Читать книгу Золотой Трон - Марина Лазарева - Страница 28

Глава VII
5

Оглавление

С тех пор, как Марпата поступил на службу к аптекарю Зульхакиму, в землянку Коддуса он стал приходить лишь переночевать. Он помнил о немощи старика и всегда приносил для него еду. Однако их беседы за вечерним кумысом стали намного короче, но все же не потеряли взаимного интереса. Марпата рассказывал старику о том, как работал у Зульхакима, как Зульхаким доверял ему лишь нехитрую работу, заключающую в себе мытье посуды из-под всевозможных мазей и микстур, и совсем не интересовался его знаниями.

– Я согласен на все, – смиренно вздыхал Марпата, – лишь бы Зульхаким платил мне.

Марпата мечтал скопить денег и обзавестись собственным жильем. На днях он продал верблюда. Если к тем динарам прибавить еще заработанные у Зульхакима деньги, то можно было наскрести на скромное жилье.

– Тогда мы с тобой, дядюшка Коддус, переберемся из этой землянки. Ты приютил меня в трудную минуту, так неужели я брошу тебя одного в твоей немощи.

В подобных разговорах с Марпатой в глазах Коддуса проступали слезы. Неужели Судьба опять поворачивалась к нему лицом? Конечно же он не откажется от помощи Марпаты.

Сегодня у Марпаты выдался свободный день. Мороз не ослабевал, но светило солнце. Ветер успокоился, а воздух мерцал инеем. Коддус давно хотел показать Марпате могилы своих близких, и вот сегодня природа благоволила его желаниям.

Марпата и старик вышли из землянки и через квартал таких же, как Коддус, бедняков спустились с городского бугра к ерику. Извилистый, с берегами, поросшими прошлогодним камышом, сейчас соломенно-бурым и хрупким, ерик отделял городской бугор от другого бугра, который служил горожанам кладбищем. И здесь, в этом городе мертвых, куда Марпата и Коддус перешли через скованный льдом ерик, обитатели его существовали по земным законам иерархии. У самого подножья бугра ютились многочисленные холмики земли, без ограждений и украшений. Без объяснений было ясно – это могилы бедняков. Холм земли, и больше ничего. Но Коддус вел Марпату мимо бедняцких могил дальше, на верх бугра. Теперь могильные холмы сменились деревянными склепами. Коддус замедлил шаг. Он искал глазами знакомую усыпальницу. Зимой, покрытые слоем белого снега, все они казались одинаковыми.

– Вот здесь, – наконец остановился около одного из деревянных склепов Коддус, – здесь я их и похоронил, – тяжело вздохнул он.

Марпата обвел взглядом бугор. Чуть выше, в центре бугра, деревянные склепы уступали место добротным кирпичным усыпальницам. Марпата догадался – там хоронили самых богатых.

Постояли. Помолчали. Здесь на бугре, на вольном просторе, давал о себе знать ветер. Забиваясь в щели деревянных усыпальниц, он стонал, посвистывал, подвывал. Марпата поежился.

– Это души усопших кружат над нами, – прошептал Коддус, – слышишь их голоса…

Марпата удивленно взглянул на старика, а Коддус, не замечая недоумения Марпаты, продолжал:

– Чтобы души не могли свободно приходить к живым и чинить им бесчинства, усопших хоронят подальше от города, через реку. Река мешает душам перебираться к живым. Этот ерик и разделяет город живых от города мертвых.

«Странные все же люди живут здесь, – думал Марпата, – берегут тела и боятся душ».

Марпате вспомнился родной Тибет. На его каменистой земле нет кладбищ. Там тела усопших расчленяют и дают на съедение грифам, потому что тело считают лишь прахом, а душа – это Высшее Я, этот дух, который всего лишь использует тело для постижения уроков, уготованных ему на Земле. «Усвоив уроки, души уходят отсюда навсегда. Так стоит ли хранить тела и бояться душ?»

Весь обратный путь шли молча. Кладбищенскую тишину нарушал лишь хруст снега под ногами, здесь более глубокого, чем в городе, пение вновь усилившегося ветра да тяжелое дыхание старика. Коддус, погруженный в воспоминания, оставил Марпату позади, и, казалось, совсем забыл о нем. Марпата тоже пребывал в своих мыслях. Он вспоминал ламу Чинробнобо, родителей, которых оставил в Тибете. Здесь на кладбищенском бугре он впервые осознал, как же все-таки они были далеки от него. Вряд ли когда-нибудь он увидит их снова. От ощущения невосполнимой потери сердце защемила тоска. Сейчас и Марпата, и Коддус переживали одни и те же чувства. Один снег скрипел у них под ногами, один бугор раскинулся под ними, но шли они по этому снегу, по этому бугру, каждый находясь в своем, потерянном ими мире. Эти миры, захватив Марпату и Коддуса всецело, еще долго удерживали их в одиночестве.

…Они сидели друг против друга и пили чай. Сваренный на скудном огне из прессованных толстых чайных веток и старых листьев, приправленный коровьим молоком. Местный чай напоминал Марпате тот, что варили в его родном Тибете, из которого готовили потом тсампу. Марпата положил в чай кусок бараньего жира. Расплываясь по поверхности желтыми кругами, вкус его отдаленно напоминал Марпате вкус ячьего жира, в излюбленной пёба тсампе.

Попивая чай, Марпата неотрывно смотрел на очаг. Пляшущие языки пламени завораживали, навевая воспоминания его жизни в Тибете. В двенадцатый лунный месяц, в канун Нового года, в монастыре устраивали танцевальное шествие, чтобы изгнать злых духов старого года. Марпате нравилось участвовать в этом празднестве, полном загадочности и тайны. Живя в монастыре, он всегда знал, что и в его родной деревне, в его родительском доме тоже исполняют этот ритуал, сжигая ночью пучки соломы, вынося на дорогу старый мусор, изгоняя злых духов, чтобы затем в первые три дня первого лунного месяца встретить самый большой праздник – Новый год. Обычно он начинался, когда зацветали персиковые деревья. И ничто не сравнится с праздничным угощением пёба, с его задорными танцами и шутками.

Марпата вздохнул и посмотрел на Коддуса. Словно в подтверждение своей убежденности, что Тибет лучшее место на земле, он попросил старика рассказать ему про Хаджи-Тархан.

– Да что я могу сказать, – посетовал старик, – пожалуй, только то, что слышал от моих предков, да от людей… Говорят, очень давно эти земли принадлежали куманам, но татары отняли у куман их владения, поселились там и основали свое царство. А город, говорят, стоял в этих местах еще до похода сюда хана Бату, и назывался Аши-Тархан, что будто бы означает – «город большой, каменный». Про Аши-Тархан ходят еще и другие легенды, будто бы некий Аши, получив от своего хозяина свободу, со многими тарханами, что были у него, удалился к реке, на правой ее стороне сделал окоп и назвал его Аши-Тархан. А еще рассказывают, что поселился на этом месте благочестивый хаджа. Султан отдал ему это место в тархан, то есть беспошлинно. На этом месте возникла деревня, которая быстро выросла в город. Да что там, – вздохнул старик, – многое говорят, а кто прав, не разобрать. Говорят, двести лет назад город уже стоял. Возник, и все тут. А когда?… Какая разница! Не мог не возникнуть. Со всего света стекаются сюда пути, – подумав, добавил: – …и болезни.

И правда, черная смерть, что унесла жизни близких старика Коддуса, возникла в те страшные годы за Тибетом – на краю земли. Через Хорезм, Китай, Индию пробралась она и в Хаджи-Тархан, чтобы, алчно пожрав многие жизни, удалиться вдоль азиатского побережья Эгейского моря в Египет, в Сирию, а затем перекинуться на земли Святой Руси.

Марпата снова уловил в голосе старика горькие нотки. Еще не стерлись из памяти утреннее посещение кладбища и рассказ Коддуса о его семье. Опять молчание наполнило землянку. Только потрескивали сучья. Только пламя, возобладав над сыростью горящих поленьев, разгоралось все сильнее, наполняя землянку теплом.

Золотой Трон

Подняться наверх