Читать книгу В овечьей шкуре - Марина Павлова - Страница 6

Что приносит смерть в нашу жизнь?! Скорбь?! Разочарование?! Злость?! Рождение чего-то нового или открытие новых возможностей?! Может, она нас просто хочет подтолкнуть к чему-то особенному, забрав самоё ценное, заставить нас найти ещё что-то более важное?! Или просто стереть нас, как карандаш с листа бумаги?! У каждого ответ свой. Они разные, но каждый скажет, что это боль. Боль, которая проходит только со временем. Но правда всё равно не измена: душевные раны не имеют свойства заживать.

Я не смотрела на время, которое безудержно наматывало круги по циферблату, я просто сидела в большом красном кресле, поджав ноги к груди. Соседка бегала по кухни, обзванивая всех своих знакомых. Она старалась говорить тихо, но её волнующий голос прорезался в самую глубь моего разума. Я склонила голову себе на колени и закрыла глаза. Мысли ядом отравляли мою голову, и как только глаза закрывались, тут же возрождались тягостные картинки прошлого. Я вспоминала, как сидела у себя в комнате и услышала крики. Мой отец кричал на Лизу. Я спустилась посмотреть, что произошло. Мама стояла возле кухни, прикрыв ладонью рот и с опаской наблюдала за отцом. Он громко кричал, что приличной девушке нельзя так наряжаться как одета Лиза и что парфюм, который она использовала, только соблазняет Дьявола и его демонов. Я посмотрела на сестру. На ней была юбка, что прикрывала лишь колени, и кофта с коротким рукавом. Подойдя поближе, я услышала сладкий аромат её духов. Это были те духи, что она нашла с одноклассницами в читальном зале. По-видимому, их забыла одна из учительниц. Моя сестра выглядела обиженной. Она молча опустила глаза вниз, после чего перевела взгляд на маму. Та лишь помотала головой в сторону, чтобы она не заводила отца ещё больше этим бессмысленным спором. Но вдруг она подняла свои глаза, в которых была ненависть и непонимание, почему же именно она на этом месте.

– Я не твоя жена! Я молчать не стану! – резко завопила она, как тут же тяжелая рука отца вознеслась в воздух и со звоном прошлась по её щеке, оставляя красный след.

Я приоткрыла рот от удивления и страха, что это происходит передо мной. Мать лишь отвернулась, вытирая свои слезы. Отец, сам того не ожидая, открыл рот в безмолвной тишине, пытаясь что-то сказать, но не находя нужных слов, просто смотрел глазами полными сожаления. Сестра, как ветер, подхватив курточку, выбежала во двор. Я метнулась за ней.

– Не надо… – сказала она, остановившись у калитки. – Он остынет, и я вернусь. Это он ещё не видел этого на мне. – Горько усмехнувшись, Лиза дотронулась до цепочки на шее.

На цепочки рядом с крестиком был ещё зацеплен небольшой кулон. В глазах сестры стояли, застывшие камнем, слезы. Обиженная и униженная, она направилась в сторону остановки. Я застыла на месте, не зная, что мне делать: последовать за ней или просто ждать.

И каждый раз себе напоминая, что, поступив бы я иначе, я втыкала в себя невидимую иглу боли. Почему-то мысли о том, что если сказать тогда другое или поступить иначе, а может просто больше времени проводить с тем человеком, то сейчас было бы легче: такие обнадеживающие мысли облегчают эту боль. Но оглядевшись по сторонам, всё равно всё остается по-старому, и с этим исходом приходится только мириться.

Пока я сидела у соседки, то узнала, что моего отца забрала полиция. Они будут выяснять при каких обстоятельствах произошел, как она выразилась, «этот инцидент». А ближе к вечеру приехала моя тётя Дарья, сестра моего отца. Она забрала меня к нам в дом. Я редко её видела, отец почти с ней не общался, но, кроме неё, у нас больше не было родственников.

Дарья взволнованно бегала по кухне. Она готовила мне чай с молоком, рис с овощами и выставляла на стол передо мной разные сладости. Она всячески пыталась меня отвлечь, пока вдруг не поняла, что я слишком апатично отношусь к её положению и мои мысли о другом. Она села передо мной и сложила руки на столе. Ее пристальный взгляд впился в меня, я, почувствовав это, посмотрела в ответ.

– В жизни так бывает, милая… И мы, к сожалению, ничего изменить уже не сможем, – грустно протянула тётушка.

Я лишь кивнула в ответ. Мне до сих пор не верилось, что за этим столом сидит совсем другой человек – не моя мама. И уже она больше никогда не зайдет в эту кухню, не скажет мне доброе утро. Этого никогда не будет. Я осталась совсем одна. Я осталась с ним. Мог ли этот человек гордо называться мужем и отцом?! Мог ли он утверждать, что сделал всё, что было в его силах?! Мог ли он в тот вечер, от злости и унижения, последовать за моей сестрой?! Такие мысли меня очень испугали. Я, не понимая сама от чего они лезут в мою голову, закрыла ладонями лицо, пытаясь прогнать их из головы. Я думала об этом всего лишь раз. Но это было так реально, что меня затошнило. Я ушла к себе в комнату, моя тётя только проводила меня взглядом.

Прошел ещё один мучительный день. Отец пришел лишь раз. Он переоделся и, забрав с собой какие-то документы, направился обратно в полицейский участок.

Порицание снизошло на нашу семью. Его не было видно или слышно, но оно чувствовалось в каждом взгляде знакомых, в каждом слове про соболезнование. Все знали, что это был сложный выбор для неё, но и все знали, что этот выбор она не имела права совершать. Её жизнь не принадлежала ей, а она так гнусно с ней расправилась. Все мои мысли заполнились только об этом, и мне самой не верилось, что я начинаю видеть в этом безмерную дерзость над Создателем. Самоубийство расценивается по-разному: у кого-то это жест храбрости, а у кого-то это отчаянный шаг навстречу безмерной пропасти, что ведет в ад. Я не знала, как расценивать её поступок. Что ей мешало тогда подумать обо мне?! О чём она тогда вообще думала?! Я себя тешила, что последние её мысли были о Лизе, о скором воссоединении. Но так ли оно будет?! Действительно ли существует рай и ад?! Или может только рай?! Для неё, я знала точно, рай навсегда останется слишком непостижимым. Их не отпевают, за ними не скорбят, их не целуют в последний раз, сорокоуст не исполняется и не предусмотрена поминальная панихида. Они просто однажды исчезли. И однажды о них забыли. Но так ли на деле?! Я не впервые испытала скорбь, но я впервые испытала страх за душу мне родного человека. Ушла ли она от меня или всё ещё смотрит, как по ней тоскуют?!