, от рождения чернющие волосы и выразительный взгляд, который я всегда стараюсь подчеркнуть подводкой. Все боятся моих глаз. Наверное, опасаются, что сглажу. Хотя сама я ничего такого за собой не замечала. Обычные карие глаза. И вообще, глупо судить о человеке лишь по внешности, ведь её мы как раз таки не выбираем.

После обеда в столовой я потеряла Марину из виду. Могу поклясться, что она где-то во дворе соседских домов опохмеляется с Кириллом – это её парень. Или бывший парень… Я уже запуталась в их отношениях. Человеческие взаимоотношения в принципе – это как-то не моё.

Резкий сильный удар по голове прервал мои мысли. Телефон выпал из рук, а я схватилась за голову и сморщилась. Больно.

– Эй, подай мяч, чего застыла? – послышалось с площадки.

Я подняла глаза на девчонок. Одна из них стремительно шла прямо ко мне. Только не она! Вишневская – ярая моя ненавистница. Я знаю, что она будет делать.

– Ой, немного промахнулась. Не больно? – со злой улыбкой, прыская желчью, спросила эта змея.

– Всё нормально, я в порядке, – спокойно ответила я, внимательно следя за её последующими действиями.

Её лицемерную улыбку будто ветром сдуло. Она, прожигая меня ненавистным взглядом, подняла мой выроненный телефон и медленно протянула его мне. Как только я, с опаской поглядывая, почти взяла его, девушка резко с силой швырнула его об край скамейки, а обломки яростно растоптала своими кедами. Сказать, что я была в недоумении – ничего не сказать.

Вот за что она меня так ненавидит? Мы даже ни разу полноценно не разговаривали. Казалось, что она невзлюбила меня с первого взгляда. Я ведь не сделала ей ничего плохого. Но и сблизиться не пыталась. Меня можно было с лёгкостью игнорировать, но она выбрала не этот путь.

– Тогда в следующий раз буду бить, чтобы было больно. Месяц из больницы не выйдешь, – прошипела она, очень довольная своей мерзкой выходкой.

Я встала. С площадки послышались улюлюканья и нетерпеливые визги. Кира, держи себя в руках. Если ты сорвёшься, живого места на ней не оставишь. Она намного слабее, и женская драка отправит тебя прямиком в тюрьму. Я сжала кулаки до боли в костяшках. Кира, успокойся.

– Слышь ты, мухомор (Вишневская была в красной блузке в горошек), – непонятно откуда появившаяся Марина толкнула девушку обеими руками в грудь, – я тебе сейчас этот мяч в жопу засуну, что сама из больницы не вылезешь, пока не вытащат, – она продолжала наседать на неё, а та пятилась назад с очумевшими глазами. – Не буди во мне спящую мегеру и вали отсюда нахрен, – Марина мельком посмотрела на меня и добавила вслед быстро сматывающейся Вишневской: – И новый телефон ей купишь, поняла?!

– Завались, пьяная психопатка! – закричала девушка ей в ответ, отойдя на безопасное расстояние.

– Что ты там вякнула? Инстинкт самосохранения заглючил что ли? А ну иди сюда! – Марина показательно сделала пару тяжёлых шагов и со смехом повернулась ко мне.

Вот такая у меня подруга… Не девушка, а торнадо. Она любого поставит на место, и все это прекрасно знают. Из-за похмелий у неё часто плохое настроение, и она постоянно с кем-нибудь ссорится. Но при том быстро мирится со всеми из-за своей отходчивости и общительности. У Марины много друзей и знакомых, а парни меняются с регулярностью где-то в месяц. Не понимаю, зачем ей такая, как я? Я совсем не подхожу подобному типу людей.

– Не обращай на неё внимания, – она с улыбкой махнула на Вишневскую рукой.

Говорю же, отходчивая.

Подруга, пританцовывая, села рядом со мной на скамейку и с загадочной улыбкой достала из сумочки две маленькие бутылочки фанты вместе с трубочками. Сразу же протянула одну из них мне. Я молча приняла. Нет, я не дружу с ней из-за таких подачек и никогда не попрошу что-то, даже если мне понадобится. Просто она по-своему пытается мне помочь.

– Почему она меня так ненавидит? – отчуждённо произнесла я. Этот вопрос не то чтобы обращался к Марине, он был скорее адресован самой себе.

– Ты тихая и скромная. Люди не любят таких. Девочкам обязательно надо сплетничать, обсуждать, какой у неё или у него ужасный прикид и прочее. Ты не вписываешься. Вот, что мне в тебе нравится. Но всё же нужно быть пошустрее, а то заклюют.

Я скромная? Как бы не так. Я просто держу себя в руках, чтобы никого не убить…

Марина охнула, болезненно скривилась и легла ко мне на колени. Вчерашнее веселье всё ещё не даёт о себе забыть.

– Почему ты не дала мне сегодня прогулять? За что ты так мучаешь меня, о Джульетта?! – театрально всхлипнула она.

– Мне скучно без твоего смеха, – я привыкла к этому назойливому шуму возле уха, хоть он и раздражал меня в начале.

Марина подняла взгляд на меня, глаза её сверкали радостью.

– Как это ми-и-ло, – пролепетала она. Но после некоторой паузы вновь принялась за своё:

– Я вчера на вечеринке такого классного парня встретила!..

Мне хочется заткнуть уши.

***

Мы шли по холлу на следующую пару. Этот назойливый шум не прекращался. Жалко, что Марину нельзя выключить, как радио.

– Макс – парень моей мечты! Он обещал прокатить меня на своём мерседесе на следующей неделе. Знаешь, он очень обеспеченный. Он говорил, что его отец – какая-то большая шишка (и как только её взяли на юридический с таким словарным запасом).

– А как же Кирилл? – мне не интересно, но разговор поддержать надо.

– Ну ты же понимаешь, что у нас с ним было всё несерьёзно. У него ничего нет кроме большой и сильной любви ко мне. А кому нужна эта любовь в наши дни? – меркантильно.

Действительно. Кому она нужна? Хоть в чём-то у нас мнения сходятся.

Вдруг Марина умолкла. Я не могла это не заметить. Я посмотрела туда же, откуда она не может отвести взгляд. В метрах десяти от нас стоял человек в форме и беседовал с девушками. Они повернули головы и пальцем указали на нас! Неожиданно появилось ощущение, которое приходит ко мне крайне редко – тревога. Моё самообладание и спокойствие испарились, и сердце медленно уходило в пятки, когда полицейский направился прямо к нам. Я беспокойно посмотрела на Марину – она хищно облизывалась и кокетливо стреляла глазками, надеясь поймать очередную жертву в свои сети. О Господи, она опять за своё.

Пока он шёл к нам, в моей голове пролетело столько мыслей. У него были причины арестовать меня… Кто сказал, что он пришёл за мной? Вдруг Вишневская нажаловалась на Марину? Почему он должен прийти именно за мной? Мелкая дрожь пробежала по телу.

Марина выступила вперёд, прямо перед самым носом полицейского, и перекрыла ему все пути ко мне. Её легкомысленность и стремление влюбить в себя каждого встречного парня на время спасли меня от сердечного приступа.

– Знаете, она сама напросилась, и я её почти не трогала, – залепетала она тоненьким голоском. – Однако я всегда мечтала быть арестованной сексуальным полицейским.

Видели бы все, какое недоумение читалось на лице этого бедного парня. Кстати о нём. Он был симпатичным. Совсем молодым для полицейского и, пожалуй, обычным. Заурядным. Ничем не примечательным. Встретила бы я его на улице, даже не обратила бы внимания. Он даже не в моём вкусе. Но у меня такое странное чувство, что я его уже где-то видела. Может, дежавю?

Парень непонимающе поглядывал из-за кучерявой головы Марины на меня. Потом так же растерянно усмехнулся и огляделся по сторонам.

– Обожаю парней в форме, – продолжила кокетничать моя подруга.

Парень снова посмотрел на меня. Казалось, что Марину полицейский вовсе не замечает. Он просто глядел на меня, ища в глазах то ли поддержку, то ли ответа на немой вопрос.

– Тогда Вам стоит дать ему шанс, – наконец, молодой человек пристально, с долей нервозности, взглянул на Марину и кивнул влево.

Девушка раскрыла рот от изумления и не могла ничего сказать. Ведь парень указал ей на уборщика, который неподалёку мыл полы.

А он хорош.

– Кира, – парень обошёл негодующую Марину и приблизился ко мне. – Вас беспокоит следователь Алексей Миронов. Можно с Вами поговорить? – он мельком показал своё удостоверение и сунул обратно в карман.

– По какому поводу? – интересно, сильно слышно, как мой голос дрожит?

– По поводу дела пятилетней давности. Можно задать Вам пару вопросов? Это не займёт много времени.

Марина уже развесила уши и приготовилась слушать увлекательную тайну моего прошлого. Размечталась.

– Я уже рассказала всё, что знала тогда… Но хорошо. Мы прямо сейчас поедем в участок? – я испуганно огляделась на любопытных зевак.

– Вас отпустят на час?

Я кивнула головой, и мы поспешили скрыться за дверями института.

Я не могла разговаривать о таком при всех.

***

Он выглядел слишком молодо для следователя. Четыре года на юридическом плюс полгода стажировки – итого ему не должно быть меньше двадцати трёх. И то им сначала не дают таких сложных дел вроде моего. Не меньше двадцати пяти. Я никогда раньше не видела столь молодых следователей… А выглядит как мой ровесник. И улыбка у него просто замечательная.

– Вы здорово отшили Марину. Редко кто так может, – я была заворожена им.

– Не стоит кокетничать со следователем при исполнении. На работе я серьёзен, – прочеканил он низким официальным тоном.

– А после работы? – я с улыбкой хлопала глазками.

– Вы флиртуете со мной? – Алексей смущённо улыбнулся в ответ.

– Я не умею флиртовать, – мрачно протянула я.

– Забавно, – усмехнулся он.

Действительно, я не умею флиртовать. Просто на мгновение примерила образ Марины для интереса. В мыслях.

Следователь махал передо мной рукой. Неумело, застенчиво так. Кажется, я опять задумалась. Этот нереальный диалог казался мне настоящим.

– Что вы сказали? Можете повторить? – я уверена, что я что-то пропустила. Не зря же он уставился на меня, как на ненормальную.

– Я спросил, можем ли мы начать? – ему стало явно неловко. Какой же он стеснительный и милый.

– Да, конечно, – я оторопела, глаза забегали. Мне не хотелось проходить через это снова. Эти воспоминания для меня слишком тяжелы.

– Вам придётся кое-что вспомнить и ответить на все мои вопросы предельно ясно и развёрнуто. Сможете? – он ожидающе, пристально смотрел на меня. Взгляд его меня насторожил, потому что не сочетался с его миловидной внешностью. Он показался мне опасным.

– Дело уже заархивировали из-за истечения срока актуальности. Почему через пять лет его решили возобновить? Что случилось? – я не хочу проходить через это снова!

– Появились новые улики. Есть шансы раскрыть дело, – спокойно ответил он.

– Какие улики? – я не могла держать себя в руках. Я была близка к тому, чтобы сорваться.

– Тайна следствия, – серьёзность ему не к лицу. Мне кажется, в жизни он не такой. Думаю, что он не создан для созерцания трупов, жестокости. Он источает свет и тепло, даже когда не улыбается. – Успокойтесь, пожалуйста. Это просто вопросы. Я не хочу вас пугать, поэтому мы не в участке. Помните, что вы всего лишь свидетель, – он пытался успокоить меня, и это не могло не симпатизировать.

Мы находились в кафе. Обычная забегаловка, обычные люди, обычный гул, обычный разговор… Я медленно успокаивалась. Нежный голос парня действовал как валерьянка. Его светлые платиновые волосы сияли на солнце, а в его небесно-голубых глазах хотелось утонуть. И такое странное ощущение было, будто мы встречались раньше.

– Начнём. В каких отношениях вы были с погибшим Александром Мичинским?

– Саша был моим лучшим другом. Мы дружили с самого детства, жили по соседству, всегда помогали друг другу. Он был невероятно добрым, умным и милым. У меня не ладились отношения со сверстниками, поэтому он был моим единственным другом. Только Саша понимал меня, – на глаза навернулись слёзы, но я не позволила себе заплакать. Нельзя распускать сопли при людях, нельзя показывать свою слабость.

– Почему у вас не ладились отношения со сверстниками? – парень подцепил деталь, которую я проронила случайно. Хватка следователя.

– У меня характер такой. Я не очень разговорчивая и с рождения отстранённая от общества. Не знаю, как это может повлиять на дело, – его вопросы заставляли меня нервно съёживаться, и желание встать и уйти нарастало.

– У вас есть какие-нибудь психические заболевания? – опустив глаза и что-то читая в своём блокноте, спросил следователь.

– Я похожа на сумасшедшую? – я начала волноваться. Мне было некомфортно от его вопросов и вообще от всего. Мне хотелось уйти.

Алексей поднял голову от моего повысившегося тона и, подозрительно сощурив глаза, уставился на меня. А потом мило улыбнулся.

– Не нужно так остро реагировать. Это стандартный набор вопросов, – он развернул блокнот в мою сторону, и я действительно увидела их список. Это меня успокоило. Моё сердцебиение, наконец, выровнялось. – Я относительно новенький в таких делах, поэтому с блокнотом мне легче, – пояснил он.

– И почему же новенькому, неопытному следователю доверили такое запутанное дело, как моё? – не могла не съязвить я, хотя это совершенно не в моём характере. Мне очень жаль. Я веду себя как истеричка. Мне действительно жаль. Соберись, Кира.

Алексей усмехнулся и смутился. Какой же он всё-таки милый.

– Вы считаете его запутанным? – вопрос повис в воздухе, так как я посчитала его риторическим. Парень не стал долго задерживать паузу и продолжил:

– Почему мне поручили это дело? Увидели перспективу, – скромно улыбнулся он. – Ну что ж, вернёмся к делу. В каких отношениях вы состояли с Дмитрием Коноваловым? – задав вопрос, он начал что-то быстро записывать в блокнот. Думаю, это заметки. Обо мне.

– Он мой бывший парень, – мне даже говорить о нём не хочется.

– Когда вы в последний раз виделись?

– Кажется, пять лет назад… После смерти Саши мы не встречались больше, – ну, не могу же я сказать ему правду. Он запишет в свой блокнот, что я соучастница.

– Почему?

– Мне было очень больно. Мне нужна была поддержка, а ему было всё равно, – лгу, как дышу. Мне не нужна была никакая поддержка. Точно не от такого чудовища, как Дима.

– Поддержка в чём? – Алексей вовлёкся в процесс и больше не смотрел на заготовленные вопросы. Он задавал то, что его действительно интересовало.

В этот момент к нам подошла официантка с блокнотом в руках. Нужно было что-то заказать, чтобы нас элементарно не выгнали из кафе.

– Нам две чашки кофе, – раздражённо процедил парень, показывая, что его отвлекли от очень важного дела. Он сменялся на глазах словно хамелеон: то он милый и лучезарный, то рассерженный и нервный, с невероятно опасным взглядом. Странный.

– Нет. Мне воду с тремя ложками сахара, пожалуйста, – проговорила я не менее раздражённо. Как он смеет решать и заказывать что-то за меня?

Оба – и официантка, и следователь – посмотрели на меня, как на человека в белом балахоне с длинными рукавами, завязанными на спине. Саша всегда пил воду с тремя или больше ложками сахара. Это память о нём. Я уже пять лет не пью чай, кофе, сок, газировку – ничего. Я пью эту отвратительную воду, каждый раз борясь с тошнотой. Я виновата. Так я искупляю перед ним свою вину.

– Вы странная, – усмехнулся парень, смотря на прозрачную жидкость в моей чашке. Я думаю о вас то же самое, господин следователь.

– Мне многие так говорят, – тут бы самое время пофлиртовать, но мне совершенно не хочется. Даже не помню, когда я в последний раз улыбалась. Мне хочется просто уйти отсюда.

Повисла неловкая пауза. То ли Алексей забыл вопросы, то ли просто хотел полюбоваться погодой на улице, но эти секунды тянулись будто вечность. Я не тратила время зря и бессовестно пялилась на парня, рассматривая его как экспонат в музее. Он был обычным, но чем-то привлёк моё внимание. Где же я могла видеть его раньше? Или просто навязчивое дежавю? Светлые волосы были причёсаны назад и торчали ёжиком. Но это было сделано не в спешке утром, перед тем, как умыть лицо, а намеренно. Вообще, внимательно приглядевшись, я увидела, что парень не столько красив, сколько аккуратен, нет, даже педантичен к своей внешности. Может быть, это повсеместное явление, но я лично никогда не видела, чтобы парни пользовались гигиенической помадой. Также под веками я заметила тональный крем. Или, возможно, мне показалось. Но не удивлюсь, если это правда, и следователи не высыпаются. С такими правильными и нежными чертами лица и красивыми небесно-голубыми глазами… что он делает в полиции? Форма его также была аккуратна, чиста и приглажена, отлично на нём сидела. Господи, он идеален.

Алексей снова посмотрел на меня и лукаво улыбнулся. Что это? Он будто специально дал мне время, чтобы рассмотреть его. Неловкими движениями он начал листать свой блокнот. Точно забыл вопросы.

– В каких… А, нет, – судорожно листал и листал, пока не остановился на нужной странице. Это вызвало у меня непроизвольную улыбку. Он милый, когда не пытается обвинить меня в убийстве. – Когда вы в последний раз видели Александра?

– Мы целый день провели вместе, кажется, – время лечит, время заставляет всё забывать. Я сейчас даже не помню, вру я или нет.

– А Дмитрия?

– Кажется, перед смертью Саши…

– Вы только что сказали, что целый день провели с жертвой, – Алексей снова включил свою напористость следователя. Мне он больше нравится милым и стеснительным, а таким вот совершенно не симпатизирует.

– Я не помню всех подробностей! Я честно не помню, – взмолилась я. Это было так давно. Я уже почти забыла о том ужасном отрывке из моей жизни, и вот вы врываетесь в мою жизнь с якобы новыми уликами и напоминаете о том кошмаре.

– На месте преступления были обнаружены вилы с многочисленными отпечатками пальцев разных людей. И одни из них были вашими, единственной выжившей в этой мясорубке. Что на это скажете? – он пристально посмотрел на меня своим цепким, едким взглядом, не пропуская ни единого изменения выражения моего лица.

Я была в полном замешательстве. Что за бред? Какие вилы? Это была лопата! И почему единственная выжившая? Не единственная. И причём здесь вообще это? Ведь только я и была жертвой! Я жертва!

Стоп. Он обвиняет меня в убийстве Саши? Он таким способом проверяет, выдам я себя или нет? Лопата. Вилы? Сказать? Промолчать? Что из этого не выдаст меня? Что из них сделает из меня жертву, а не убийцу?

Я раскрыла рот, чтобы сказать про лопату, но промолчала. Это показалось мне правильным вариантом, но, как оказалось позже, я ошиблась.

Поняв, что я ничего не отвечу, Алексей снова окунулся в свой блокнот. Впрочем, долго он там не плавал, вынырнув с весьма скептическим, презрительным выражением лица.

– Это была лопата. Лопата с вашими отпечатками пальцев. Орудие убийства. И выжили не вы одна. Дмитрий тоже выжил, и его отпечатки были на лопате – вот так сюрприз. Почему вы меня не исправили? – он прожигал меня взглядом, будто убили не моего лучшего друга, а его брата. – Вы боялись, что если исправите меня, то я уличу вас в убийстве? Вы боялись и сделали вид, что не знаете этих фактов вовсе, но в протоколе всё записано.

– Вы обвиняете меня в убийстве Саши? – я была совершенно разбита и ошеломлена и могла выдавить из себя только это.

– Вы так отчаянно защищали Дмитрия, доказывая, что тот вечер вы провели вместе, и его, в конце концов, оправдали. Но не защищали ли вы его не потому, что любили, а потому, что он не виноват вовсе?

– Вы сказали, что я всего лишь свидетель… Что вы… – меня в упор обвиняют в убийстве. За что он так со мной? Неужели я так похожа на убийцу? Слова Алексея просто растоптали меня, и я еле держала остатки самообладания.

«Помните, что вы всего лишь свидетель», – успокаивающе сказал он мне в начале допроса. Он соврал?

– А вы верите всему, что вам говорят? – усмехнулся парень.

Вдруг у него зазвонил телефон:

– Привет, приятель. Да, я скоро подъеду. Назови адрес… Хорошо, жди меня там. Да, до связи.

Парень положил блокнот и ручку в портфель и сожалеюще посмотрел на меня, будто только сейчас в нём что-то проснулось. Сострадание? Человечность? Что это было?

– Я узнал всё, что мне нужно было. Извините, если обидел вас или оскорбил. Это моя работа – допрашивать.

Алексей неторопливо встал и, проходя мимо меня, посмотрел на мой напиток. Я подняла на него голову.

– Если это были действительно вы, то мне жаль Александра. Но если это не так, то жаль вас обоих. Во мне сейчас говорит не следователь, а человек. Прощайте, Кира.

Он ушёл, а я осталась. Он ушёл, и дыра в моём сердце снова открылась, только почти стянувшись. Скупая слеза покатилась по моей щеке – первая за пять лет – и упала прямо в чашку с сахарной водой, в чашку воспоминаний. Я не позволяла себе разреветься на глазах у всех, но и сдержать прорванную плотину больше не могла. Я тихонько плакала, глотая слёзы обратно из чашки. В тот вечер должна была умереть я, а не Саша. Он всего лишь пытался меня защитить и расплатился своей жизнью за мои ошибки.

***

Марина ворвалась в мою комнату с очумевшими глазами.

– Я думала, ты на пару явишься. Ждала-ждала и не выдержала. Теперь ты от меня не отвертишься! Рассказывай! Всё самого начала!

Я молча сидела на кровати, опустив голову, а слёзы капали на мои джинсы. Я подняла голову и безжизненно посмотрела на подругу. Этот следователь заставил вновь вернуться пустоту, которую уже ничем не заполнить. Во мне ничего нет, только оболочка.

– Ты плачешь? Никогда не видела, чтобы ты плакала. У тебя всегда такое каменное выражение лица… – она явно растерялась и не знала, что сказать.

Я тронула щёку: действительно плачу. Надо же. Опять. Я не плакала с того самого момента на мосту. Как же остановить слёзы? А надо ли? Мне всё равно.

– Я поняла кое-что сегодня. То, чего ранее не хотела замечать. Я любила. Кого-то. Я любила Сашу.

Я упала к Марине на колени, безжизненно уставившись в одну точку. Она осторожно погладила меня по волосам.

– После того, как успокоишься, расскажешь мне всё, поняла?

Нет, не расскажу правду. Никогда.

***

Вечер. Безлюдный двор, полуразрушенная детская площадка. Под деревом сидела маленькая девочка лет восьми, её невинные слёзы падали на окровавленный труп кошки. Тихие всхлипы заглушал рой мух. С ножа, который девочка всё ещё держала в правой руке, стекала свежая багровая кровь.

Саша долго с ужасом смотрел на эту картину с горки. Он не видел, что произошло, но обо всём догадывался, зная характер своей подруги.

– Зачем ты её убила? – спросил он, сев перед девочкой на корточки.

Мальчик, несмотря на свой маленький возраст, был не по годам смышлён и рассудителен. Он немного побаивался свою подругу, но пытался её понять. Ведь можно встать на место каждого человека. Так он думал.

– Её обизали мальчиски. Я попросила маму взять её себе, но она не разресила. Тогда я взяла ноз с кухни и тыкнула в неё, – всхлипывая, рассказывала девочка. – Теперь её никто не будет обизать.

Саше показалось, что в её детских рассуждениях есть смысл. Он всегда пытался понять её действия, и на этот раз получилось.

– Пошли рыть ямку, – вздохнул он, – Кира.