Читать книгу Лиля, нам кранты! Юмористические приключения - Марина Абелес - Страница 10

– Бабка Шнапс приходила. Просила, чтобы ты ей завтра подсобил. С утра приедут за ее знаменитым хряком-осеменителем. Да, говорит, он больно строптивый стал и рылом чует, что его собираются увозить незнамо куда. Запороть может работяг-то. А ты со зверьем умеючи управляешься! Враз его в грузовик загонишь, – сказала Любка вернувшемуся в сарай после проводов ветеринара Василию.

– Чем платит? За магарыч к свинскому делу я всегда готов! – Василий напряженно посмотрел на поднимающуюся корову, готовую выдать первый аксель после слабительного.

– А, я и забыла, что ты даже таблетки из аптечки доедаешь, когда у них срок годности подходит к концу, – и Любка расхохоталась. – Она тебе своего березового сока нальет.

Василий только плюнул в сердцах в сторону Любки и пошел на выход.

– Куда это ты на ночь глядя?

– За кудыкины горы драть норы.

…

Единственный фонарь на улице пытался конкурировать с полной Луной. Дома глазели на одиноких путников – Василия и семенящую рядом Лилю – глазницами желтых светящихся окошек. На улице не было ни души.

Они дошли до дома бабки Шнапс. Василий постучал в окошко кухни, которое выходило на улицу.

– Какой леший кого-то на ночь глядя принес?! – проскрежетал в избе старушечий голос, приглушенный двойными рамами. Занавеска на окне дернулась, и тут же послышалось удаляющееся в сторону двери шарканье тапок по полу.

На заре своей карьеры алкоголеварения Пелагея Ильинична давала страждущим односельчанам пробники – стопочку бесплатно для дегустации. И Макар в первый же день своего позорного возвращения в деревню пошел за антистрессом к бабке.

– Ну как, сынок? В городе-то пил что и получше небось? – напрашивалась на комплимент самогонщица. Вот он, момент открытия беспроцентной кредитной линии на долгие годы! Нужно только отвесить небольшой реверанс. И Макар ответил.

– Что ты! Это даже ж лучше шнапса!

Что это такое, бабка не знала, но на всякий случай кривенько улыбнулась. И на радостях отпустила на пробу пол-литру Макару для маркетингового продвижения среди односельчан. Промоутерство удалось – все, кто выпивал со «Станиславским», отмечали тонкий вкус и крепость напитка характерным покрякиванием после запрокидывания его в глотку. А когда интересовались, где он взял эту «слезу росы», тот отвечал: «Да у бабки Шнапс!» Так к ней и приклеилась кличка.

Бабка Шнапс стала быстро процветать. И не заметить сего мог только слепой – это стало видно даже тем, кто просто проходил мимо ее дома. Одна только параболическая антенна на ее избе была размером с джакузи, в котором можно было искупать детеныша слона. Даже независтливый на молекулярном уровне «Станиславский», придя однажды за очередной порцией и ожидавший у калитки дома, когда бабка вынесет «посудину», взглянул на этот прибор и произнес: «С такой тарелки черной икры бы поесть!»

…

– О! Василий, а я тебя завтра ждала, – прошамкала бабушка, поправляя наспех накинутый платок на плечах.

– Бабусь, авансируешь? А! – Вася переминался на крыльце, а Лиля сидела рядом и светила в темноте зрачками.

– Ну, коли завтра обещаешь, что придешь, так запросто. Те сколько? – уже ширкая обратно в сени, прокричала самогонщица.

– Ну, как рука возьмет, – Шнапс уже шла обратно, что-то неся в руках.

– На те пол-литру. Остальное завтра отдам, – и она протянула Васе бутыль.

Василий и Лиля дошли до дома «Станиславского», а тот сидел во дворе на лавке, обхватив голову руками и обмотав какой-то красной тряпицей, качался и тихо мычал.

– Ты чего, Макар? Коровой стать готовишься? – Василий засунул руку между досок забора и открыл калитку.

– О, Вася! Спасай! Башка трещит – мочи нет.

– В одного нажрался и товарища не угостил! – подтрунивал Василий. – А в чем это у тебя башка-то? В краске, что ли?

– В краске-краске. Шел домой непривычно стоя, споткнулся, сапоги-то велики. Во, глянь, – и «Станиславский» вскинул ногу в грязном сапоге, чуть не заехав Васе по лицу, когда тот наклонился поставить бутыль.

«Станиславский» говорил правду. Он шел после выпаса почти модельной походкой домой с двумя помидорами в кармане фуфайки. И, зазевавшись, споткнулся у самой своей калитки. А она, подлюга, распахнулась и съездила еще ему лежащему острым краем прямо по темечку. Матюгнувшись, он бы и встал, потирая ушибленное, но услышал, что кто-то идет мимо по дороге. Продолжая лежать пластом, он достал помидоры, раздавил их и нанес «маску» на голову. Чуть подполз к проему между дверцей и забором и, просунув голову, придавил калитку плечом. Смеркалось, и помидоровы семечки отлично имитировали (как представлял себе «Станиславский») выдавленные прискорбным несчастным случаем мозги алкоголика со стажем.

Что тут началось! Бабка, проходившая мимо, сослепу в сумерках ничего, кроме красного на башке «артиста», не разглядела и тут же заголосила: «У-би-лся!» Обронила бидон. Он с грохотом покатился по дороге. Повыглядывали из окон соседи. Стали стягиваться зеваки. Наконец, народ обступил плотным кольцом «мертвого мужика» и вперед вышла соседка Ведунья. Зашибленная два дня тому назад нога все еще болела, и она для устойчивости опиралась на ту самую лопату, несущую смерть всем непрошеным гостям. Она ловко перехватила ее и потыкала черенком в спину лежавшего на животе «Станиславского».

– Эй, Макар! Ты че там удумал? Ты живой али как?

Все столпившиеся вокруг замерли – почти не дышали. Кто-то ойкнул и зажал себе рукой рот. И тут раздался душераздирающий храп. Макар, убаюканный давеча принятым на грудь и таким массовым вниманием, счастливо заснул в разгар своего моноспектакля.

– Ах ты паскуда! Ну, сейчас я тебя! – и Ведунья, размахнувшись, со всей силы огрела Макара по спине черенком.

Если бы не толстая фуфайка, то получился бы из Макара первый в мире пастух-колясочник. Проснулся он мгновенно. Подскочил и еще раз боднул головой калитку. Вскрикнул и получил еще раз черенком уже по шее.

– Ах ты, трутень-оглоед! Тебе лишь бы придуряться да народ пугать. Сейчас я у тебя все хотелку-то повыбиваю! – и Ведунья, прихрамывая на одну ногу, побежала за Макаром, размахивая лопатой. А тот что есть мочи, матерая виновницу зашибленной спины, драпал от нее.

Получив еще пару раз, он успел запереться от Ведуньи в доме. Спектакль завершился неожиданным финалом, и народ стал, посмеиваясь и укоризненно качая головами, расходиться по домам.

…

– Э, брыкастый! Ты лопастями-то потише крути! – Василий едва успел отскочить от раздачи фингала сапогом «Станиславского».

– Это от того, что горизонт сбит! Надо мне его подровнять срочно!

– А тя как спасать, амбулаторно или стационарно? – Вася, сдвинув брови, сосредоточенно разглядывал голову товарища, не понимая, что там за блевотные субстанции в его волосах.

– Давай двумя способами сразу – быстрей подействует, – и Макар скривился, попытавшись улыбнуться.

Василий, покашиваясь на ноги друга в сапогах, осторожно подошел к нему вплотную и положил обе руки на его голову. Она была на ощупь в чем-то склизком. Он сморщился, оторвал руку от больного места и посмотрел на ладонь – к ней прилипли красные комочки. Вася с омерзением понюхал свою ладонь. «Помидоры?! Он уже забыл, что закусывают через рот?! Совсем мозги пропил!» – но, проявив деликатность, промолчал и вернул руку обратно.

Несколько лет назад Василий ездил с Макаром и еще одним деревенским «дегустатором» рыбачить на речку Сосьва. Жара, май, на старые дрожжи залились новые, и товарищ этот решил было отдать концы, демонстрируя предынсультное состояние. До деревни-то пятнадцать километров, а до врача – и того дальше.

И жутко стало Василию, что будет с ними труп полдня плавать. А его облепят слепни да мухи. А потом его еще на себе столько километров тащить до людей. И Вася единственное, до чего додумался, окунул ладони в холодную реку и положил на голову умирающему. Через пять минут тот открыл глаза и сказал: «А у нас еще осталось?!» Ни похмелья, ни боли. «Станиславский» в тот же день раструбил этот случай по деревне. К Василию потянулись страждущие.

С чем только не шли. Одна даже на честном глазу предлагала ее от бесплодия вылечить. Но, видимо, суждено было стать Василию врачевателем узкой специализации. Только если поломка случилась в голове, он мог с ней справиться. Причем все равно, был ли это больной зуб, или конъюнктивит, или головная боль разнопричинной основы.

…

– Ну как съездили с Пономарихой?! – спросил «мертвый мужик».

Прошло стандартных уже пять минут после наложения рук, и помятый «Станиславский» ожил. Деловито протер подолом своей фуфайки граненые стаканы, навечно прикомандированные к столику-бочке перед домом. Дунул в них для пущей чистоты и взялся со знанием дела разливать Васину бутылку.

Выпили по первой.

– На вот – закуси! – и «Станиславский» достал из кармана фуфайки чеснок и протянул его товарищу.

– Фу! Убери, – скривился тот и замахал на него рукой.

– А-а-а, я и забыл, ты ж чеснок того – шибко не уважаешь. А че так?

Вася только отмахнулся от него. Тот спрятал закуску обратно в карман.

Пока Василий все ему рассказывал, не забыв и про самовольно одернувшуюся занавеску, парящее рыльце в окне и смекалистость своей собаки, которая помогла найти путь, Лиля не находила себе места. Тот позавчерашний запах со двора Ведуньи не давал ей покоя. Она то подбегала к забору, то старательно изображала сон у ног хозяина. Воспоминание о летящей в нее острой лопате останавливало собаку от второго разведывательного похода.

– Хорошо, что вообще доехали! – четко вместе с последними каплями самогонки закончил и свой рассказ Василий.