Читать книгу Пьесы для провинциального театра - Марина Нагайцева - Страница 9

Елена

А в Ванином домишке большой семье развернуться негде, всего одна комната.

Дом достался ему от родителя, Фёдора Степановича.

Он рано из жизни ушёл – в двадцать лет, совсем пожить не успел, вот и сына не увидел. Ваня родился после его смерти.

Фёдор появился в жизни матери случайно. И во всём был виноват этот дядя Саша!

Сказал как-то сестре:

– Лен, я поеду на мельницу, повезу зерно. Поедешь со мной? Посмотришь, как муку делают из нашей пшеницы.

– Отчего ж не поехать? Конечно, поеду! – обрадовалась Елена.

Приехали, телегу во дворе поставили, ждут, когда рабочие начнут мешки сгружать.

Тут и вышел к ним Фёдор. И сапоги, и одежда, и фартук, и сам он в муке: белая пыль осела и на его лице, и на волосах.

А Лена на язык острая, тут же и давай смеяться:

– Ой, Дед Мороз какой симпатичный! Заиндевел весь!

– Отогреешь, красавица? – не растерялся парень.

– Попробую, Дедушка!

Вот и попробовала. Начала тайком на свиданки бегать к нему.

Прознал про это отец и говорит:

– Ты, Лена, фамилию нашу Просянкинскую не позорь! Коли полюбила парня, давай свадьбу сыграем. А коли не хочешь замуж, больше не встречайся с мельником.

Она хотела замуж, и Фёдор вскоре просватал её. К свадьбе готовиться начал: домишко купил.

Да только не суждено было им законными супругами стать.

Собрались на Красную горку весёлую свадебку справить, да прямо перед свадьбой оборвалась верёвка у подъёмника, и тяжёлый мешок с зерном полетел вниз, прямо на Фёдора, в мгновенье ока шею ему переломил.

А в ноябре Елена родила сыночка Ваню.

Беседа

Пока парни увлечённо играли в лото, Павел Алексеевич и Пелагея Ивановна беседовали с дочерью.

– Недолго осталось нам жить в Петровске. Сегодня председатель подписал протокол о принудительном выселении нашей семьи. Слава Богу, ты и Ваня в списках на выселение не числитесь. Значит, не тронут. Вот деньги, чтобы вы не голодали. А в этом пакете все наши семейные сбережения. С собой брать не дозволяют, отнимают всё. Храни их, Лена, до нашего приезда.

– Доченька, спрячь их подальше, а лучше в пальто зашей, в подкладку, так надёжнее будет.

– А как же вы совсем без денег поедете?

– Лена, за нас не беспокойся, продержимся. На год или больше высылают, никто не знает пока. Живы будем, вернёмся в Петровск, – пообещал отец.

Елена Павловна плаксивой отродясь не была, а тут не сдержалась: взрослая-то взрослая, только страшно на свете без родителей, без их поддержки, заботы и любви.

Словесные перепалки и шутки младших детей немного отвлекли от грустной темы разговора.

– Дедушка и бабушка, идите к нам! – позвал Ваня.

– Поздно уже, спать пора. Будет день, и будут игры. Тебе, Ваня, в школу завтра рано вставать, – отчитала Елена сына.

– Мам, ну, пожалуйста! Разреши нам последний разок всем вместе сыграть!

– Ладно, уговорил ты нас, Ванюша! Так и быть, сыграем.

Павел Алексеевич и Пелагея Ивановна присоединились к юношам, играющим в лото.

Классовая сущность

Рабочий день особой комиссии начинается спозаранку.

В половине шестого утра к дому Вани подъехали уполномоченные.

– За Просянкиными пришли, открывайте! – раздался их голос с улицы.

– Вы ошиблись, это дом Мазанова Ивана, моего сына, – ответила Елена непрошенным гостям.

– Мы не ошибаемся, гражданочка! Пусть сам выходит, не то хуже будет.

– Да уж куда хуже-то? Хуже некуда, чем по чужим домам шляться, – съязвила Елена.

Её отец и мать, одетые и готовые к отъезду, вышли на улицу и покорно двинулись к подводе.

– Ну, вот и Пал Ликсеич с супругой изволили! А говоришь, ошибочка вышла?!! – бросил слова на ветер член комиссии, потому что Елена вошла в дом и закрыла за собой дверь.

– Поехали! – скомандовал Павел Алексеевич.

– Не спешите уж так, Пал Ликсеич! Ещё сынков Ваших забрать надо.

– Александра и Василия нет в списках на раскулачивание!

– Вот у меня в руках справочка, Пал Ликсеич, в ней сказано, что в избирательных правах всем вам отказано, в списке лишенцев оставить, все члены кулацкой семьи Просянкиных должны быть выселены за пределы Петровска.

Сопротивляться было бессмысленно.

Павел Алексеевич зашёл в дом и вернулся с Александром и Василием.

Заплаканная Елена выбежала провожать родителей и братьев.

– Ленка, да не грусти ты! Одолеем их вместе, раздадим всем по чести! Будет когда-нибудь и на нашей улице праздник! – крикнул на прощание Саша.

– Гореть в аду синим пламенем всем мучителям нашим! – ответила Елена.

Второй класс Ваня Мазанов так и не закончил.

Сначала закрыли церковно-приходскую школу, в которой он учился, а вскоре им с матерью пришлось покинуть дом.

Особая комиссия исправно исполняла директиву и после очередного заседания вынесла решение ещё тщательнее проверить оставшихся в Петровске жителей.

Таким образом, всплыло прошлое Мазановой Елены, в девичестве Просянкиной, и определена классовая составляющая её сущности.

В тот день, когда это было просчитано и осмыслено, за ней и пришли.

– Одевайся, выходи! – скомандовал ей представитель комиссии.

– Это ещё почему? – разозлилась Елена.

– А потому, что ты – кулацкая дочь! Просянкина Павла. И подлежишь выселению как член его семьи. А дом этот с сегодняшнего дня принадлежит народу.

– Какому такому народу понадобился старый домишко? Тебе что ли?

– Будешь сопротивляться, это учтётся, – многозначительно пообещал инспектор.

– Иди, угрожай своей жене, она тебе мигом всё учтёт! Холуй!

Дерзкие ответы Елены не пришлись по душе уполномоченному, и он рассвирепел.

– Даю тебе пятнадцать минут на сборы. После этого начну действовать по уставу.

– А ты подумал, как я в доме сына одного оставлю? Или мой Ваня тоже народу достаётся вместе с домом?

– Сына с собой забирай, нечего ему тут делать!

Елена только улыбнулась. Она уже знала, как поступит.

Потеплее одев Ваню, она обмотала его поясницу пледом, а сверху закрепила двумя пуховыми платками, точно так же укуталась и сама. – Мама, зачем нам много платков? – спросил Ваня.

В неизвестность едем, сынок. Вдруг холодно там, платки всегда выручат, я же их из козьего пуха вязала.

– Сказано же, вещи с собой не брать. Что это ты снеговика из парня сделала? Чай, весна на пороге, – возмутился член комиссии.

– А, может, мы на Северный Полюс собрались?!! Помогите лучше ребёнку залезть на подводу, а я мигом, только печь потушу, – ответила Елена, а сама вернулась в дом.

Она подошла к печи, выхватила совком тлеющие угли и разбросала их по комнате. Потом облила все полы керосином, чиркнула спичкой и выбежала на улицу.

Они уже отъехали на приличное расстояние, когда в небо взметнулся чёрный столб дыма.

– Мама, смотри дым повалил! Видать, наш дом загорелся, – испугался Ваня.

– Бездомным пожар не страшен, сынок!

Горячка

Комсомолец Василий Пильганов провёл в горячке целый месяц.

– Остыл сильно, воспаление у него, – сказал доктор и прописал мальчику покой и тёплое питьё.

Мать неотлучно сидела у кровати сына, протирала влажным полотенцем лоб, поила водой и отварами, меняла постель и рубашки – в поту был он.

Василию снилось лето и бескрайнее поле душистых роз: там, среди неземной красоты, улыбалась ему Паничка. Она держала за руку крошечную дочку в беленьком платье.

Василий бежал к ним изо всех сил, но ноги не слушались его.

Тогда он превратился в облако и поплыл над лесами и реками, крича, что есть мочи:

– Пааа – ня, Панич- каааа!

– Васенька, сынок! – откуда-то издалека донёсся ласковый голос матери.

– Мама, где я?

– Ты дома! Поправляйся скорее!

За время болезни Василия произошли изменения: мельницу отобрали, его отец остался без работы, а в доме бывших купцов Просянкиных разместили совхозно-колхозный театр.

Больше Василий Пильганов не посещал собрания, из комсомола он добровольно вышел, а вскоре насовсем уехал из Петровска.