Читать книгу Кира – девушка с дьявольскими глазами - Мариэль Липецкая - Страница 6

Сигаретный дым красивыми клубами рассеивался в ночном воздухе. Алексей, стряхнув свою длинную чёлку набок, вальяжно расположился на своём ауди, обоими локтями опираясь на крышку авто. Вокруг всё гудело, все полошились и спешили, а парень лишь смотрел на них с пассивным интересом. Он с наслаждением затягивался и медленно выпускал из лёгких этот отравляющий, но такой прекрасный дым. Это был словно какой-то ритуал или обряд наподобие чаепития у китайцев, во время которого Лёша выпадал из реальности, утопая в блаженстве. Курил парень как бог. Если бы тот курил, конечно.

Устав наблюдать за мельтешащими людьми перед собой, мигающими фонариками, раздражающими глаза, Алексей откинул голову назад. Он любовался ночным небом, устланным блестками из звёзд. Но под пеленой дыма зрелище блёкло, словно смотришь на него сквозь запотевшие очки. Парень пытался сделать незамысловатые узоры из облачка, тем самым превращая картину перед собой в калейдоскоп.

– You’ll pay for it, fucking bastard! – женские истошные крики прервали идиллию следователя.

Он лениво поднял голову, рукой откинув надоедливую чёлку, и скептично взглянул на барышню, которую вели в наручниках мимо него двое полицейских. Она не шла спокойно: пиналась, ворочалась и истерила; макияж был перемазан по всему лицу, чем пугал неподготовленного зрителя. Дойдя до парня, девушка, не сдержавшись, плюнула в него. Как досадно это не было, но она попала прямо на его куртку. Лёша заметно расстроился, скорчив недовольную гримасу, и жестом приказал парням остановиться.

– My dad will burn you down. He will kill you slowly I swear, – барышня шипела и брызгалась слюной в исступлении, – You will beg me for mercy, fucking asshole.

Парень удручённо взглянул на свою чёрную кожаную куртку, – казалось, его заботила только она, – но затем усмехнулся. Он нехотя встал с удобного места и подошёл к девушке вплотную. С полуулыбкой Алексей закурил сигарету и выдохнул клубок дыма прямо ей в лицо. Она перестала дёргаться и застыла в оцепенении. Они любили делать так. Любили курить кальян и выдыхать, дышать им. Вдыхать воздух из лёгких друг друга было чем-то интимным, сокровенным – она так думала. Парень погрузил её в воспоминания минувшего прошлого. Но на этот раз это действие не было чем-то интимным. Оно было дразнящим и издевательским. Алексей показывал всю прискорбность положения девушки и превосходство над ней.

– Hush, baby, – прошептал он. – Do you really wanna drag our dads in to this way? Don’t advise you.

Следователь снова сделал жест рукой, и полицейские увели ошарашенную, оттого уже податливую девушку. Парень, докурив сигарету, потушил её ногой и наблюдал, как поочередно из клуба выводят остальных членов картеля и рассаживают по машинам.

Отцу Кэролайн несколько раз предъявляли подозрение в нелегальной продаже наркотиков и сажали под арест, но до тюрьмы никогда не доходило, потому что кто-то успевал быстро перевести дело в свои руки и вывести его. Дочь никогда никто не рассматривал как соучастницу. Она и не была. Кэролайн лишь вытаскивала его, когда он попадался.

Всё было так до момента, пока за дело не взялся Алексей Миронов. Поняв, что рассматривать отца и дочь стоит как единое целое, он принялся за операцию. Закрутив роман с Кэролайн и войдя в доверие его отца, парень разрушал организацию изнутри. Он находил это довольно забавным. По сути, все задания он считал забавными. Легко передвигая фигурки на шахматной доске, с каждым шагом он приближался к неминуемой победе. Каждая операция была для него лишь игрой. Забавной игрой.

– Women are our weakness, – задумчиво произнёс подошедший к Алексею сослуживец. – You play with other’s laxity like a kitten with a mouse.

– It’s why I don’t have my own weakness. It’s dangerous, – резко и надменно произнёс парень, намекая, что такие разговоры ему не по душе.

– Ничего без меня не может сделать эта бесполезная полиция, – недовольно пробурчал он, когда напарник собирался удалиться.

– What did you say? – недоумённо повернулся тот.

– It’s been a pleasure to work with you, buddy, – улыбнулся Алексей и проводил озадаченного парня взглядом.

Он разочарованно вздохнул. Всё кончилось, и ему снова стало скучно. Ему всегда было так скучно…

***

Свет перегорел неожиданно, значительно затрудняя игру.

Зачем я вообще пришла на эту репетицию? Давно хочу бросить скрипку, но не могу. У меня становится всё меньше времени на неё из-за курсовой и экзаменов. Я не могу разорваться! Но, тем не менее, мне приходится заполнять своё свободное время до краёв, чтобы его вовсе не оставалось. Потому что если выдастся свободная минутка, я думаю о нём. Алексей уже две недели как исчез из всех моих радаров. После того, как выписался из больницы, он больше нигде не появлялся. Я всё время ждала его появления с мигалками и наручниками, что он придёт в общежитие и арестует меня у всех на глазах. Поэтому оттуда я временно съехала в квартиру знакомой Марины. Тем более что за мной ещё следили наркоторговцы. Или не следили. Я устала озираться по сторонам, настораживая людей вокруг. Устала быть в постоянном напряжении, словно натянутая струна. Устала ждать. Я буду рада, если сейчас что-нибудь произойдёт. Хоть что-нибудь. Хотя бы маленькое землетрясение, которое убьёт только меня. Или Алексей явится сюда и будет смотреть, как я отвратительно играю на скрипке.

– Кира, сосредоточься! Снова в облаках витаешь? Соберись! У нас выступление через неделю, – прокомандовал дирижер мне.

Что? Я опять задумалась? Даже во время такого занятия, где нужна полная сосредоточенность, я умудряюсь задумываться.

Я расправила плечи, встряхнула голову, чтобы вытряхнуть все мысли, и невзначай мельком взглянула на выход. И увидела его. Он стоял, словно призрак моего воображения, опёршись об косяк, и меланхолично улыбался мне. Что? Мне уже мерещиться всё начало в полумраке? Его тут нет! Нет же? Если подумать логически, то Алексей не знает, где находится этот кружок. Да и если бы он хотел найти меня, то подождал бы у вдоха в институт.

Так что, Кира, успокойся, тебе всего лишь мерещится. Та же история, что и с пауками, которые мерещатся везде, где только можно.

Но сердце всё равно не слушалось и билось в бешеном ритме. Алексей казался невероятно реальным. Он будто был настоящим и смотрел на меня своими лучезарными голубыми глазами. Я тяжело дышала. Я почти задыхалась, и руки, не повинуясь, играли в сумасшедшем темпе какую-то незнакомую мелодию.

– Кира, ты спешишь. Смотри на меня, – командовал дирижёр, усердно управляя оркестром.

Если он лишь плод моего воображения, то если я представлю, что перерезаю ему горло, то у него потечёт кровь, и он исчезнет. Он обязательно исчезнет и перестанет меня мучить.

– Кира, остановись, чёрт тебя дери! Что с тобой сегодня?! – кричал мой руководитель, но к чёрту его.

Я представила, как перерезаю товарищу следователю горло, и сильнее надавила на струны. Впрочем, руки я перестала чувствовать давно. Алексей скорчился от боли и схватился за живот, также потирая шею. Вот-вот исчезнет, думала я. Но он выпрямился и как-то страдальчески уставился на меня. И я ощутила какие-то резкие, словно вспышки, боли в животе. Это были будто фантомные боли, которых на самом деле не существовало. Я чувствовала боль Алексея. Я чувствовала его, будто себя. В эту секунду между нами установилась какая-то невидимая, неосязаемая связь, словно мы были на только нам известной радиоволне. И тогда я поняла, что он реален.

– Кира, стоп! Пошла прочь со сцены! Вернёшься, когда спустишься на землю!

Господи, он настоящий!

…

– Я не договорил, – Алексей грубо перехватил меня за запястье, когда я собиралась уходить, – Ты мне нравишься, Кира, поэтому я хочу помочь тебе. Скажи, куда ты дела Волынского?

Его взгляд был таким же суровым, как и у его отца. У него были отцовские глаза. Хватка тоже была его. Алексей имел удивительную способность переменяться. Я заметила её ещё при первой нашей встрече. Он не особо пытался её скрыть или я была слишком проницательной. Он словно одевал маски при разговоре и примерял, какая тебе больше будет по душе. Поэтому я не знала, где заканчивается маска, и начинается настоящий он. В этот момент он мне казался хамелеоном.

– Вы хотите знать, где он? Я хочу этого не меньше вашего, товарищ следователь, – прошипела, – да, именно прошипела, – я, вырывая запястье, – Заводите машину – мы поедем в гаражи.

– И что мы там найдём? – скептично спросил парень.

– Найдём что найдём, – я нервно присела напротив него, бегая глазами, – Пожалуйста, поедемте со мной. Я не знаю к кому кроме вас обратиться.

Алексей без слов поднялся, – сделал он это, скорчившись от боли, – и, достав из кармана ключи от машины, мимолётно потряс им, показывая, что согласен на поездку, и мы молча вышли из кафе, даже не допив наши напитки.

Следователь сел на корточки, – такие движения давались ему тяжело, – и, взяв горсть земли с горки, помял пальцами. Он снова встал и отошёл подальше, критически обследуя находку. Он был крайне озадачен увиденным, будто её тут вовсе не должно быть. Мне казалось, что эта одинокая горка чуть больше человеческого размера никак не вписывалась в планы Алексея. Он и так, и сяк её обошёл и крутился вокруг неё, словно юла.

– Яма неглубокая – сами сможем выкопать. У тебя случайно где-нибудь не завалялась лопата? – отряхивая ладони, спросил он.

Я вывернула карманы моего пиджака, показывая, что лопаты с собой у меня нет. Парень усмехнулся.

– Ну не руками же мы будем копать. Может, ты сбегаешь к себе в гараж и принесёшь лопату? – оптимистично предложил он.

– У меня и там её нет, – соврала я. Во-первых, гараж не мой, во-вторых, не могу же я столкнуть их с Димой. Если они увидят друг друга, то я сяду не только за то, что находится в яме, но и за ложные показания и ещё несколько статей.

– Тогда мне придётся вызывать наряд. Ты понимаешь, что в этом случае то, что в яме, увидят все, и я не смогу тебя прикрыть? – настаивал парень с обеспокоенным видом.

– Не понимаю, почему вы так отчаянно пытаетесь меня прикрыть, товарищ следователь, – повысила тон я негодующе.

– Я уже говорил, – буркнул он и улыбнулся. Улыбка у него была крайне милая и украшала лицо, придавая ему какого-то доброго сияния. А так, как улыбался Алексей часто, он практически всегда выглядел миловидным и безобидным, – Отчёты и рапорты писать не охота лишний раз, – пожал плечами он, – Не люблю я эту волокиту с бумагами.

Я несмело улыбнулась лишь уголками губ ему в ответ, потому что его ребяческие слова вызвали во мне какую-то теплоту и безмятежность, и сказала жёстким и бесцеремонным голосом, чтобы он точно меня услышал:

– Вызывайте наряд или я вызову полицию сама.

– Но ты сама меня сюда притащила, – пытался возразить Алексей, но я его будто не слышала.

– В этой яме может находиться человек, которого я убила. Если это так, то я должна понести заслуженное наказание, поэтому, прошу вас, вызовите эту чёртову бригаду, – повысила я тон, чем не оставила следователю и шанса и заставила замолчать.

– Хорошо, – нехотя согласился со мной он и достал телефон.

Парень ещё раз с мольбой посмотрел на меня, удостоверившись, что я не передумала. Мой взгляд был уверенным. Я была тверда в своём решении как никогда прежде. Если я кого-то убила, то держать меня на воле опасно. Я не хочу причинить вред кому-нибудь ещё. Особенно Алексею.

– Привет, Андреич, – из трубки послышался пронзительный крик, отчего следователь поморщился, – Ладно-ладно, здравия желаю, капитан полиции Кирилл Андреевич. Можно обратиться? У меня к вам просьба, которая не терпит отлагательств, – голос в трубке успокоился и говорил требовательно, но ровно, – Да не важно, где я шлялся. Я же по делу… Андреич… Да господи! Дай мне шесть человек для раскопки… Хорошо, хотя бы четырёх… Мы что, на базаре? – после этих слов на него из трубки разразился такой раскат грома, что слух парня не выдержал, и следователь протянул телефон на расстояние вытянутой руки, закатив глаза. Так он простоял секунд двадцать, пока крики не закончились, и опять прильнул телефон к уху, – Буду ждать бригаду через полчаса, – он назвал подробный адрес, – Спасибо за понимание, капитан, – сказал он учтивым тоном и выключил звонок, не дослушав ответные возгласы Кирилла Андреевича.

– Это был твой отец? – робко спросила я, вспомнив, что отец Алексея был похож на военного.

– Упаси боже, нет, – парень снова закатил глаза, – Но что-то схожее между ними есть, не отрицаю, – задумчиво добавил он.

Дальше я расспрашивать не стала, полагая, что это не моё дело. Это действительно меня не касается, ведь я Алексею никто. Мы здесь вместе лишь по делу, и когда всё закончится, мы разойдёмся в разные стороны. Поэтому мне ни к чему узнавать об этом парне больше того, что он следователь. Я итак увидела больше, чем мне следовало.

Только сейчас осознав, что сейчас выгляжу как никогда нелепо: чёрный пиджак поверх короткой блузки без рукавов, чёрная неприлично короткая юбка в гармошку и гольфы с кружевной кромкой под чёрными лаковыми туфлями на низком каблуке, – я разгладила складки юбки и села прямо на землю пятой точкой. Не жалко мне этих вещей. Сегодня была генеральная репетиция перед выступлением, и нам нужно было прийти в парадной одежде. Я совершенно забыла переодеться перед тем, как приехать сюда, и теперь выгляжу как девятиклассница на школьной линейке. Бантиков только не хватает.

Алексей, увидев, что я прямо юбкой села на грязную холодную землю, снял свою тёмно-синюю ветровку и кинул мне со словами: «Постели, а то простынешь». Я с удивлением уставилась на него, так как не припоминала ничего подобного в своём прошлом. Это была вроде такая мелочь, но мои губы расплылись в смущённой меланхоличной улыбке, которую я не смогла сдержать, хоть и пыталась. Обо мне никто никогда не заботился даже в мелочах, таких пустяках, как это, кроме мамы и Саши. Всем было всё равно, как я себя чувствую и удобно ли мне, не простыну ли я, часами проводя на улице лишь в одной майке ночью. Когда Саши не стало, жизнь и вовсе превратилась во мрак.

Я постелила его ветровку на всю длину, размышляя, что она выглядит дороже всего моего наряда вместе взятого. Мне было даже жалко стелить её и вообще как-то трогать своими немытыми ручищами. В голове вертелась лишь одна мысль: «Не достойна». И относилась она не столько к вещи, сколько к её обладателю.

Алексей сел рядом со мной на постеленную ветровку с присущими недолечившемуся в больнице раненному кряхтениями и болезненным выражением лица. Он несколько раз пытался начать разговор, но как-то не складывалось. Поэтому мы сидели почти в полной тишине, слушая шелест листьев на ветру и наслаждаясь видом на деревья, окружавшие злосчастную яму. Боковым зрением я наблюдала, как парень иногда поглядывает на меня, но когда я поворачивала голову, вопросительно смотря, он отворачивался и глядел на пустырь. В особенности его интересовали мои оголённые худощавые с редкими синяками и ссадинами ноги в гольфах. Смотрел он на них чаще всего и дольше всего. О господи, все мужчины одинаковые! Только одно на уме. В жизни больше юбку не надену. Никто не заставит. Ненавижу ловить на себе такие взгляды.

Так мы просидели тридцать семь минут сорок секунд. Под конец мне начало казаться, что яма шевелится…

Через тридцать семь минут сорок одну секунду послышался шум от мотора и резкого торможения у нас за спиной. Мы со следователем синхронно обернулись. Поднялась пыль из-за песчаной поверхности, отчего хотелось кашлять. Первым из полицейской машины вышел человек, сидящий за рулём. Парень лет двадцати пяти – двадцати восьми, одетый в полицейскую форму, низкорослый и, в общем и целом, первое впечатление производящий несуразного и чудаковатого паренька. Он своими большими карими глазами уставился на Алексея и по-детски наивно улыбнулся.

– Да он издевается, – недовольно процедил следователь сквозь зубы, улыбаясь в ответ пареньку.

– Что такое? – спросила я взволнованная от его слов.

– Андреич прислал мне самого заносчивого человека на свете. И сделал он это специально. Кира, он будет приставать к тебе с многочисленными вопросами, но не обращай на него внимания, хорошо? – он пытливо-ожидающе посмотрел на меня.

– Как скажете.

Алексей поднялся с земли и направился навстречу пареньку, который уже раскинул руки в стороны для объятий. Вслед за пареньком из машины вышли ещё трое. Судя по одежде и чемоданам, они были судмедэкспертами.

– Я думал, что тебя давно поезд переехал, – громко воскликнул полицейский, крепко сжав бедного парня в объятиях. Мне даже показалось, что я слышала хруст костей, – Ты чего из больницы сбежал?

– Кормили плохо, – прохрипел Алексей, скорчившись от боли. Он усиленно хлопал того по спине, чтобы он его отпустил наконец.

Отпустив следователя, паренёк также улыбчиво смотрел на него. Они вели себя и разговаривали друг с другом как старые друзья, но, судя по тому, что сказал мне Алексей, они друг друга на самом деле недолюбливали.

– Ну что, кого ты там закопал? Зачем его теперь откапывать? Кошелёк там посеял что ли, мажор? – тон его был весел и беспечен. Кажется, у них манера общения такая.

– Твой талант сыщика я там закопал. Попробуй откопать, – в ответ улыбнулся Алексей. Да, у них определённо такая манера общения.

Оба прыснули от смеха. Как будто они и не замечали подколов друг друга. Это была их волна, на которой они чувствовали себя более чем комфортно.

– Это Андрей, мой напарник и сменщик, когда я разлёживаюсь по больницам, – следователь вдруг обратил свой взор на меня.– Знакомься, Кира, – мы кивнули друг другу в знак знакомства.

Какая ирония: Кирилл Андреевич высылает Андрея. Кажется, в их участке туговато с фантазией родителей.

Судмедэксперты поздоровались мимолетом, быстро проскочив к яме. Андрей кинул им лопату из багажника. Сам он предпочёл оставаться в стороне от грязной работы. Смею догадаться, что прислали его чисто для того, чтобы следить за процессом, чтобы потом доложить начальству. Сейчас Алексей не контролировал ничего. Наверное, об этом он и говорил, когда отговаривал меня от вызова бригады.

Я откровенно боялась того, что лежит в яме. Представить, что я в каком-то бреду убила и закопала человека, было немыслимо и кошмарно. И самое страшное было – не помнить этого. Просто стертый отрезок жизни, а вместо него чистый лист, который пугал ещё больше, чем яма. Не контролировать себя – вот что сеет панику.

Я стояла около копающих экспертов, съежившись и скрестив руки на груди от своих мыслей. Задумавшись, даже не заметила, что поднялся сильный ветер. Алексей подошёл ко мне незаметно и накрыл своей ветровкой. Вероятно, он подумал, что я замёрзла. Но холод я перестала чувствовать давно. Как и боль. Я вообще перестала чувствовать что-либо с некоторых пор, как грёбаный овощ. Ходила, ела, спала, училась в университете, но ничего не испытывала, делала всё как по записанной предварительно программе. До того, как в моей жизни не появился он. Он заставил меня заплакать. Я впервые за долгое время что-то ощутила. Почувствовала себя живой, и это самое прекрасное, что я испытала за последний год.

– Я на твоей стороне, – сказал Алексей ласково, посмотрев на меня с каким-то неведомым трепетом.

– Даже если там найдут труп? – пытливо уставилась я на него.

– Если там найдут труп, я тебя арестую, – холодно произнёс он. Мой немой вопрос повис в воздухе. Он поразил меня своим ответом. – Я на твоей стороне сейчас, ровно до того момента, пока не выкопают то, что яме, понимаешь? В отрезок времени, который находится «до», я с тобой, я твой друг и искренне верю, что это просто чья-то злая шутка или проделка детей. Дальше идут два варианта событий: либо мы остаемся друзьями, и я отдаю это дело в полицию на расследование, либо тебя посадят за убийство, и я буду главным и единственным свидетелем, который без сожалений даст показания против тебя. Это как кот Шредингера, понимаешь? В данный момент кот и жив и мёртв одновременно, а, значит, мы и друзья и враги. Что будет «после», будет после. Если представить, что время это прямоугольник, то мы находимся сейчас сразу в трёх прямоугольниках разом.

К середине я перестала что-либо понимать в его речи. Парень с такой страстью пытался мне что-то объяснить, но я понятия не имею, какого кота зовут Шредингером. Я запуталась в его словах и мысли, которую он мне хотел донести. Называя время прямоугольником, что он мне хотел сказать?

– Чувства людей не квадратики по геометрии! – недоумённо озлобившись, крикнула я и пошла прочь от него.

– Вообще-то, это была квантовая механика, – как-то меланхолично усмехнулся он.

Я рвано бросила ветровку на землю и снова уселась на неё, подогнув под себя ноги и обняв их. Я знаю, что он меня арестует, но мог бы и не говорить такое мне в лицо. Одно дело – думать об этом, представлять это, другое – услышать это. Меня дёргало от его слов и от обстановки в целом. Атмосфера нагнеталась вокруг меня, стягиваясь в невыносимый узел напряжения. Кажется, к концу раскопки я сойду с ума. Ели ещё не сошла.

Ко мне подсел Андрей. То один, то другой – достали. Почему они не могут оставить меня в покое? Чудаковатый парень задумчиво покрутил ключи от машины у себя на пальце, не решаясь начать разговор. Он не выглядел как-то смешно или глупо. Он был вполне симпатичным: низкорослый для парня, но был наравне со мной; не слишком толстый и не слишком худой, пухлые щёки и губы в контраст узким карим глазам; торчащие во все стороны в противовес Лёшиным волосы придавали ему какой-то естественности. Единственное, что делало его странным – это походка, будто пингвин, переваливающаяся из бока на бок. В сравнении с Алексеем он выглядел каким-то приземлённым, несовершенным.

– В каком классе учишься? – что, простите?

Я промолчала. Подняв обе руки на уровень лица, я растопырила пальцы, чтобы полицейский подумал, что я покажу ему цифрами. Я растопырила и постепенно начала сгибать пальцы по одному, – парень внимательно следил за моими движениями, – пока на правой руке не остался один единственный средний палец. Я демонстративно повернула руку к нему с каменным лицом. Андрей изумлённо охнул, а потом сдавленно хохотнул. Сейчас меня всё раздражало. И товарищ следователь советовал мне не обращать на него внимания. Я и не обращаю.

– Значит, только с этим мажором разговариваешь? – недовольно спросил Андрей, всё ещё не отойдя от моего дерзкого поступка.

– Нет.

– И давно вы встречаетесь?

– Нет, – я хотела сказать «не встречаемся», но, кажется, мой язык знает только одно слово в общении с незнакомцами.

– Ты знаешь ещё какие-нибудь слова помимо «нет»? – раздражённо пробурчал он, но прежде, чем я ответила, он добавил. – Дай угадаю – нет.

Я сверлила его яростным взглядом. Хотела буквально прожечь его, чтобы он перестать маячить у меня перед глазами и раздражать. Похоже, он желал того же самого.

Неожиданно нашу игру в гляделки прервал Алексей, резко выдернув парня в форме за руку с сидячего положения и уведя к ближайшему дереву. Андрей что-то очень громко восклицал, и следователь постоянно на него шикал.

– Кто это? – он указал на меня. – У тебя же есть прекрасная божественная Лидочка! Откуда ты приволок эту школьницу? – недоумённо вскрикнул он, чем вызвал самый громкий за разговор шик и беглый испуганный Лёшин взгляд на меня.

Боже, зачем ты купил мне билет в цирк? Вокруг меня уже пятнадцать минут пляшут два клоуна. Господи, за что?! Ведь я с детства не люблю представления.

Алексей что-то эмоционально объяснял полицейскому, активно жестикулируя и изредка боковым зрением поглядывая на меня. Никогда ещё не видела его таким взъерошенным и экспансивным. В один момент Андрей громко захохотал, согнувшись пополам. Такого звонкого и душевного смеха я, пожалуй, не слышала в жизни. Он не мог остановиться, усиленно хлопая своего коллегу по плечу и почти вися на нём. Алексей подхватил его хохот и сам сдержанно засмеялся, держась за живот.

– Ну, ты даёшь, дружище, – задыхаясь от эмоций, произнёс Андрей, – Всегда знал, что путь твой закончится в психушке.

В этот момент последняя горсть земли была скинута с лопаты наверх, и раскопки прекратились. Трое парней остановились. У меня чуть сердечный приступ не случился. Я, затаив дыхание, наблюдала за каждым движением экспертов. Они встали и обсуждали что-то какое-то время, поглядывая на следователей. Один из них вылез из ямы с чем-то в руках и направился к полицейским. Они прекратили смеяться и настороженно, с опаской посмотрели на то, что находилось у парня в руке. Он подал её Алексею. Я сглотнула. Алексей развернул бумагу, – это оказалась какая-то записка, – и вчитался в неё. Несколько раз проведя глазами по одним и тем же строчкам, он, казалось, не верил своему зрению. Медленно его губы расползлись в улыбке, читая всё те же строчки, и, наконец, когда до его сознания дошло, он засмеялся. Нет, это был не радостный смех. Он был истерический и вымученный. Будто за этой эмоцией скрывалась другая, более печальная. Он смеялся и не мог остановиться. Он был одновременно ошарашен и озарён осознанием. У него была истерика.

Андрей выдернул из его руки записку и прочитал, затем скептично посмотрел на меня. Я вскочила и побежала к ним, не в состоянии сидеть на месте. Ожидание убивало меня.

– Ты такая забавная, Кира, – всё также хохотал Алексей, – Такая забавная. Мне понравилась эта игра. Уморительно-интересная игра.