Читать книгу Кира – девушка с дьявольскими глазами - Мариэль Липецкая - Страница 4

Ночь была тихая и спокойная. В районе гаражей не было ни звука, будто все люди внезапно исчезли и мир опустел. Всё было на месте, ничего не изменилось и не сдвинулось – люди просто испарились. Именно так я себя чувствовала, слыша своё дыхание и учащённое сердцебиение. И на свете остались только мы со следователем Мироновым стоять друг напротив друга.

Алексей досадно вздохнул и опустил пистолет.

– Ладно, если ты уйдёшь отсюда прямо сейчас, то сделаю вид, что тебя не видел, – произнёс он очень уж нехотя.

– Это, вообще-то, мой гараж, и это я сделаю вид, что вас не видела, если вы уйдёте из моего поля зрения, товарищ следователь, – передразнила я его бесцеремонным тоном.

Парень усмехнулся и растерялся на глазах.

– Значит, по-хорошему мы не хотим. Хорошо. Протяни руки вперёд, – Алексей достал наручники из заднего кармана, сожалеюще, – я даже в темноте ночи смогла рассмотреть его лазурные грустные глаза, как у собаки, –смотря на меня.

Я уже собиралась с размаху проткнуть его ладони шпильками, что дало бы мне время оглушить и обезвредить его и убежать с Волынским. Тогда бы мне дали всего лишь условный срок за нападение на человека при исполнении. Но внутри, за закрытыми дверями гаража послышался треск и шум. Мы оба обернулись туда, а затем взглянули друг на друга.

Где, чёрт возьми, носит Диму? Он ушёл покурить, а не Москву строить! Я не видела его нигде поблизости и никакого шума за помещением не слышала. Он будто испарился.

– Кто там? – настороженно спросил следователь у меня, передумав надевать на меня наручники и взявшись снова за оружие.

– Кто угодно, что угодно. Может, кошка, а может, гусь. Может, ведро упало, а может, вам просто послышалось, товарищ следователь. Уши компотом, небось, чистите, – лучшая защита – это ирония.

– Хватит паясничать, Кира, – недовольно осёк меня Алексей.

В гараже снова что-то грохнулось на пол. Он мог бы падать не так громко, чтобы его не слышала вся округа? У меня был шанс уйти отсюда с условным, но этот неуклюжий громила повысил мой срок до пяти лет строгого режима.

– Только не говори, что у тебя там Волынский, и ему срочно нужна медицинская помощь, – причитал следователь, подходя к двери. Я ничего не ответила.

Он что, его по децибелу падения узнал? Откуда… Стоп. Парень пришёл за Волынским? За ним он вёл слежку? Чёрт, почему именно сегодня? Какая же я везучая! Где черти носят этого рыжего беса по имени Дима?

Алексей не торопился открывать дверь и, услужливо отойдя в сторону, протянул руку в мою сторону.

– Дамы вперёд, – сказал он и встал за мной, держа свой ствол наготове.

– Какой вы джентльмен, – саркастично произнесла и встала напротив двери, но с открытием усердно тянула.

– Я бы действительно отпустил тебя, – выдержав недолгую паузу, задумчиво выговорил Алексей, – и забыл бы упомянуть тебя во всех отсчётах…

– Да, забыл бы. Но каждый день шантажировал бы, грозясь, что всё вскроется, и заставлял бы меня делать всё, что ты хочешь. И я бы делала, потому что уже не была бы такой смелой, как сейчас. И твои прихоти становились бы всё омерзительнее и неподъёмнее, и в тот момент я бы поняла, что уйдя в этот момент, я вырыла себе яму. Так что решим всё здесь и сейчас, товарищ следователь, – я вздохнула и одним резким движением распахнула дверь.

– Я бы никогда такого не сделал, – изумлённо произнёс парень и досадно вздохнул следом за мной.

– Все вы так говорите, – я повернула к нему голову, совершенно забыв про осторожность, когда входила внутрь.

И тут на меня, словно вихрь, с диким рёвом налетел мой покалеченный подопечный. Он с силой ударил меня об кирпичную стену затылком, что перед глазами потемнело и мир закружился в наркоманском танце, и начал яростно душить. Я не могла дышать и соображать. Меня застали врасплох, и я чувствовала себя абсолютно беспомощной. Это дикое чувство, что я сейчас умру. Я исступлённо начала хватать ртом воздух, параллельно нащупывая рукой что-нибудь поблизости, чтобы стукнуть или проткнуть, потому что я не могла его оттолкнуть, ибо он был чрезвычайно силен, несмотря на то, что был побит и лишён пальца. У меня была паника. Я ощущала, как всё темнеет вокруг, и что вот-вот и мне придёт конец. Я была напугана.

И вот, бродя по всем полкам и стенам рукой, я нащупала что-то с рукоятью и незамедлительно собралась применить её в действие. В этот же миг от меня неведомой силой буквально оторвали Волынского и…

… и отбросили в сторону. А я по инерции проткнула человека, стоящего за ним. Я не успела опомниться прежде, чем это произошло. Всё случилось так быстро, что я даже не поняла, что это было.

Алексей ошарашенно смотрел на меня, полуоткрыв свои бледно-розовые тонкие губы. Не сказав ни слова, мы оба упали на колени.

– О господи, – я не могла надышаться и была будто парализована: не могла ни встать, ни говорить. Я пронзила его огромным разделочным ножом, которым обычно отрезала руку. И проткнула, кажется, настолько глубоко, что задела позвонки. – О, боже мой.

Волынский, воспользовавшись моей растерянностью, не теряя времени, побежал что есть мочи из гаража. Я, наконец, видя, что главный свидетель моего непреднамеренного убийства сбегает с места преступления, начала приходить в себя. Нужно было соображать быстро – либо я его поймаю, либо он убежит. Я встала на ватные ноги и побежала по качающейся земле. К счастью, бегал Волынский не так быстро. Он, как и я, был ранен и слаб, поэтому несколько ударов головой об землю хватило. Я разобралась с ним стремительно и поволокла обратно в гараж. Он жив. Пока что.

– Ты хороший человек. Мне жаль, что так получилось. Не смей умирать, слышишь меня? Не смей! Если ты умрёшь, то кто тогда меня арестует? – я говорила первое, что в голову взбредёт, укладывая следователя Миронова с бока на спину, чтобы замедлить кровотечение.

Он действительно хороший человек. Наверное, лучший из всех, кого я знаю. Он спас меня. Он смог разглядеть во мне что-то, за что я ему понравилась. Меня окружают плохие люди. Мерзкие люди заполонили мир, и Алексей так резко отличается из этой массы. Хороших людей так мало, и я не могу позволить, чтобы от моей руки умер один. В этом мире нет справедливости, как бы я не пыталась её отыскать. И это так неправильно, что человек, который хочет справедливости, как и я, умирает у меня на руках. В этом мире нет ничего святого.

– Не умирай… – умоляла я, еле сдерживая слёзы.

Алексей смотрел поначалу на меня невидящими глазами, в бреду, а потом и вовсе закрыл их и потерял сознание. Я не решалась вытаскивать нож, так как он сдерживал кровотечение, выполняя функцию пробки. Я не знала, что делать. У меня два полутрупа и пожизненный срок, если они умрут: неважно в больнице или тут. Я не могла решиться, чтобы убежать и оставить их, но и скорую помощь вызвать боялась.

– Ты просто зверь, – поцокал знакомый голос у двери.

– Где ты был?! – я срывалась на истошный крик, негодуя тем, что он исчез, когда был так нужен.

– Здесь. Я всегда был здесь, – даже не смотря на Диму, я чувствовала на себе его усмешку и наигранно осуждающее улюлюканье.

– Почему не помог мне? Ты нужен был мне. Если бы ты помог, ничего бы из этого не случилось! – я неожиданно для себя истерически орала на этого мерзавца. – Ты никогда не помогаешь, а просто смотришь за тем, как я решаю наши общие проблемы!

– Потому что я не герой, Кира. Герои кончают вот так, – он кивнул в сторону Алексея, лежащего без сознания, – никому не нужные, закопанные в лесу, – на что он намекал, я поняла сразу. – Со мной такого никогда не будет, – после этой фразы он расхохотался, словно сумасшедший.

Дима – это дьявол во плоти. Он никогда мне не помогал ни в одном деле, но устраивал огромные проблемы. Один его проигрыш в карты чего мне стоил…

Парень подошёл к покидаемому жизнью телу следователя Миронова и достал у него из-под ремня пистолет.

– Ты жалуешься, что я не помогаю тебе, поэтому я подсоблю тебе. Одним выстрелом, – Дима повернул голову к Волынскому, – Нет, двумя. Нет свидетелей – нет дела. Всё просто, да ведь Кирочка?

Парень встал с корточек и прицелился в Алексея. У меня сердце сжалось, но я не препятствовала ему, ибо его вариант казался мне действенным. Я больше не видела выхода из этой ситуации.

– Нет свидетелей – нет дела, – повторяла я себе под нос, словно мантру, беря слова Димы на веру. Я ни секунды не сомневалась в его решении… почему-то.

– Нет, стой, – парень посмотрел на меня загоревшимся взглядом, – Ты же никогда не убивала, кисунь. Это отличный шанс. Почувствуй власть над жизнью человека. Ощути, каково это – забирать жизнь своими руками. Охренительное чувство.

Дима протянул мне пистолет, и я нерешительно взяла его в руки, а затем встала над телом следователя. Рука вдруг задрожала, а голова стремительно опустела, не пуская внутрь ни одной дельной идеи, ни одной толковой мысли. В голове лишь звучал шёпот Димы: «Убей его»…

Год назад.

Это место просто кошмарно. Дым кальяна, который, слава богу, не вызывает у меня аллергию, вперемешку с какой-то дурью заполонил помещение под названием подземный элитный клуб. Народа было не так много, так как стрелки часов еще не пробили и двенадцати. К двум ночи здесь соберется вся золотая молодежь моего маленького городка. Звучит смешно, а представишь – совсем расхохочешься.

Я от скуки достала зеркальце из сумки и тут же положила обратно, едва взглянув. Мне было самой противно на себя смотреть – разукрашена похлеще дешёвой проститутки. В одежде официантки, – больше сюда никак нельзя было попасть, только устроиться на работу, благо внешность позволяла, – я стояла у бара и продавала напитки. Нет, устроилась я сюда, не чтобы глазеть на то, как богатенькие детишки богатеньких родителей с жиру бесятся. У меня была другая миссия. Эта миссия пришла полчаса назад и сейчас сидела в приватной комнате с двумя моделями и несколькими друзьями. Его звали Максим Мельников. Тридцатитрехлетний бизнесмен-миллионер, известный своим разгульным образом жизни. Трудно было до него добраться. Он окружил себя охраной, дом – сигнализацией, и даже в клуб пускают лишь по пропускам. Чем труднее жертву поймать, тем интереснее – подумала я и взялась за это нелёгкое дело.

– Даш, отнеси боссу. Он в приватной комнате, – сунул менеджер молодой официантке поднос с виски и бокалами.

Даша неохотно, закатив глаза, взяла поднос и поплелась на своих нереально высоких шпильках прорываться через пьяную толпу. Впрочем, на мне были такие же высокие шпильки с ремешком – дресс-код персонала. Я с трудом передвигала на них ноги, что уж говорить о том, что красиво на них ходить я не могла в принципе, что явно выдавало, что я новенькая. А мини-юбка, едва прикрывающая бедра, бесила своей узостью.

– Давай, я отнесу, – я быстро прибежала из-за барной стойки и перекрыла Даше путь, натянув на лицо милую фальшивую улыбку. – Очень хочу увидеть Мельникова, – перекрикивая музыку, пояснила я на немой вопрос девушки.

Она была немного удивлена моему рвению, но поднос таки отдала и, также закатив глаза, будто она не была довольна жизнью в принципе, пошла за барную стойку.

Я, перетолкав половину обитателей клуба, наконец, добралась до приватной комнаты. За закрытыми дверями музыка приглушалась и отдавалась лишь отголоском и слабой тряской. Я закашлялась, ибо в комнате витал табак вперемешку с многочисленной разновидностью дури. Мне требовалось больших усилий, чтобы поставить поднос на столик, так как у меня закружилась голова, и я начала задыхаться. Чёрт возьми, почему из такого большого выбора, вы предпочли именно обычные сигареты?

Своим поведением я привлекла внимание всех расслабленно сидящих до этого людей. Они смотрели на меня, как на ненормальную. Но внезапно для меня кашель начал медленно отступать, давая мне нормально дышать. То ли работала вентиляция, то ли аллергия отступила ненадолго.

– Ты новенькая? Раньше я тебя тут не видел, – спросил небрежно Максим, сидящий в углу комнаты на диване с двумя девушками.

– Да. Первый день, – промямлила я, всё ещё хватая ртом воздух.

Он сделал пригласительный жест рукой, и я села прямо перед ним на стол. Показательно перекинула ногу на ногу, чем вызвала сальные взгляды всех присутствующих и сильный интерес у Мельникова.

– Как зовут? – он оторвался от своих красоток, и теперь его взор был прикован только ко мне. Он потрогал меня по коленке и провёл вверх по бедру. Я не сопротивлялась и даже не дёрнулась.

– Лиза, – мой голос сделался увереннее, и я смотрела на него в упор своим цепким взглядом.

– Елизавета. Красивое имя, – ухмыльнулся он и жестом пригласил меня на свои колени. – Скажешь, что не такая, что тебя дома ждёт парень?

Комната наполнилась визгом и улюлюканьем. Пьяным, ничего не соображавшим ублюдкам нравилось наблюдать за реакцией бедной официантки на приставания. Теперь я поняла, почему Даша не хотела сюда идти.

Я не стала отнекиваться или искать оправдания, вместо этого взяла бутылку виски, отпила глоток под пристальные взгляды и села на колени к этому мерзавцу, сломав систему. Под удивленные возгласы я дала бутылку Максиму, и дальше мы пили и страстно целовались, потеряв счёт времени. Он лапал меня везде и шептал на ухо всякие гадости, от чего меня тошнило внутри, но снаружи я хихикала и наслаждалась происходящим. Меня воротило от самой себя и от этих людей, но тешило меня лишь то, что скоро я получу своё удовольствие.

Я некоторое время играла свою роль, усыпив бдительность присутствующих, и только потом предложила на ушко Максиму уйти отсюда, чтобы остаться наедине. Он был более чем не против. Мы удалились в его кабинет на этаж выше.

Максим выглядел для своих лет очень молодо. Деньги молодят человека лучше молодильного яблока. Он был красив и ухожен, как и следовало миллионеру. Он был чертовски привлекателен внешне, но душа его была черна и червива, словно гнилой фрукт.

Максим закрыл дверь кабинета на несколько замков, с улыбкой посматривая на меня. Я не думаю, что он боялся, что в кабинет кто-то случайно зайдёт. Он боялся явно не этого.

Я тем временем осматривала помещение, ища потаённые выходы, ведь после сделанного охранники точно не выпустят меня живой из клуба, если поймают. У такого махинатора, как он, должен быть запасный выход в случае явки полиции с арестом или нападения враждующей группировки. Но на глаз ничего не смогла рассмотреть, поэтому уже приготовилась к бою с охраной.

Мужчина не спешил накинуться на меня с поцелуями. Он обошёл стол и достал из-под него бутылку мартини, впоследствии разливая его в две стопки, откуда-то взявшиеся на полке стенки. Он спокойно с хитрой ухмылкой протянул одну мне. Я с кокетливой улыбкой приняла, но пить не стала. Он мог что-то туда подмешать. Кажется, Мельников планирует сделать со мной то же, что и с другими своими жертвами.

Я, держа стопку в одной руке, с трудом расстегнула застежку на одной туфле, потом, переведя мартини в другую руку, сделала то же самое и с другой туфлей. Наконец, избавившись от этих оружий пыток, я почувствовала, как мои ноги благодарно отдались легкостью в стопах.

– Ты такая красивая. Даже когда так неуклюже ходишь на каблуках, – сказал мужчина, наблюдая за тем, как я нагибаюсь за туфлями.

Я захихикала, якобы принимая его комплимент, и обошла его со спины. Какая хорошая вышла бы из меня актриса…

Я резко со всей силы ударила по голове Максима стопкой так и не выпитого мартини. К моему сожалению, стопка даже не треснула в отличие от черепа мужчины. Он даже не понял, что произошло, и, ещё не опомнившись от случившегося, даже не качался. Он обернулся ко мне с ошарашенным видом, за что я дала ему по лицу шпилькой туфли, чем окончательно сбила его с ног.

– Да, я красива. Но это не даёт тебе особого права издеваться надо мной и над десятками других девушек, которых ты изнасиловал, изуродовав при этом их лица. Они настолько напуганы, что ни одна из них не обратилась в полицию. Ты – миллионер, способный заткнуть всех за пояс. Но меня не заткнуть, потому что мне не нужны твои деньги. На меня не действуют никакие угрозы. Я ничего не боюсь.

Он упал на пол и начал кричать, звать на помощь свою охрану. Мне пришлось насесть на него и врезать ему пару раз по лицу кулаком, чтобы заткнуть его, но было поздно – телохранители услышали. Где же они были, когда также звали на помощь другие девушки? Почему ни один из них не вмешался? Они начали долбиться в дверь. Мельников должен был оставаться в сознании по моему плану, но так хотелось врезать ему сильнее.

– Кто ты, черт побери?! – кричал он, пытаясь то ли взяться за моё горло, то ли выцарапать глаза.

– Твоё возмездие. Всё возвращается бумерангом, дорогой мой. Люди называют это кармой.

Доселе неизвестно, сколько именно девушек он изнасиловал и изуродовал, но было около двадцати или тридцати. И лишь одна из этих отчаянных, беспомощных жертв обратилась ко мне. Я знала, что к Мельникову почти невозможно подобраться, но соблазн был велик, и я не могла отказать.

Охрана уже долбилась в дверь, грозясь пристрелить меня на месте. Я им охотно верю.

– Я долго думала, что с тобой сделать. Хотела сначала изуродовать тебя также, чтобы ты понял, каково этим девушкам. Но потом придумала кое-что лучше, – я нервно смотрела на дверь, которую вот-вот выломают, – Ты любишь издеваться над красотой. Ты берёшь только моделей в жертвы. Так вот, ты больше не увидишь красоту. Ты больше ничего не увидишь. Я хотела сделать это аккуратно, но твоя охрана не оставляет мне выбора. Будет адски больно.

С собой у меня были лишь шпильки на волосах и шпильки на туфлях. Это всё моё оружие. Я ударила его ещё раз по лицу, чтобы он, наконец, перестал сопротивляться, и выдернула его галстук с воротника, обвязав его глаза, чтобы быть меньше забрызганной кровью. Шпильками я проткнула ему глаза, – его агонический рёв было слышно, наверное, за версту. Поняв, что так не раздавить весь глаз, решила давить большими пальцами. Повязка не помогла избежать фонтана из крови. Я была вся в ней. В этой вязкой, вязкой жидкости. Мужчина потерял сознание, а я встала, судорожно глазами ища выход.

Я перевернула буквально каждый сантиметр в поисках тайного выхода, пока не наткнулась на подозрительно широкую вентиляционную трубу. Она шла прямо из кабинета, и из неё не шёл воздух. Вот и он – выход. Отлично замаскированный запасный выход. Я залезла на рабочий стол и подпрыгнула, чтобы упереться на края трубы. Туфли с собой забрать не удалось. Надеюсь, по ним меня не вычислят.

В форме официантки, вся забрызганная кровью, босая, я проползла всю вентиляцию и вышла на задний двор клуба. Адреналин бил по ушам, заставлял каждую мою клеточку трепетать, ликовать. Я была дико взволнована, и сердце стучало как ненормальное. Я глазами искала мою машину, даже не зная, как она выглядит, но натыкалась лишь на накуренных парочек, милующихся в подворотне вдали от посторонних глаз. Им не было дела до меня, они были слишком заняты.

– Эй, девушка, может, вас подвести, – послышался усмешливый знакомый голос.

Я повернулась на этот голос и увидела неподалеку Диму, стоящего и послушно ждущего меня у угнанной машины. Я побежала туда.

– Ну? Всё получилось? – беспокойно спросил он меня, взяв за плечи.

Я засмеялась. Мне было так хорошо в этот момент. Я ликовала. Мне казалось, что это и есть счастье. Я кивнула головой и поцеловала парня. Я не любила его. Это просто был порыв. Мне нужно было выплеснуть свои эмоции хоть каким-нибудь образом. Я никогда его не любила…

… – Девушка, просыпайтесь, – меня легонько били по щекам, отчего я на автомате уже приготовилась ударить в ответ.

Но, открыв глаза, я увидела милую девушку в форме медсестры, взволнованно стоящую надо мной.

– Вы уже второй день здесь. Идите домой, переоденьтесь, покушайте и нормально поспите. Здесь спать нельзя.

Я сначала, честно сказать, не сообразила, где нахожусь и кто эта девушка. Но секунд через десять начала прорезаться память. Я осмотрелась по сторонам и видела лишь белые стены и стулья. Я как раз спала на них, укрывшись грязной, окровавленной чёрной курткой.

– Он очнулся? – только спросила я, не реагируя на просьбы уйти из больницы.

– Ещё нет. Но скоро должен. С ним всё будет хорошо. Операция прошла успешно, в кому он не впал – скоро очнётся, – утешала медсестра, сострадательно смотря на меня.

– Можно мне увидеть его? – каждый раз мне отказывали, но попытка – не пытка.

– Нет, часы посещения кончились, да и вы ему никто. Вас не пустят ни при каких условиях.

– Пожалуйста, – взмолилась я, – хотя бы одним глазом на пять минут.

Медсестра вздохнула, и тон её стал жёстче:

– Иди домой. Нечего тебе тут делать.

С этими словами она удалилась прочь.

Неужели уже два дня прошло с момента, как я привезла следователя в больницу? Так быстро летит время.

Я смутно помню все подробности. Всё будто в тумане. Почти не помню, как передумала стрелять и повезла парня в больницу. Это как провал в памяти. В уголовном праве это называют состоянием аффекта. Но не уверена, что у меня именно этот случай.

Помню, когда меня опрашивали полицейские, представилась случайным прохожим, нашедшим тело. Но когда очнётся Алексей, вряд ли он будет придерживаться той же теории. Когда он придёт в себя, меня мгновенно арестуют. Я постепенно уже смиряюсь с этой мыслью. И нет, я не жалею, что спасла его. Я ни о чём не жалею. Это самое моё правильное решение за всю жизнь. Убийство, конечно, решило бы на время все проблемы, но всё всплывает, всё возвращается бумерангом, когда этого не ждёшь. Я не убийца и не собираюсь им становиться.

Я достала телефон, чтобы посмотреть время, и увидела немереное количество пропущенных звонков от Марины. Телефон был поставлен на вибрацию, чтобы не тревожил, поэтому до меня не дошёл ни один звонок.

Я набрала номер Марины, чтобы сказать, что со мной всё хорошо, и не стоит волноваться.

– Ты позвонила! Жива! Слава богу, – послышался беспокойный голос подруги, – Я звонила тебе, но ты не брала трубку. Я уже хотела идти в полицию. Я реально думала, что тебя похитили или убили! –возмущённо кричала на меня девушка, что вызвало у меня непроизвольную улыбку. Хоть кто-то волнуется за меня.

– Спасибо, – лишь смогла произнести я на такие слова, – что беспокоишься за меня. Но со мной всё хорошо. Я… я… у знакомых… на даче. Встретились, разговорились, пригласили к себе показать, как живут. Я решила, что мне немного развеяться, как ты и советовала, – сказала на ходу первое, что пришло в голову.

– Ты врёшь, – послышалось грустно в трубку. – Если бы это было так, то тебя не искали бы уже второй день какие-то парни по всему институту. Они расспрашивают всех и караулят около общежития. Сегодня они, наконец, ушли. Но, чёрт возьми, Кира, что ты натворила?!

– Я тебе перезвоню, – вот так грубо я прервала диалог, ибо в противном случае Марина запытает меня вопросами.

Быстро я набрала другой номер.

– Чёрт, Кира, что ты натворила? – без приветствий сразу к делу. – Почему люди Волынского не получили его обратно после боя?

– Ты должен их задержать и отвлечь ненадолго, пока я всё не разрулю. Соври что-нибудь.

– Где он? – настороженно спросил мой босс. – Только не говори, что не рассчитала силы и убила его.

– Я… я не помню… где он, – честно ответила я, за что на меня незамедлительно накинулись с криками. В этот момент я почувствовала себя маленькой девочкой, которая испортила папину рабочую рубашку, в которой он должен был вот-вот уйти на работу.

– Если ты завтра же не вспомнишь, где оставила Волынского, и не приведёшь его, я тебя собственноручно отдам на растерзание его псам. Твои проблемы – это только твои проблемы. Поняла? – яростно прокричал в трубку босс.

Я, ничего не ответив, оборвала связь и гневно бросила телефон на пол. В итоге все оставили меня одну наедине со своими проблемами. Я знала, что так будет, но отчего-то на душе всё равно кошки скребут от такого предательства. Пора научиться не полагаться ни на кого кроме себя. Только себе можно верить.

Теперь остаётся ждать, кто меня быстрее поймает: полиция или люди Волынского. Я не хочу ничего решать и делать. Я устала. Пусть будет, что будет. Мне уже всё равно.

Когда подбирала телефон, заметила, что кончики моих пальцев чёрные, и песок, похожий на землю, под ногтями. Не помню, где я могла так испачкаться. Возможно, когда тащила Волынского. Или, возможно, я его закопала… Почему всё так мутно в голове? Я даже не помню, куда дела главу наркоторговцев. Да что со мной происходит?

Наплевать.

Я снова улеглась на стулья и накрылась курткой. Ближе к ночи в больнице ни души, и это самое спокойное место в моей жизни, где мне приходилось спать, поэтому я решила перекантоваться тут ещё одну ночь.

Но мне помешала медсестра, снова недовольно подошедшая ко мне и вставшая прямо надо мной.

– Я отсюда никуда не уйду, – заранее перебила я все её уговоры.

– Тебе некуда идти? – спросила она, пытаясь понять, что со мной не так.

– Есть… Но я не хочу. Если не хотите меня пускать к нему – не надо. Я просто переночую тут, никому не мешая.

– Его личность до сих пор не установлена, никто его не ищет. Единственный, кто о нём беспокоится – это ты.

Медсестра пошла вперёд и позвала за собой. Мы прошли через вестибюль, где находились, и поднялись на второй этаж, где лежали пациенты. Девушка вручила мне униформу санитарки и открыла дверь палаты Алексея.

– В зале всё равно ночевать нельзя, – пояснила она, – Но утром, когда меня сменят, ты должна быстро и незаметно уйти, понятно? – она строго посмотрела на меня.

– Спасибо. Большое спасибо, – кивнула я и стремительно юркнула в палату.

За мной закрылась дверь, и в палате наступила тьма. За окном светил фонарь, и только его лучи освещали комнату. В палате было четыре кровати, но парень лежал один. В тишине слышен был лишь звук кардиомонитора. Алексей был весь в системе, как в проводах. Я ощутила, как глубоко внутри защемило. Это была не физическая боль, но душевная. Мне было больно на него смотреть в таком состоянии. Он не двигался и не подавал никаких признаков жизни. Он будто живой мертвец.

Я подошла к парню и села рядом с кроватью на пол – одежда всё равно грязная, её стерильным полом не испортить. Я взяла в руки его ладонь, которую два дня назад собиралась проткнуть шпильками. Какие красивые ладони, какая гладкая кожа. Я сжала в руках его ладонь и опустила голову на простыню. Чувствовала себя каким-то маньяком. Раньше у меня не было аномальной тяги потрогать малознакомого мне человека, но сейчас я не могла перестать сжимать его руку. Под тусклый свет фонаря я видела, как вздрагивали его ресницы, такие длинные красивые ресницы. Вообще, сейчас, в синеве ночи, он выглядел таким прекрасным. Почему я раньше не замечала, как он красив?

Завтра меня могут арестовать, поймать, убить, но сегодня я не жалею ни о чём. Алексей должен жить несмотря ни на что. Хоть он и думает, что я убила своего лучшего друга, но я не могу перестать гладить его нежную теплую кожу. Хоть и он один из немногих, кто довёл меня до слёз, но я не могу перестать любоваться им. Не важно, что случится завтра, но сейчас я здесь, и мне спокойно и уютно.

Я легла на кровати напротив Алексея и мирно уснула под пиканье кардиомонитора.

«Все, кто пытался защитить меня, мертвы. Я не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое».

Дима протянул мне пистолет, и я нерешительно взяла его в руки, а затем встала над телом следователя. Рука вдруг задрожала, а голова стремительно опустела, не пуская внутрь ни одной дельной идеи, ни одной толковой мысли. В голове лишь звучал шёпот Димы: «Убей его».

Это казалось единственным правильным решением в этой ситуации. Я действительно готова была спустить курок, но интуиция подсказывала, что это неверное решение. Я стояла так будто вечность, не способная одним действием избавиться от свидетелей.

Я не могу.

– К чёрту всё, – с этими словами я выбросила пистолет в сторону, – К чёрту тебя, – я присела к Алексею, резким движением вытащила нож и, порвав часть своей чёрной майки, приложила её к животу, чтобы остановить кровотечение.

– Дура. Слабохарактерная дура, – шипел Дима. Он был в ярости, но не мешал мне вытаскивать следователя с того света. – Мне всё равно, ведь сядешь ты, а не я. Меня здесь не было. Ты меня в это не втянешь, поняла? Он выживет и посадит тебя, идиотка!

Я, не обращая внимания на возгласы парня, делала массаж сердца и искусственное дыхание рот в рот. Я понятия не имела, умирает он или нет, но пульс был, а значит, он ещё жив.

– Достань мне две машины, – скомандовала я Диме.

– Ты с ума сошла? Я не буду тебе помогать, – возмущался он.

– Достань мне две чёртовых машины прямо сейчас, иначе, клянусь, я тебя пристрелю! –яростно закричала я на парня, чем заставила, наконец, услышать себя.

На одной я должна была повести Алексея в одну больницу, а Дима на второй в другую Волынского. Но на этом мои воспоминания резко обрываются, как будто их кто-то неаккуратно стёр из моей плёнки памяти. Я не помню ничего…