Читать книгу Странствующий оруженосец - Марина Смелянская - Страница 13

Весь день Мишель пролежал в постели. Это обстоятельство невероятно злило Мишеля: первый настоящий поединок, не игрушечные турниры с соседскими баронетами, а честный бой… и на тебе, по нужде без посторонней помощи не сходить! Позор! Но как не распекал он себя за немощность, все попытки самостоятельно передвигаться заканчивались приступами головокружения, а иногда и рвотой. После таких неудач Мишель впадал в злобную раздражительность, рявкал на Жака и отказывался пить отвары Мари, один противнее другого, которыми она его добросовестно пичкала. К концу следующего дня он уже мог вставать сам и решительно отказывался от услуг Жака – перебирая руками по стенке, выходил во двор самостоятельно.

Постепенно прояснялась память, словно облака с неба после грозы, сходили с прошлого темные пятна. Всплыла из забвения и небывалая ночь снов наяву. Обнаружив это воспоминание, Мишель заново пережил заключительное чудо любви и по-прежнему не знал, было это на самом деле или являлось лишь отражением мыслей Мари в его воображении. Да и вообще такие сны бывают от длительного воздержания, чего в последние несколько месяцев в жизни Мишеля отнюдь не наблюдалось. Он хорошо помнил яркую нравоучительную проповедь отца Фелота, которую он сам же позже назвал «нраворастлительной» – реакцию на первое признание Мишеля в грехе прелюбодеяния. В ней, в числе прочего, рассказывалось об искушениях, являющихся молодым монахам во снах чуть ли не каждую ночь, и Мишель только хихикал – конечно, будет тебе сниться, если годами плоть усмирять…

Нет, без сомнения, все было на самом деле, просто Мари опять скрылась под одной из своих масок – была сдержанно заботлива и упорно обращалась к нему «сир». Зачем? Разве он причинил ей зло? Или Жака стесняется… Мишель твердо решил все прояснить.

Был теплый солнечный вечер, легкий ветер приносил запах холодной влажной земли и смолистый дух раскрывшихся почек. Деревья и кусты покрылись нежной зеленой дымкой проклюнувшихся листков, между корней, как белые островки снега, виднелись подснежники, выросшие естественно, без колдовства… Мишель долго сидел у порога, прислонившись к дверному косяку, вдыхая свежий воздух и слушая возбужденный птичий гомон. Мимо него прошел в сторону сарая Жак со скребницей в руке, не забыв справиться о самочувствии и спросить, не надо ли чего. Подходящий момент… Мишель медленно поднялся, переждав головокружение, поплелся к постели. Когда, спустя некоторое время Мари вошла к нему с очередной порцией пахучей травяной смеси, Мишель протянул руку и положил ладонь на талию девушки. Та вздрогнула, будто ужаленная змеей, резко отстранилась, расплескав настой, и глухо проговорила:

– Сир, я вижу, вы совсем поправились…

– А что такое? – невозмутимо спросил Мишель, поймав Мари за руку, попытался подтянуть ее к себе, но она вновь вырвалась, со стуком поставила кружку на табурет и убежала.

Вот змеюка! Мишель со злостью ударил кулаком по перине. «Ишь ты – пальцем тронуть ее нельзя. Да кто она вообще такая, чтобы ломаться тут передо мной, баронским сыном? Вот сейчас встану, схвачу в охапку да в постель, и пусть пикнуть попробует! Строит из себя сказочную принцессу, а сама в хлеву живет… Ух, ведьма, одно слово – ведьма!»

Немного поостыв и сделав пару глотков из кружки, Мишель направил свои мысли в иное русло. А что если Мари… стыдится, что ли, себя самой? Она необычна, не такая, как все, и, сознавая это, боится показаться обыкновенной деревенской девицей, для которой верх счастья – завести ребенка от благородного. Вот и обращаться с ней нужно иначе. Вдруг она сама – дочь благородного?

Мишель с интересом ухватился за эту неожиданную догадку. Такое вполне возможно – проезжал через лес какой-нибудь рыцарь, раненый или просто уставший, набрел на лесную избушку, где жила мать Мари, остановился у нее, ну и так далее. Потом отправился дальше, а спустя положенный срок появилась на свет Мари. Сколько баллад имеет именно такой сюжет! Вот откуда у нее такой независимый нрав, гордость, разумная речь – благородная кровь дает о себе знать. А я ее – в постель…

Мишель допил отвар, некоторое время полежал, прислушиваясь к шагам Мари за занавеской, и, наконец, решился позвать ее. Она сразу же вошла и остановилась, не приближаясь к постели.

– Мари, прости меня, – Мишель заговорил первым, потому что девушка сохраняла каменное молчание, ожидая его приказаний. – Я опять ошибся, ты ведь меняешься каждый миг…

– Не понимаю, о чем вы говорите, – пожала плечами Мари, наматывая на указательный палец кончик косы и не поднимая на Мишеля глаз. – Я простая крестьянская девушка…

– Да нет, – перебил ее Мишель. – Меня не обманешь. Думаешь, я ничего не помню? Как ты «рассказала» мне про свою мать – усыпила и приснила все, что не могла поведать словами; как пришла ко мне ночью, и что было потом. Или ты надеялась, что я забуду такое? Зачем ты это сделала?

– Не знаю, – совсем тихо сказала Мари.

– Ну вот, – с легкой обидой в голосе сказал Мишель. – Ты же не безумная, в конце концов…

– Не знаю, – повторила Мари.

– Сядь сюда, ко мне, – Мишель положил ладонь на постель. – Не бойся, я ведь обещал тебе, еще тогда.

Мари послушалась, присела на краешек ложа. Опять она замкнулась в себе, будто улитка в раковине, подумал Мишель, опять придется вытягивать из нее по слову… Не хочет она довериться мне.

– Ты что-нибудь знаешь о своем отце? – спросил он, не надеясь получить ответ (разве что в каком-нибудь увлекательном сне), но Мари неожиданно начала рассказывать:

– Мама никогда не говорила мне о нем, даже когда я настойчиво выпытывала. Тогда я придумывала о нем разные истории, одну необыкновеннее другой. Я всегда чувствовала себя отличной от других детей, иногда в чем-то ущербной, иногда – наоборот, одаренной, и потому мне хотелось думать, будто мой отец был благородным, ведь так часто бывает, когда отец неизвестен. Как-то раз я рассказала маме одну из своих сказок о нем – про прекрасного рыцаря, отправившегося в Святую Землю и погибшего там в схватке с сарацинами, и она глубоко задумалась, весь вечер почти не говорила со мной, а ночью я слышала, как она тихо плачет. Однажды, уже после ее исчезновения, я нашла несколько досок с вырезанными на ней рисунками…

– Да, я видел, – Мишель вспомнил две длинные доски, висевшие над камином. На черненой поверхности тонким резаком были выведены белые рисунки: на одной доске – черноволосый рыцарь по пояс, со шлемом в руке, а на другой – могильный холм с воткнутым в него мечом, а над могилой склонилась женщина… Поначалу сюжеты показались странными, но теперь угадывалась связь. К тому же, у девушки были длинные белые волосы.

– Есть еще, если вы не против, я покажу, – сказала Мари и, не дожидаясь ответа, вышла. Минуту спустя она вернулась, держа в руках несколько маленьких, размером с ладонь, досочек. Мишель долго рассматривал картинки, по сюжетам повторявшие те, что висели на стене: все тот же статный рыцарь и та же могила с мечом вместо креста. Разве что позы и одеяния персонажей менялись, а на одном из резных рисунков Мишель без труда узнал лицо женщины, виденное во сне. Несколько рисунков были незакончены – вырезаны только лица, одежды намечены контурными линиями. Лишь на одной доске была изображена олениха с детенышем, и отдаленный силуэт оленя с ветвистыми рогами, плавно сливавшимися с узорчатой листвой деревьев.

– Выходит, ты угадала? – возвращая картины Мари, спросил Мишель.

– Наверно, – сказала Мари. – А, может быть, и нет.

– Я думаю, угадала, – решительно произнес Мишель. – Я ведь тоже подумал, что ты не простая крестьянка. Говоришь ты умно, красивая – многие благородные дамы бы от зависти умерли, пощечину вот мне залепила.

– И еще залеплю, если захочу, – лукаво усмехнулась Мари. – Что ж, теперь мне делать, благородной такой? Пойти к какому-нибудь барону в замок и сказать: вот, дескать, я дочка крестоносца, дайте мне пожалуйста денег, я велю построить замок и буду жить там… Всяк сверчок знай свой шесток, сир. Лучше я буду жить себе в своем домике…

– И проезжих баронетов совращать, – Мишель взял Мари за руку, и та не стала сопротивляться. – Ну, и что же ты недотрогу строишь из себя?

– Я проверяла вас, – просто ответила Мари. – Хотела узнать, отнесетесь ли вы ко мне, как к…

– Как к шлюхе? – докончил Мишель и вдруг громко расхохотался. Мари, тоже засмеявшись, закрыла ему рот обеими ладонями, но он, схватив ее за запястья, проговорил сквозь смех:

– Лучше бы ты заткнула мне рот более приятным способом!

Мари быстро глянула на занавеску, замерла на секунду, прислушиваясь, и крепко поцеловала Мишеля прямо в губы.

– Вот так? – спросила она, выпрямившись и приглаживая растрепавшиеся волосы. Щеки ее раскраснелись, глаза блестели, – Мишель понемногу стал узнавать в ней ту, ночную Мари.

– Замечательно! – выдохнул он. – А скажи-ка мне, скольких же доблестных сиров ты принимала в своей избушке?

– Никого я не принимала, – Мари в притворной обиде надула губки. – Тут постоялый двор недалеко, да и замок барона де Бреаля. И потом не каждый же меня спасал от Жана…

Дверь скрипнула, – в дом вернулся Жак и позвал Мари. Та стремительно вскочила, быстро оправила платье, схватила кружку и вышла.