Читать книгу Сквозь время - Марина Домбровская - Страница 4
Глава I Струны арфы
Paris, 1919
ОглавлениеВечером во вторую субботу октября 1919 года Джасмин Маре неуклюже сидел за грязной барной стойкой и что-то быстро писал на желтоватых обрывках бумаги. В нетронутом бокале виски отражалась ночная жизнь недорогого кабаре, а в лице молодого человека – пребывание музы. Замкнутое помещение незнакомых лиц, пьяные мужчины и смеющиеся доступные женщины за спиной, угрюмый бармен со шрамом на лице, невыносимая жирная муха, которая то и дело отвлекала от мыслей, довольно тусклый свет и странный неприятный запах, – так Джасмин Маре праздновал свое семнадцатилетие. Он даже не обратил внимания на то, как к нему подсела высокая хорошенькая блондинка.
– Пишите стихи?
Самый приятный голос девушки, который когда-либо слышал Джасмин в своей жизни, донесся до него откуда-то слева. От неожиданности он замер и несколько побледнел. Наконец, решившись обратить внимание на обладателя нежнейшего голоса, он увидел перед собой… о, чудо! Высокая девушка лет двадцати в ослепительном розовом платье длиной до середины лодыжек кокетливо сидела и соблазнительно перебирала пальцами серебряный мундштук. Короткие пшеничные волосы волнами выглядывали из под пепельной шляпки-клош. Идеальная белая кожа, дугообразные светлые брови, томная розовая помада и небывалой красоты янтарные глаза. Броские серебряные украшения с яркими камнями огибали ее милый лоб, маленькие уши и большую для тех времен грудь.
– Не сегодня. Я писал один рассказ, – скромно отпарировал Джасмин.
– И о чем он?
– О нашем прекрасном будущем, мадемуазель.
– Вы находите его прекрасным?
– Полагаю, теперь, после войны люди станут умнее. Их не так будет интересовать политика, как, например, искусство. Люди будут говорить, что думают, одеваться, как того хотят, творить, не задумываясь о том, что кому-то может не понравится их творчество.
На это девушка соблазнительно рассмеялась.
– Но ведь и сейчас находятся смельчаки. Чего стоит одна лишь корсетная революция.
– Их лишь единицы, большая часть людей – стадо овец. Лет через сто Земля будет кишеть храбрецами и гениями. Жаль, что мы с Вами этого не увидим.
– Очень жаль, месье.
– Простите, как ваше имя?
– Мадлен. Как же ваше?
– Джасмин, мадемуазель.
Блондинка звонко расхохоталась, обернулась и позвала кого-то рукой из зала.
– Что смешного? – нахмурился юноша.
– Ваше имя. Оно странное, но воздушное и легкое, как боа.
К девушке подошел среднего роста брюнет с черными усиками. Вероятно, это был муж этой сногсшибательной блондинки. Сияющие лаковые оксфорды, изысканный пиджак темно-синего цвета в серебристую полоску и такие же укороченные до щиколотки брюки. Он отбросил свою фетровую шляпу на чужой столик, наклонился вперед и протянул руку к бокалу виски, предназначенному для Джасмина. Он выпил все до дна, а в его лице не было и намека на извинения. Его свобода движений, его амплуа отражали непреклонность, неугомонные качества лидера, амбициозного и порой тщеславного.
– Магдалена, мы уходим: здесь становится скучно. К тому же у меня есть для тебя подарок, – не менее приятным голосом, чем у девушки, только мужественным и повелительным сказал мужчина.
– Я люблю твои подарки, но мне не нравится, когда ты меня так называешь.
– Это твое настоящее полное имя. Где твоя гордость? И где твое воспитание, что ты не знакомишь меня, твоего любовника, с новой твоей наивной забавой?
Джасмину сделалось не себе.
– Это молодой писатель, будущий гений, Джасмин, а это…
– Стефано Бонье, – мужчина ответил сам, молниеносно протянул руку для рукопожатия и заглянул в глаза юноши, – знаете, ваше имя весьма интересно.
– И мне показалось так же, – Магдалена не без страсти погладила плечо брюнета.
– Думаете? – забрав, наконец, из тяжелой сильной руки Стефано свою, поинтересовался Джасмин.
– Оно слишком женственно, но оно прекрасно, – ответил тот.
– И почему же?
– Оно вдохновляет меня.
Его серые глаза засверкали, и доводы Джасмина об этом человеке внезапно рухнули.
– Мадемуазель, этот цвет Вам к лицу, – Стефано Бонье, рассматривая чудесное платье Магдалены, обратился теперь к ней.
– Благодарю Вас, месье. Мне всегда шел розовый.
– Розовый? Это цвет вечернего песка, дорогая.
– Стефано, в этом нет никакой разницы.
– Простите, что вмешиваюсь, но позволю заметить, что на девушке платье цвета супа из раков, – на удивление всех вмешался неопрятный краснолицый бармен.
– Но ведь это не так важно, какого цвета одежда. Главное то, чтобы цвет был к лицу, – воскликнул Джасмин.
– Не могу с вами согласиться, но и спорить не стану, ведь Вас приведет в ужас то, что на вас сейчас брюки не обычного зеленого и даже не голубого, а цвета кадмиево-зеленого. Они простые, неприметные, – Стефано бросил взгляд на низ Джасмина, – скорее всего, дешевые, но из тысячи цветов вы выбрали именно этот, и я Вам благодарен. Ваш выбор говорит мне о многих вещах, о которых Вы даже не подозреваете.
– Стеф, пойдем уже домой. Нас ждут гости, в конце концов, – прошелестела Магдалена.
– Нас никто не ждет, хоть мы и хозяева. Юный Джасмин, сколько Вам лет?
Бестактность Стефано все больше и больше удивляла парня, но мягкий по своей натуре он был не в духе сегодня вступать в конфликт с влиятельным, по всей видимости, выпившим мужчиной.
– Семнадцать, месье.
– И что Вы здесь потеряли, в этом грязном кабаре?
– Я шел домой, и внезапно меня ударило молнией: ко мне явилась муза. Я забежал в ближайшее заведение, ведь на улице дождь…
– И вы непременно заказали бокал виски, – Стефано ухмыльнулся.
– Подарок от заведения: парень сказал, что сегодня празднует свой день Рождения, – любопытный бармен вновь нашел возможность вмешаться в разговор.
– Какая нелепость! Забирайте ваши вещи, Джасмин: мы едем праздновать, – подав ридикюль блондинке и надев шляпу, он добавил, – И простите за ваш подарок заведения. Думал, весомого повода не имеете, чтобы пить в одиночестве. В любом случае, виски здесь – всегда гадость.
Джасмин не горел желанием возвращаться в сырую холодную съемную комнатку на окраине города, и оставаться в этом грязном месте ему тоже не хотелось. Он собрал свои записи и, даже не раздумывая, направился к выходу со своими новыми знакомыми.
Вилла Стефано Бонье отличалась роскошью и помпезностью. В тот вечер она сверкала сотнями людей, которые слушали музыку, ели, пили, знакомились, танцевали, – попросту беззаботно жили. Джасмина Маре не интересовало, что именно праздновали гости, его поглощали раздумья о личности Стефано, очень интересной личности, как ему показалось. Но тот затерялся где-то в толпе, и Джасмин откинулся на софе, потягивая из бокала бренди.
Юноша не был красавцем для своих лет, но его томные васильковые глаза всегда притягивали противоположный пол, словно магнит. Светло-русые волосы, светлые глаза, а вот кожа на редкость смуглая. Чересчур изящные для мужчины изгибы лица, излишняя грациозность в движениях, мягкий характер, – таков был этот простецкий парень.
– Знаете, а Вы не похожи на всех этих людей, – к нему ловко подсела рыжеволосая симпатичная девушка со звездным небом на лице в виде веснушек, которые она тщательно пыталась загриммировать.
– Знаете, а Вы – тем более.
Она была слегка выпившая, и блеск ее глаз наверняка был в тот момент еще более чарующим, чем обычно.
– Меня зовут Агнес. Мне всегда скучно на таких вечеринках, хотя я очень общительная.
– Такие, как мы, можем нечто большее: наблюдать. Кстати, у вас очень красивое имя.
– Спасибо. А как ваше?
– Джасмин, мадемуазель.
– Не менее привлекательно.
– Благодарю.
Девушка не была красавицей, но излучала неистощимую энергию, подобно лучику солнца. Открыта, словно книга, она сидела и сверкала ярче, чем камни у приглашенных гостей. Джасмин глаз не мог от нее оторвать: обычная девушка, но совершенно другая.
Перед ним вдруг выросла Магдалена, на груди которой сверкало ожерелье с голубыми камнями. Она пренебрежительно взглянула на Агнес, затем на Джасмина и улыбнулась.
– Австралийские опалы. Правда, чудесные? – счастливая блондинка не удержалась.
– Они восхитительные.
– Стефано ждет Вас у себя в кабинете, на третьем этаже.
Джасмин поставил свой бокал на столик, извинился перед огненной девушкой и направился к лестнице. Затем остановился и вернулся.
– Веснушки Вам очень идут, Агнес. Будь я женщиной, не стал бы их замазывать.
Поднимаясь по лестнице, он взглянул на свой прикид и понял, что одет неподобающе для неизвестного торжества. Но через пару минут эта мысль вылетела у него из головы: его одежда его почти не волновала. Он постучал в нужную дверь и вошел. Огромное помещение вдоль и поперек было заполнено книгами. Они были повсюду: плотно упакованные на стеллажах до потолка, на огромном дубовом столе, на подоконнике, на креслах и даже на полу. Встретив Стефано однажды, никогда не скажешь, что в его кабинете может быть так небрежно.
– Джасмин, проходите, садитесь. Не обращайте внимания на беспорядок. Я не буду говорить, что горничная не убралась или что не было на это все времени. Кабинет и мастерская это две мои жизни, запертые в четырех стенах, которые я не позволю кому-либо убирать. Не терплю неряшество, но люблю изысканный хаос, без него работать не могу.
– Все в порядке, Стефано. Моя комната ничем не отличается. Вы сказали «мастерская»… так чем же Вы занимаетесь?
– Я художник, которому повезло: мои картины продаются и сейчас, а не после моей смерти.
– Интересно было бы взглянуть.
– Нет. Мне не нравятся мои работы. И не будем об этом. Давай выпьем, ведь день заканчивается, а у тебя праздник. Семнадцать – лучший возраст: нет обязанностей, забот, постоянных женщин, нет четкого плана на жизнь и, увы, достижений не имеется. В семнадцать твое тело представляет собой бесконечное пространство для мыслей и идей, это хорошо сформированный сосуд, который еще почти ничем не наполнен.
Стефано достал из стола новую бутылку бренди, два бокала, налил в оба и протянул один Джасмину.
– Загадай желание, о котором никогда не пожалеешь. И никаких женщин, парень. Женщин нужно не желать, а добиваться.
Они выпили до дна и закурили.
– Джасмин, у меня к тебе три просьбы. Первая: обращайся ко мне на «ты».
– Без проблем.
– Вторая: будь осторожен с Магдаленой. Она мне, конечно, не спутница, я ведь не идиот. Она старый хороший друг и любовница. Поверь на слово, эта блондинка опасна. Она только кажется чистой и невинной, а на деле ей со мной давно упакована койка в аду.
– Я понял тебя, – Джасмин выпустил пару колец дыма.
– Магдалена ослепительно красива, но самое страшное то, что она умна, осознает свои достоинства. Как правило, сексуальные девушки почти всегда умны, что нельзя сказать о мужчинах. Ты не дурак, я вижу, что не дурак, но влюбиться можешь.
Тот горько улыбнулся.
– И третья просьба: ты должен ко мне переехать.
– Что? – глаза Джасмина полезли наверх.
– Ты молод, красив, талантлив, полагаю, но ты наивен и не самоуверен. Я все узнал о тебе: у меня неплохие связи в этом чертовом городе.
– Но…
– Хочу помочь.
– Но ведь это настолько спонтанное предложение. Стефано, я предполагал, что ты серьезнее.
– Джасмин, это и есть проекция моего серьезного нутра. Спонтанность не антоним серьезным вещам, как и пьянство для трезвости, – Стефано на секунду умолк, словно в чем-то проговорился. – Ты в любой момент можешь отказаться. Но я ведь вижу, что ты уже сейчас согласен.
– Но для чего это тебе?
– Я вижу дальше других. Вижу, что ты выше, что из тебя что-то выйдет, что тебя можно неплохо лепить, как глину. Да и писатель мне не помешает.
Молодому парню еще нечего было терять, он не видел угрозы, а чары перемен давно уже приняли решение.
– Позволь мне день обдумать все.
– Хоть десять! А сейчас я хочу повеселиться от души. Пойдем.
Как ни странно, но Джасмин был восхищен своим новым приятелем: его притягивала дерзость Стефано, простота, его проникновенность и даже грубость.
«Как у него поставлена речь. Как он мужественно пожимает руку и как смотрит в глаза, видя тебя насквозь, будто все твои тени прошлого отражаются в нем. Он потрясающий психолог и прирожденный лидер. Сколько свободы в нем, она проявляется во всем: и в том, как он держит сигару, и в разбросанных книгах, и в его словах. Стефано Бонье – ты лучший подарок на день Рождения».
– Стефано, сколько тебе лет?
– Был рожден в 1893 году. Сам посчитай: я сегодня гуманитарий, – и он заразительно рассмеялся басом.
В ту ночь мужчины здорово напились и вдоволь повеселились. Джасмин, если бы у него спросили, и не вспомнил бы, что он загадал в тот вечер, а ведь это было весьма серьезное желание: «Хочу видеть рядом с собой Стефано Бонье, как лучшего друга до конца дней».