Читать книгу Исправленному верить - Марина Махортова - Страница 6

В темноте что-то противно колет мне щеку. Мотаю головой и в нос лезет запах гари от толстого волосатого одеяла. Или это не одеяло, а солдатская шинель? Тело мое болит, словно избитое. Какой же сегодня день? Или еще ночь? С трудом поднимаюсь и пробую встать. Доски или какие-то ящики, на которых я лежу, трещат и шатаются. Где-то далеко в темноте передо мной светится огонек и я, медленно передвигая ноги, иду на свет. Меня знобит от промозглой сырости подвала, в котором я вдруг очутилась. То, что я попала в подвал, понятно не только из-за холода и темноты, а еще потому, что я вижу низкие кирпичные своды и кладка их старая.

За шатким столом, похожим на кухонный, спит, положив голову на руки, девочка, закутанная в большой платок. На столе горит коптилка – жестянка с каким-то вонючим жиром или техническим маслом. Я пристраиваюсь на обломанный венский стул, что стоит рядом и, держась за стол, наклоняюсь к девочке.

– Послушай, эй! Взрослые здесь есть?

Девочка тихо стонет, но потом открывает глаза и бессмысленно глядит на меня.

– Что, пора? – она снова роняет голову на руки.

Я легко постукиваю ее по плечу, девочка вздрагивает и просыпается окончательно.

– За время дежурства происшествий не было. Я только минуточку поспала. – виновато говорит она.

Девочка худенькая, маленькая, а глаза взрослые, усталые.

– Да я тебя не ругаю, что ты. Мне бы узнать, где я нахожусь и почему? – говорю я.

А еще, хорошо бы узнать, какой сегодня день? И год тоже, думаю про себя.

Девочка вглядывается в мое лицо, трогает бледной ручкой, больше похожей на лапку, колючую шинель, что я накинула на плечи, и облегченно вздыхает.

– Так вы та тетенька, которую мы с тетей Лизой откопали? Вас при обстреле сильно контузило, это тетя Лиза сказала. И еще кирпичами засыпало. Тетя Лиза сама вам голову щупала, там рана есть, но не очень большая. Крови мало. Еще она смотрела руки-ноги, все целое. Вы, наверное, очень здоровая и питания хорошего, скоро поправитесь. Только тащить вас тяжело.

– Контузило… При обстреле… – я трясу головой, но затылок совсем не болит. – Не понимаю!

– Так я и говорю, контузия. Вас как зовут, помните? Документов-то при вас не было. Одеты нарядно, даже чулочки тоненькие. Духами от вас пахнет, тетя Лиза сказала. Только пальто на вас не было, и платка на голову, и валенок. А ведь снег выпал и ночью подморозило. – с недоумением смотрит на меня девочка.

– Ты Аня, да? Которая с носилками? – тупо глядя на коптилку, спрашиваю я.

– Ну вот, я же говорила, вспомните. При контузии так бывает. Вас тошнит, наверное. Вы посидите, если лежать не можете, я кипяточку налью, согреетесь. А тетя Лиза придет, домой вам дойти поможет. – объясняет мне со взрослой рассудительностью Аня.

– Это что, бомбоубежище? – я осматриваюсь и то, что я вижу, мне очень не нравится. – Я в кино такое видела, в фильме «Балтийское небо».

– В кино? – Анечка непонимающе смотрит на меня, потом зябко обхватывает себя руками. – Ах, ты батюшки! Сильно вас стукнуло. Когда на носилки затаскивали, вы тоже что-то про кино говорили. А может, вы артистка, только не помните? Про кино, да про немцев все бормотали. Ну, точно, артистка! Как я не догадалась! – она хлопает себя по острой коленке.

– Ну, да! Артистка погорелого театра! Только роль мне нынче не по плечу будет, не справлюсь. – я без сил откидываюсь на шатающемся стуле.

– Сейчас время такое, потерпеть надо. Каждый день бомбят и обстреливают. Как в сентябре началось, так и не кончается. И пожары везде. Самый большой пожар я на всю жизнь запомню: огонь прямо до неба был, когда склады Бадаевские горели. Люди плакали, а погасить не могли, без воды, без пожарных машин. И, еще я видела, как вспыхнули «американские горы» у народного дома на Петроградской стороне. Но жальче всего мне раненую слониху Бетси в зоосаде. Она, когда умирала, всё время трубила от боли. Мне тетя Лиза рассказала, я очень плакала с горя. А ваш театр, если погорел, так что ж? Сами живые и радуйтесь. – строго говорит Аня, ставя на стол кружку с кипятком.

Пошутила, что называется, про артистку. Ребенок мне про войну объясняет! Беда. Теперь нужно думать, как мне тут выживать. И нужно точно вспомнить, с чего все началось, тогда я пойму, как вернуться назад.

– Анечка! Давай, я сама попробую сходить домой и посмотреть, как там. Вдруг, моя квартира уцелела? Если все плохо, я вернусь сюда. Мне бы понять, где это ваше бомбоубежище. Ведь далеко меня донесли не могли, раз я тяжеленькая, правда? – с улыбкой предполагаю я.

– А вы точно дойдете? А то, тетя Лиза заругается, что я вас отпустила. – девочка морщит лоб, затем важно говорит – Без валенок нельзя, я вам сейчас поищу. Это хорошие валенки, только большие, дворника дяди Васи. На прошлой неделе, может слышали, от бомбы дом тут рядом на Кирочной как подпрыгнул. Одна стена рухнула и парадная лестница тоже. Вот и убило дядю Васю. Он дежурил, предупреждал, чтобы люди не проходили там, где упала бомба. А валенки его остались и ушанка тоже. Вам шапка нужна?

– Давай Анечка валенки, шапку и спасибо тебе. Чего мне тут вылеживаться, надо идти. Только, скажи куда. – решаюсь я.

– Мы вас забрали с Чайковского, это две улицы нужно насквозь пройти. Точно дойдете? Наше убежище прямо под собором Преображенским. Оно большое и надежное, стены толстенные. Здесь 500 человек помещается. Мы очень стараемся поддерживать положительную температуру в помещении. Тетя Лиза говорит, что это очень важно. У нас и кипяток имеется, и запас медикаментов, и можно переночевать. – с гордостью произносит моя маленькая спасительница, помогая мне выбраться наверх.