Читать книгу Я здесь живу - Евгения Басова, Мария Ботева - Страница 20

Евгения Басова
Открытые окна
19. Всё видно-слышно

Оглавление

Анна Ивановна во дворе была. Увидела нас – руками замахала:

– Ходите, где не нужно! Вот вас собакинские-то и отделали…

И смотрит на Лёнчика, чтоб он подтвердил: нечего далеко от дома уходить!

Лёнчик смешался:

– Это не собакинские, баб Ань… Мы же не знали…

Хозяйка поглядела озадаченно. Спрашивает Костю:

– Так что ж вы не сказали, что вы не собакинские?

И велела нам с ним в доме сидеть.

Лёнчик на свою работу пошёл.

Хозяйка тоже выскочила за калитку. И сразу вернулась с какой-то женщиной. Та прежде всего велела нам звать её «тёть-Светой», а после принялась ногу мою ощупывать.

Я сморщилась – думала, она сейчас её мять начнёт. Но тетя Света пробежалась по моей ступне и по лодыжке лёгкими пальчиками и сказала:

– Через день-два снова будешь прыгать.

И попросила у хозяйки лоскут, чтобы потуже перебинтовать.

Пока она бинтовала мою ногу, мама вернулась из Собакина. Сразу заахала, стала теребить меня и Костю. Спрашивает у хозяйки:

– Как думаете, есть смысл сходить к родителям этих хулиганов? Или там родители такие же, как дети?

Анна Ивановна плечами пожимает.

– Что родители? У Лёнчика родителя доставили прошлой осенью – в гробу. Макар Михалыча. На стройке, говорят, с лесов упал. В город на стройку наши подряжаются, до́ма не больно заработаешь…

Но маму ей так сразу не разжалобить. Она спрашивает:

– А мать у него есть? У Лёнчика вашего? Кто-то же отвечает за него?

Хозяйка ей:

– Да Лёнчик сам и за себя, и за мамку отвечает. Двое их с мамкой-то…

Наша мама теряется:

– А остальные, кто их бил… Нельзя ведь, чтобы это осталось безнаказанным!

Я тогда встреваю:

– Мама, мы ведь все помирились!

И Костя за мной:

– Мы помирились!

А мама – сердито ему:

– Ты на сестру погляди! Приехали на отдых! Мало того что исцарапанная вся, так ведь ещё и хромает теперь – какой-то негодяй толкнул…

Наша хозяйка маме обещает:

– Без наказания точно не обойдётся. Выпорют кое-кого, уж как пить дать, выпорют. Малинины с дедом живут, Шурка и Катька. У деда характер незлобивый, ласковый. Так, пожурит… А вот Серёге Ужову отец, не сомневайтесь, всыплет по первое число.

Но маме хочется, чтоб было наверняка. Она волнуется:

– А кто же его отцу расскажет?

Тут и хозяйка наша, и тёть-Света – обе усмехаются.

– В деревне, – говорит хозяйка, – и рассказывать ничего не надо. В деревне и так всё видно-слышно…

Тёть-Света вторит ей:

– Так, так! Ужовы в соседях у меня. Ирина у своего Серёги уж выясняла: что ж не спросили – наши, не наши ли? Написано, что ли, на тех ребятах, что они собакинские? На ваших-то… – кивает она маме.

А мама не понимает:

– А при чём здесь – собакинские? Тех, что ли, можно бить?

Анна Ивановна смеётся:

– Так наши-то с собакинскими всю жизнь воюют. А теперь ещё и какой пруд им сделали! Ваше как раз хозяйство постаралось. Опытное! А нашим ребятишкам, может, тоже хочется – на жёлтый песочек… Вида не подадут, ан хочется, чтобы по-городскому – пляж.

Тёть-Света добавляет:

– Да и до пляжа всяко было… Спокон веку. Как вырастают – невест берут: липовские – в Собакине, а собакинские – в Липовке. А пока ребятишки – бьются…

Мама поморщилась. И гостья стала её утешать:

– Но вы не волнуйтесь, Ирина уже знает, как вышло у них. Всё выведала у мальчонки. И отец не сегодня-завтра приехать должен, Вадим Петрович. Так тот и всыплет ему, тот разговаривать не будет…

– Всыплет, всыплет, – обнадёжила её и Анна Ивановна. – Он как приезжает домой из города, так его сразу всей деревне и слыхать. Серёга объявляет.

Я спрашиваю:

– А как он объявляет?

И обе они, наперебой:

– Так ведь Серёга – сразу и в рёв, да на всю деревню!

– Отец-то его наездами воспитывает, вот и всем слышно…

Я вспомнила Серёгу, как он взмахивает огромными ресницами и смотрит глупо-глупо. Как маленький. Он что, знал уже, что ему одному за всех влетит?

Поздно вечером, когда мы трое спать укладывались, мама вздохнула.

– Скоро уже домой. А завтра сидите во дворе, на улицу ни шагу.

Я здесь живу

Подняться наверх